Не надо, Тременс! Как-нибудь потом
поговорим… Сейчас мне трудно спорить…
Быть может, ты и прав. Прощай же, милый…
Ты понимаешь…
Э л л а
Я вернусь не поздно…
Т р е м е н с
Иди, иди. Клиян давно клянет
тебя, себя и остальное. Ганус,
не забывай…
Г а н у с
Скорей, скорее, Элла…
Уходят вместе.
Т р е м е н с
Так мы одни с тобою, змий озноба?
Ушли они – мой выскользнувший раб
и бедная кружащаяся Элла…
Да, утомленный и простейшей страстью
охваченный, свое призванье Ганус
как будто позабыл… Но почему-то
сдается мне, что скрыта в нем та искра,
та запятая алая заразы,
которая по всей моей стране
распространит пожар и холод чудной,
мучительной болезни: мятежи
смертельные; глухое разрушенье;
блаженство; пустота; небытие.
Занавес
Сцена II
Вечер у Мидии. Гостиная; налево проход в залу.
Освещенная ниша направо у высокого окна.
Несколько г о с т е й.
П е р в ы й г о с т ь
Морн говорит, – хоть сам он не поэт, —
«Должно быть так: в мельканьи дел дневных,
нежданно, при случайном сочетаньи
луча и тени, чувствуешь в себе
божественное счастие зачатья:
схватило и прошло; но знает муза,
что в тихий час, в ночном уединеньи,
забьется стих и с языка слетит
огнем и лепетом…»
К л и я н
Мне не случалось
так чувствовать… Я сам творю иначе:
с упорством, с отвращеньем, мокрой тряпкой
обвязываю голову… Быть может,
поэтому и гений я…
Оба проходят.
И н о с т р а н е ц