Майское безумие

– Я же не знал, что вы так быстро. Что, банька не удалась? С легким паром.

– Быстро? Полтора часа, это быстро? – ворчала бабка. – Ладно, иди сам помойся. А то от тебя городом за версту несет.

Ярик засмеялся и вышел в сени.

А вечером они втроем сидели в передней и смотрели телевизор. Слава сел в дальний угол комнаты с таким расчетом, чтобы было можно незаметно понаблюдать больше за Викой, чем за перипетиями «мыльной драмы». Она внешне казалась очень спокойной, но вот руки выдавали ее внутренне состояние. Она смотрела на экран, а руки вырывали из тетрадки очередной листок, который уже через мгновение превращался то в розочку, то в забавного щенка.

15

В кабинетную дверь настойчиво постучали и, не дожидаясь разрешения, широко распахнули. Судак едва успел убрать со стола порнографические снимки, которые любил рассматривать все свое свободное время. Хотел уже смачно выругать наглеца, что посмел нарушить его уединение, но слова так и застряли в горле. На пороге нарисовался Банзай.

– Можно? – риторически поинтересовался бригадир, так как был уже в кабинете.

– Садись, – пригласил его жестом Рыбкин. – Чай, кофе, а, может, чего и покрепче?

– Я за рулем. А вот минералку без газа выпью с удовольствием.

Рыбкин подошел к мини-бару и достал бутылочку воды, которая через мгновение покрылась капельками влаги.

– Шеф сказал, что я поступаю в твое полное распоряжение, – фамильярно, без всяких предварительных раскачек, сказал Банзай.

– Да. Олег Иванович разрешил мне поработать с тобой две недели.

– А оплата будет как за месяц, – тут же выпалил свои условия бригадир и озвучил сумму гонорара.

Судак непроизвольно громко сглотнул ком в горле и выпил залпом большой бокал ледяной воды.

– Согласен я! – выбора у него особо не было.

Банзай самодовольно откинулся на спинку кресла. Глотая минералку маленькими глоточками, мысленно он уже пересчитывал большой куш.

– Какие проблемы надо утрясти?

Судак нервно откашлялся:

– Мне надо найти одного человека, – и замолчал.

– Ой, вот только не надо этих длительных молчаний. Я не ребусы пришел разгадывать. Говори конкретно и по делу. Кого найти, и что найти. Не разводи волокиту и пустой базар, – раздраженно заявил Банзай.

– Хорошо, хорошо, – Рыбкин понял, что видит перед собой представителя homo, но никак не sapiens. Думать Банзай не умел, на жизнь хватало силы и наглости. – Надо отыскать одну девчонку.

– Ту самую? – усмехаясь, спросил боевик. – Что, такая сладенькая?

Рыбкин покраснел от гнева и бестактности наемника, но сейчас он не мог диктовать свою волю. В этой игре он был вторым номером.

– Да, – коротко и непонятно, на какой их двух вопросов, ответил он.

– Хорошо, найдем. Давай гони конкретику.

– Подобрал я ее около «Альма-матер». Наверное, она студентка. Как зовут, не знаю.

– Ты что, даже не познакомился с ней?

Судак напрягся.

– Я затащил ее силой. Никто и не собирался интересоваться именем ее.

– Понятно.

– Все.

– Все? – Банзай аж подпрыгнул в кресле. – Как все? Это похоже на сказку: иди туда, не зная куда, принеси то, не зная что. Ты знаешь, сколько смазливых девчонок в «Альме»? Пруд пруди. Приметы какие-нибудь имеются. Родинка? Одежда?

– Одежду я всю изодрал. А насчет особых примет? – Судак тщетно напряг извилины. – Да не было никаких особых примет. Темные волосы, глаза, вроде, тоже темные. Губки маленькие, пухленькие, – он вовремя остановился. Не хотелось перед холуем рассказывать о молодом, упругом, девичьем теле.

– Маловато, – Банзай нервно постучал пальцами по столешнице.

Рыбкину так не хотелось говорить про кулон. Он-то понимал, что это вещь почти бесценная. Бриллиант чистой воды, искусной огранки и очень редкого цвета. И пока он раздумывал, говорить или нет, Банзай согласился:

– Ну, да ладно. Попытаемся. – Он легко вскочил и, не прощаясь, покинул душный кабинет.

16

Машин на этой второстепенной трассе до города Энска было немного, несмотря на то, что, по логике, дачники должны воскресным вечером возвращаться в город. Потому Орешкин и позволил себе прибавить скорость, хотя с его мизерным водительским стажем это было нежелательно. Все внимание было приковано к дороге. Вика расположилась на сиденье так, что в зеркале заднего обзора не просматривалась. Иногда она не сдерживалась, и тяжелые вздохи вырывались наружу. Молчание с каждой минутой становилось все гуще, тяготило, удручало.

– Может, ты рано сорвалась с места? Бабушка бы еще подлечила тебя, – нарушая тишину, сказал Слава.

– Нет, у меня все нормально, – лаконично ответила девушка.

Возможности для продолжения разговора она не предоставила, и тишина вновь навалилась с большей силой. В машине у Ореха не было магнитолы, и радио не работало, о чем сейчас он очень сожалел. Спрашивать причины ее плохого настроения и вздохов – значит, причинить дополнительную боль. Равносильно тому, что посолить еще открытые раны. А эти душевные раны, как говорит бабушка, могут вообще никогда не затянуться. У девчонки на всю жизнь останется страх перед мужчинами, который со временем перерастет в фобию, а там и до нервного срыва недалеко.

– Меня просто выгонят из дома, – вдруг тихо произнесла она.

– За что? – искренне удивился Ярик.

– Меня просто выгонят из дома, – монотонно повторила Вика, и Слава догадался, что она просто говорит сама с собой. И он не решился больше прерывать монолога, иногда полезно просто выговорится, не дожидаясь участия визави. – Предки, конечно же, войдут в мое положение. Поймут состояние. И даже, может быть, пожалеют. Может быть, – Вика говорила с расстановкой, делая продолжительные паузы между предложениями. – Но вот что они никогда мне не простят – так это потерянный кулон. Украденный кулон. Хотя для них это не имеет большой разницы. Итог-то все одно будет один. Печальный итог. Гарнитур теперь неполный. Я не имела право брать его. – Она замолчала. И надолго. Орешкин долго не мог нарушить вновь возникшую тишину, но решился-таки:

– А какой кулон?

Вика ответила не сразу:

– Дорогой. Ты видел мои сережки?

– Видел, – не оборачиваясь, ответил Слава и слегка покраснел.

– Кулон входит в гарнитур. Такой же, только бриллиант намного больше, но того же редкого цвета и кристальной чистоты. Отшлифован камень в виде большой капли. Такая большая капелька крови, окутанная золотыми нитями.

– Не все же мерится деньгами.