– Куда там! Конде не такой дурак, чтобы пропадать в объятиях сорокалетней толстухи и забыть при этом о своих братьях по вере. Я о другом. Екатерина вознамерилась обратить двор и даже членов своего семейства в протестантство. Она даже открыла часовню для проповедей, и сама с упоением слушала адмирала в Фонтенбло. Мало того, мадам надумала при помощи Теодора де Беза обратить в новую веру самого короля. А повсюду в городах с ее легкой руки разрешались открытые проповеди нового учения.
Мать замолчала, и Генрих увидел задумчивую улыбку на ее губах.
– Что же изменилось с тех пор? – спросил он. – Она разочаровалась или ее заставили изменить свои взгляды?
– Заставили.
– Кто же?
– Папский легат, который обрушился с гневными выпадами против нового вероучения, и испанский посол, который пристыдил королеву и дал понять твоему отцу, что ему вернут испанскую Наварру и области в Италии, если он самым решительным образом воспротивится существующему порядку и начнет искоренять ересь, начав с запрещения кальвинизма. Глупец, он вообразил себе, что они искренни с ним.
– А разве это не так?
– Разумеется. Они заманили его в ловушку.
– И он согласился?
– Надо думать, что так. Хотя, Бог свидетель, как не хотелось бы мне его видеть и выглядеть посмешищем всего двора.
– Почему же? Ведь ты королева! Кто посмеет тебя обидеть?
– Ты не понимаешь? – она обернулась к сыну, с любовью поглядела на него и покачала головой. – У него нынче слишком много любовниц, готовых в любой момент продать себя за право обладать сердцем первого принца крови и парижского наместника короля. Последняя из них – Луиза де Ла Беродьер; мне пишут, что она беременна от него. Этого еще не хватало – чтобы ты делил свою власть с бастардом.
– Выходит, мама, теперь все вернулось в прежнее русло? Католики снова торжествуют победу, как тогда, в Амбуазе?
– Да, сын мой, Екатерина твердо вознамерилась пресечь беспорядки, которые она допустила. Говорят, она готовится призвать ко двору Гизов. А с твоим отцом у нас давно уже разногласия, начиная с того дня, как он перешел в католичество, потом стал изменять мне и закончил тем, что и меня принуждал отречься от новой веры.
– Наш отец – вероотступник, – произнес Генрих, глядя себе под ноги. – Как Бог мог допустить такое? Ах, мама, – и принц прижал руку матери к своей груди, – никого на свете у меня нет дороже тебя!
Она со счастливой улыбкой поцеловала его в лоб:
– Я не удивлюсь, если он обрадуется вести о моей кончине. Кажется, в своем стремлении пользоваться милостями двора и иметь неограниченную власть он не остановится даже перед тем, чтобы заполучить выгодную партию, породнившись с одним из влиятельных католических семейств. Эти планы я и хочу узнать, либо от него, либо от самой Екатерины. Но она хитрая лиса, и я должна перехитрить ее. Заодно я поставлю вопрос о расширении границ моего королевства. Мне тесно на моем клочке земли.
– А она богата? – спросил сын. – Мадам Екатерина?
– Вовсе нет, но богат кардинал, за него-то она и держится. Он – наше зло, Екатерина понимает это, и сама его боится. Вот почему, я думаю, она жаждет встречи со мной, королевой гугенотов. Мы – это оппозиция Гизам, и ей надлежит установить баланс между Сциллой и Харибдой[34 - Сцилла и Харибда – легендарные шестиглавые собакоголовые чудовища, охранявшие узкий пролив между Сицилией и Апеннинским полуостровом; пройти между ними было практически невозможно: спасшись от одного, мореплаватели неизбежно оказывались в пасти другого.], чтобы не быть сожранной той или другой.
– А чего хочет кардинал?
– Занять престол французских королей, а ко мне подослать убийцу, – ответила мать, и глаза ее засверкали гневом. – Тогда ему никто не помешает посадить на трон своего брата Франциска. Потом ему будет легко расправиться с протестантами, которые лишатся своей королевы и окажутся беззащитны.
– Но у них есть еще король! – возразил Генрих.
– Твой отец? – удивленно вскинула брови Жанна. – Да разве ты не понял, что он предал нас, они купили его! Этот дамский волокита, вконец развращенный девицами легкого поведения, которых привезла с собой из Италии мадам Екатерина, не думает ни о чем, кроме женщин, и о славе, которую добывает в походах, но которая достается кардиналу. Он мог бы быть регентом Франции, первым лицом в королевстве, но он отказался! Эта хитрая бестия Екатерина заставила его подписать отказ от регентства.
– Как же ей это удалось?
– А это тоже мне надлежит узнать.
– А что же королева? – снова спросил Генрих. – Разве она может допустить, чтобы Гизы отняли у нее трон?
– Она уже не рада, что приблизила их к себе. Теперь ей нужен союзник в борьбе против такого сильного феодала, каким является Гиз, и этот союзник – я. И только у нее надлежит искать спасения, – вздохнула Жанна. – Но если бы ты знал, сын, как мое сердце восстает против того, что я должна с ней общаться как с равной.
– Но ведь она королева, и ты тоже… – удивился принц.
– Это она-то королева? – сухо рассмеялась Жанна д’Альбре одними губами. – Да знаешь ли ты, что она всего-навсего дочь племянника папы Лоренцо, которого зовут «флорентийским менялой». Королева!.. Да если хочешь знать, у меня больше прав на французский престол, чем у этой флорентийской торговки, все достоинство которой состоит в том, что папа Климент VII приходился ей дядей. Он-то и сосватал ее за моего брата. А она тут же поспешила нарожать одиннадцать отпрысков, которые и обеспечили ей теперь положение вдовствующей королевы-матери. Ей, дочери какого-то итальянца, которому папа вложил в руки герцогство Флорентийское, досталась вся Франция! А я, королева Наваррская, сестра Генриха II, ее мужа, и племянница Франциска I, вынуждена довольствоваться крохотной территорией на юге, дарованной моей матери Маргарите дедом Карлом Ангулемским еще в конце прошлого века! И они еще там, в Париже, мечтают о том, чтобы я переменила веру и стала католичкой?! Никогда! Скорее Пиренеи сдвинутся с места.
– Успокойся, мама, – Генрих обнял ее колени. – Они не стоят того, чтобы ты так убивалась.
– Ты прав, мой сын, – улыбнулась Жанна. – Конечно, ты не все понял, ведь за меня говорил голос крови. Но верь, настанет время, когда Валуа исчезнут… Отпадут от ствола, как высохшие ветви дерева. На трон сядет представитель новой династии, и это будет Генрих де Бурбон, король Наваррский, мой сын!
Он с бесконечным обожанием взглянул матери в лицо и увидел, как побежала по ее щеке скупая слеза.
* * *
Во дворце долго не находилось подходящего места для разговора, и Жанна поняла, что королева-мать попросту тянет время, чтобы обдумать ход предстоящей беседы.
Наконец они устроились прямо у очага в спальне: Екатерина ближе к окну, Жанна напротив огня. Взгляды их не перекрещивались, но позиция королевы-матери была выгоднее: она могла наблюдать за соперницей, оставаясь не видимой ею.
– Вам, наверное, хотелось бы увидеть мужа? – первой начала с легкой улыбкой Екатерина Медичи.
– Как и всякой женщине, которая не видит своего супруга месяцами, – парировала Жанна. Она поняла, что собеседница прощупывает почву. Если Жанна вспылит, она не опасна. Если нет – разговор будет сложнее.
Нападение повторилось:
– Вам, наверное, наплели про него кучу небылиц?
– Пустое. Я всегда знала, что Антуан – ветреный муж, но никогда не думала, что он так легко предаст свои идеалы.
Екатерина поняла, что ошиблась: беседа будет непростой. Что могло беспокоить королеву Наваррскую, если не слухи о бесчисленных любовницах ее мужа?.. Но в любом случае приезд Жанны весьма кстати, надо искать в ее лице союзницу в борьбе с Гизами.
То же думала и Жанна; теперь надо было, чтобы королевы поняли друг друга.
– Перемена веры Антуана Бурбонского привела к усилению партии католиков, – начала Жанна д’Альбре, глядя в огонь, – что в конечном итоге способствует усилению власти Гизов. Не кажется ли вам, мадам, такое положение опасным? Я говорю о династии Валуа, представителями которой являются ваши дети.
– Это правда, – не могла не согласиться Екатерина. – Признаюсь, это и меня беспокоит, Гизы наглеют с каждым днем, и нужна очень сильная и твердая рука, чтобы противостоять их притязаниям…
– На что же они претендуют? – вскинула брови Жанна. – Чего им еще не хватает?
– Французской короны, – коротко бросила Екатерина и впилась глазами в лицо собеседницы, ожидая увидеть испуг, но произошло другое.
– Короны? – внешне спокойно спросила Жанна, даже не повысив голоса. – Эти лотарингские выскочки мечтают даже о таком? Но на каком основании?
– Представьте себе, кто-то взял на себя труд разложить по полочкам генеалогическое дерево французского королевского дома и обнаружил там…
– Что же он там обнаружил? Уж не являются ли Гизы прямыми потомками французских королей? – Жанна внутренне напряглась в ожидании ответа.
– Это была младшая, косвенная ветвь, да к тому же еще по женской линии, идущая все от того же Роберта, младшего сына Людовика Святого[35 - Людовик IX Святой (1226–1270) – французский король, великий правитель XIII в., организатор нескольких крестовых походов против неверных. Канонизирован Римской церковью за свое благочестие.]. Кстати, моя мать тоже принадлежит к одной из ветвей этого дома.