– А то, что клевер перед дождем наклоняет свою головку и как бы прячет ее в верхние листья. Глядите.
– Ни че не вижу.
– Никогда не обращал внимания.
– Зато я прекрасно это знаю.
– Алексей, ты такой умный, аж противно. Тебя уже убивать пора.
– Не противно, а завидно. Верно?
– И завидно. Но еще больше – противно.
– Хочешь, секрет открою?
– Ну?
– Я перед вылетом умную книжку прочитал. Называется она: “Туристу о растениях“. Я по дороге хотел в Шмаковку к дружку заехать на пару суток, по тайге полазить. Интересно же.
– Ну и как? Заехал?
– Заехал. Только дружек уже отошел в мир иной. И там ждет меня.
– Ничего. Потерпит. У него теперь времени этого завались. Как и у нас, впрочем.
– На счет нас не согласен. Подготовлюсь я лучше к дождю.
– Ну, давай, давай.
– Лучше ты через сутки надо мною посмеешься, чем сожалеть о потерянном огне. Максим, укрой аккумулятор, пожалуйста.
Под навесом из остатков корпуса вертолета я вырыл куском пропеллера продолговатую яму. Уложил дно и бока камнями. Андрей подкинул мне пару больших камней.
– Алексей, гляди – вот камень и вот камень. Какая разница? Можешь не отвечать, так как вопрос риторический. Этот плотный, монолит. А этот явно пористый. Пористый камень при нагреве может рвануть, как граната. Поэтому перед обкладыванием их надо проверять – постучать один об другой. Если в камне есть полость, особенно наполненная жидкостью, то жидкость при нагреве будет расширяться быстрее, чем толща камня, то есть будет взрыв. Может и не убьет, но хлопот прибавит.
– А я как-то не подумал об этом.
– Не ты первый. Просто ты в походы не ходил. На природу и в поход – разные вещи.
– Теперь я понял.
– Да. Век живи, век учись.
– И дураком помрешь.
– А ты что хочешь? Абсолютное знание только у Бога.
Потом я на камни набросал старых углей из действующего костра и всякой деревянной мелочи. Взял прутики потолще и заточил их концы множеством заусенцев. По обеим сторонам костра положил вязанки дров, стянутые по краям. Сверху, крест-накрест, другие, чуть покороче. Получилась своеобразная пирамидка. При горении угли будут сваливаться в канавку, а пирамида будет становиться меньше и при этом не разваливаться. А длинную яму я сделал для того, чтобы троим сразу, можно было греться, если в дождь похолодает. После этого я максимально забил площадь сухими дровами.
– Алексей, а сидеть-то где мы будем? – поинтересовался Андрей.
– Андрэ, ты Эзопа читал?
– В школе.
– Понял. Кто не читал – рассказываю, кто забыл – напоминаю. Как-то Эзопу потребовалось добраться из одного города в другой. А между ними, то ли пустыня была, то ли разбойники. Неважно. Решил он “на хвост упасть“ одному попутному каравану. Попросился. А ему говорят: “Возьмем, но только носильщиком. Выбирай сам себе груз, который понесешь до этого города“. Осмотрелся Эзоп и взял тяжелую корзину с хлебом. Все носильщики засмеялись: рядом были и более легкие вещи, хотя и достаточно тяжелые. Тронулись в путь. К вечеру остановились на ночлег. Поели. Часть хлеба забрали из корзины Эзопа. На следующий день опять отдыхали и ели. Ели хлеб из корзины Эзопа. Вскоре выбросил Эзоп пустую корзину и пошел налегке. А у других носильщиков с каждым километром ноши становились все тяжелее и тяжелее.
– Это точно. Помню в училище, как нас на кросс гоняли. Первый километр автомат легкий, а на пятом – ремень так плечо оттянет, что потом еще неделю болит.
– Это от непривычки. Вы же летчики. А нас гоняли и с автоматом, и со скаткой из шинели, и с лопаткой. Иногда даже в противогазе. Короче, еще вопросы о дровах есть?
– Нет.
– Тогда отдыхай.
– Не-а. Ты посмотри на небо. Видишь облака на небе перистые.
– Учу. Значит, до дождя пара часов.
– По крайней мере, до смены погоды. Ты был прав. Как обычно, впрочем.
– Ну, такая уж я какашка.
– Нет, ты хорошая какашка.
– Какашка хорошая пока на нее не наступили, не потревожили. А еще лучше – в землю закопанная.
– Нет, туда нам еще рано. А вот тревожить тебя я не рекомендовал бы.
– Я отходчивый.
Погода не дала нам даже двух часов. Вскоре небо потемнело, и пошел тропический ливень, который вскоре перешел в нудный обложной мелко моросящий дождичек. Под навесом, обдуваемым теплым воздухом костра, мы задремали.
– Э-э, мужики! Мотор! Вы слышите? Вертолет. Это спасатели. Костер! Разжигай костер!
Мы все выскочили под дождь. Где-то в стороне, еле видно среди туч, мелькал родной Ми-8. Андрей схватил консервную банку, руками набросал туда несколько горящих угольков и, прикрывая собственным телом эту драгоценность, побежал к нашему аварийному костру. Собственно, я уже понял, что будет. Ливень плюс обложной дождь сделали свое черное дело.
– Операция “Спасти подполковника запаса“ провалилась в самом начале. – Грустно сказал я Максиму и полез под навес.
Вскоре вернулся под навес и Андрей.
– Жаль, что я матом не ругаюсь, а то бы ругнулся. – Тоже грустно сказал Максим.
– Видно ты в душе горожанин.
– А что в городе матом не ругаются?
– Ругаются. Но дело в том, вернее, основа этого в этом, что в деревне матом не ругаются. В деревне матом разговаривают. А так как отток из деревни в город большой, деревня, благодаря бездарному не профессиональному и, что еще страшнее, продажному Правительству, вымирает, то это.… Нет, не буду озвучивать то, что я подумал. Хотя, как посмотришь на это пьяное матерящееся существо, то иного слова и не скажешь. Эта масса, поселившись в городе, в большом доме думает, что они уже стали горожанами. Но этого же мало. Он продолжает существовать тем же, что и было. Его дети в школе ведут себя, как родители. Хотя им и учителя, и друзья подсказывают, как надо себя вести. Но влияние, постоянный пример поведения родителей – это могучая вещь в воспитании. Это матрица поведения ребенка. И только в третьем, четвертом поколениях деревенщина становится городским жителем с потомственной, а не вынужденной, претензией на культуру, интеллигентность, интеллект. Хотя и не обязательно. Некоторые и не становятся.