Сталинградская метель

Вместе с этим Александр Михайлович интуитивно чувствовал, что положение на фронтах не столь катастрофично, как это было летом и осенью сорок первого года, и время Мехлиса начинает уходить. Поэтому, собрав всю волю в кулак и вспомнив, что он начальник Генерального штаба и представитель Ставки, продолжил борьбу за свою точку зрения.

– Я буду вынужден доложить о нашем разговоре товарищу Сталину и указать на недопустимое вмешательство с вашей стороны в дела Ставки, – как можно более твердым тоном произнес генерал, но его слова не остановили Мехлиса.

– Можете не беспокоиться, товарищ Василевский, я сам сейчас же доложу о нашем разговоре товарищу Сталину и попрошу передать Рокоссовскому 3-ю гвардейскую армию, – громыхнул в запале Лев Захарович и разъединился.

К деловым качествам заместителя наркома обороны всегда относилась его готовность идти с открытым забралом на противника, и, положив трубку на рычаг, он тотчас позвонил в Кремль.

Поначалу вождь с холодцой отнесся к его идее о передаче армии Лелюшенко Рокоссовскому, но пламенный напор Мехлиса в сочетании с подготовленными ему генералом Малининым аргументами стал подтачивать лед недоверия Сталина.

– Василевский ручается, что со дня на день войска Ватутина смогут совершить прорыв, и передача 3-й гвардейской только спутает все наши карты.

– Ватутин, как всегда, топчется и ползет, в отличие от Воронежского фронта, который действительно осуществил прорыв и теснит врага, – Мехлис хорошо знал о холодном отношении Сталина к командующему Юго-Западным фронтом и попытался сыграть на этом. – Я не исключаю того, что со временем товарищ Ватутин сломает сопротивление отступающего под ударами врага, но тогда мы упустим возможность проведения большого «Сатурна». Если передать армию Лелюшенко Донскому фронту, шансы на его проведение возрастут в разы.

– Вы слишком увлечены своей идеей, товарищ Мехлис, и не желаете видеть подводные камни, которые существуют в любом деле. Допустим, что мы передали 3-ю армию Донскому фронту, а он не сможет разбить в кратчайшее время Паулюса. Тогда мы окажемся в незавидном положении, не добившись успеха ни на одном из фронтов. Что будем тогда делать? Кого назначать в виновники неудачи?

– Товарищ Сталин, я верю обещаниям генерала Рокоссовского разгромить врага в кратчайшее время и в случае неудачи готов отвечать за свои слова. Вы меня знаете, – решительно заявил Мехлис, вскинув по привычке свою черную гриву волос.

– Я хорошо знаю вас, товарищ Мехлис. Хорошо знаю генерала Рокоссовского и считаю, что следует использовать любой шанс, чтобы переломить ситуацию в свою пользу, – вождь замолчал и потом объявил свое решение: – Думаю, что в сложившейся ситуации можно будет рискнуть и передать 3-ю гвардейскую армию в состав Донского фронта. Но с тем условием, что в случае необходимости она будет незамедлительно возвращена товарищу Ватутину. Такое решение вас устроит, товарищ Мехлис?

– Вполне, товарищ Сталин. Единственная просьба: начать переброску армии Лелюшенко как можно скорее. Время не ждет.

Стоит ли говорить, что товарищ Сталин уважил и эту просьбу Льва Захаровича. Причина, по которой вождь пошел навстречу товарищу Мехлису, была проста и очевидна. Отчего не использовать пыл и азарт единомышленников по воле случая для спасения первоначальных замыслов?

Иосиф Виссарионович помнил историю о генералах Наполеона, которую ему рассказал историк Тарле. Оказывается, что перед сражением император заставлял генералов играть в карты, тем самым выявляя их боевой настрой на этот день. И тому, кто азартнее играл, император поручал командовать в этот день атакой, а остальных отправлял в резерв.

Очень может быть, что эта истории была обычной байкой, но острый ум вождя сразу выделил из неё здравую суть и не преминул воспользоваться ею. Люди искренне хотели добиться успеха, и им следовало немного помочь. Не так много было у Верховного Главнокомандующего генералов и командующих фронтом, которые не только выполняли поставленную перед ними задачу, но хотели сделать это лучше. Товарищ Сталин всегда шел им навстречу, не забывая при этом напомнить об ответственности.

Как говорят в народе, беда не приходит одна, но, как показывает практика, и удача не ходит в одиночку. Не успел Рокоссовский порадоваться сообщению Мехлиса по поводу передачи 3-й гвардейской армии, как его порадовали разведчики генерала Зенковича, добывшие ценного языка.

К сожалению, погоны его украшал майорский галун, и занимал он сугубо тыловую интендантскую должность, но бумаги, лежавшие в его облезлом кожаном портфеле, оказались на вес золота.

Когда Рокоссовский ознакомился с протоколом допроса пленного, он сначала не поверил.

– Ваши орлы все верно перевели, Александр Аверьянович? Или этот… – комфронта заглянул в листы протокола, – майор Штиглиц путает со страху за свою шкуру? Наговаривает, цену себе набивает. Сразу объявил себя сочувствующим коммунистам.

– В отношении сочувствия точно врет, товарищ командующий, неоткуда ему взяться при его послужном списке, а вот факты, приведенные им, похоже, соответствует действительности.

– Какой действительности?! – возмутился Мехлис, который также ознакомился с протоколом допроса и был изумлен ничуть не меньше командующего фронта. – Вранье сплошное, да и только!

Заместитель наркома обороны требовательно посмотрел на Зенковича. Мехлис, подобно Рокоссовскому, был знаком с Александром Аверьяновичем с Крымского фронта и был о нем хорошего мнения. Летом сорок второго Зенкович получил тяжелое ранение и был эвакуирован на Большую землю.

После окончания лечения был направлен на работу в тылу, но по протекции Льва Захаровича получил назначение на фронт к Рокоссовскому вместе с генеральским званием. Подобно вождю, Мехлис считал, что стоящих людей следует поощрять.

Зенкович был многим обязан заместителю наркома обороны, который с легкостью мог поменять свое мнение о человеке, но он твердо стоял на своем.