Генетика гениальности

Гуго Гроций (1583–1645), создатель теории естественного права, был сыном священника Лейденского университета и уже к 9 годам написал множество латинских стихов.

Будущий великий историк Бартольд Георг Нибур (1776–1831), сын выдающегося путешественника Карстена Нибура, с самых ранних лет обучался отцом географии, истории, английскому и французскому языку, которыми он свободно владел к 8 годам. У него оказалась настолько натренированной память, что в семилетием возрасте, прослушав вечером читаемого вслух шекспировского Макбета, он утром дал полное письменное изложение его, не пропустив ни одного эпизода. К 30 годам он знал 20 языков.

Уильям Хогарт (1697–1764) с раннего детства полюбил рисование, стал рано помощником серебряных дел мастера, но не скоро нашел свое призвание – карикатуру.

Томас Лоуренс (1769–1830), сын прогорающего хозяина гостиницы, рано проявил изумительную память, к десяти годам стал поразительным рисовальщиком, а в 17 лет прославился как выдающийся портретист.

Томас Чаттертон (1752–1770) в 12 лет быстро заучил наизусть весь сборник стихов англосаксонских поэтов, неутомимо читал, проявлял совершенно универсальный интерес к литературе и необычайную горделивость. Голодая в Лондоне, покончил с собой в 18 лет, оставив замечательные стихи.

Вальтер Скотт (1771–1832) был сыном выдающегося эдинбургского юриста, очень рано получил блестящее образование.

Примеры можно продолжать и помимо труда Т. Бакли.

Максвелл (1831–1879) маленьким ребенком забавлял своих родителей тем, что постоянно просил объяснять ему действие всякого прибора, попадавшегося ему на глаза внутри и вне дома.

Американский исследователь Дж. Д. Паттерсон однажды шутливо заметил: «Чтобы стать крупным изобретателем, предпочтительнее всего быть сыном священника». Из восемнадцати крупнейших изобретателей США, которым Паттерсон посвятил свою работу, шесть происходили из семей священнослужителей… Кстати, почти все они выделились своими талантами до тридцатилетнего возраста. Следовательно, бальзаковский Гобсек прав, когда говорит, что только до тридцати лет честность и талант могут служить верными залогами… Но пасторские семьи Америки – это отнюдь не только одно «благочестие». Это и довольно высокий интеллектуальный уровень (обязательное высшее образование главы семьи), это внимание к умственному развитию детей, это скромная жизнь, но почти обязательное широкое гуманитарное образование.

Генри Форд (1863–1947) начал работать в часовой мастерской таким малышом, что хозяин отвел ему самое укромное местечко, по-видимому, не желая, чтобы клиенты узнали, какой маленький мальчуган колдует над их часами. Как замечает один исследователь, «не случайно человек, которому суждено было пересадить человечество на автомобильные колеса, начал над колесиками трудиться с раннего детства».

Бесчисленные аналогичные примеры показывают, что с какой бы частотой ни рождались потенциальные гении, их развитие и реализация будут в огромной мере определяться социальными факторами – условиями развития и реализации.

Но нетрудно видеть, что все рано выделившиеся своими выдающимися талантами юноши либо воспитывались в обстановке, чрезвычайно стимулировавшей развитие и реализацию их таланта, либо сумели такую обстановку создать благодаря упорству.

Последнее утверждение прекрасно можно проиллюстрировать историей жизни Марии Склодовской-Ктори. Когда она одинокой жила в Париже, втаскивая уголь для печки на шестой этаж, когда в ее комнате нередко ночью замерзала вода, а ей самой приходилось голодать, она сказала: «Никому из нас не легко жить, но мы должны сохранять упорство, и, главное, верить в себя. Нужно верить, что ты чем-то даровит и что тебе чего-то надо добиться любой ценой».

Склодовская долго была безработной, покуда однажды профессор Липпман не заметил, что она быстро и умело обращается с лабораторным оборудованием и проявляет большую экспериментаторскую сметку – и он пристроил ее работать в свою лабораторию. Надо отметить, что Мария Склодовская еще девочкой работала сначала препаратором, а затем лаборантом у своего отца, преподавателя физики в средней школе, который при ней и с ее помощью репетировал уроки и проводил опыты.

3. Импрессинги, избирательная восприимчивость и эмоциональные факторы

Если зарождение потенциального гения или выдающегося таланта, происходящее вовсе не в момент его рождения, а во время зачатия, определяется прежде всего генетическими факторами, то есть такой рекомбинацией генов при образовании гамет, которая наделяет оплодотворенное яйцо исключительно благоприятной комбинацией наследственных задатков, то развитие этих дарований определяется в огромной мере социальными факторами, которые, однако, преломляются при формировании личности через социобиологические явления импрессингов (то есть через средовые воздействия, особенно мощно воздействующие в силу индивидуальной избирательности на формирование личности). Но результат средового воздействия будет в огромной мере зависеть и от возраста воздействия, и от наследственной природы конкретного индивидуума (именно ею определяется избирательная восприимчивость к тому или иному воздействию).

Если у животных, чье поведение определяется целиком запрограммированными инстинктами, обучение играет второстепенную роль, то у животных обучаемых естественный отбор шел в огромной мере именно на сверхраннюю обучаемость, обучаемость именно тогда, когда животное еще беспомощно, несамостоятельно. Как только оно станет самостоятельным, обучаться будет почти что некогда: надо добывать пишу заводить брачных партнеров, класть яйца или кормить детенышей. Но то, что справедливо для всех обучаемых животных, в высшей степени справедливо и для человека.

Самое существенное для даровитых людей – избрание оптимальной точки приложения своих индивидуальных талантов и могучий рефлекс цели. И то и другое в огромной мере зависит от социальных факторов, преломленных через импрессинги.

Молодого Авраама Линкольна сделала стойким борцом за освобождение негров увиденная им картина продажи на аукционе в Новом Орлеане красавицы-мулатки.

На мальчика Альберта Эйнштейна громадное впечатление произвела подаренная ему книга по геометрии.

Возможно, что во всей истории Европы на протяжении многих веков отразилось влияние домашней школы, устроенной графиней Юлианой Нассау-Дилленбург, о чем мы будем говорить в связи с генеалогией и социальной преемственностью в роду Вильгельма Оранского.

Но как бы ни были убедительны доказательства (Eibl-Eibesfield 1 1973) препрограммированности наших внешних, первичных реакций радости, симпатии, дружелюбия, ярости, ясно, что это объединяет лишь малую долю того, что мы знаем, любим или ненавидим, говорим, делаем, думаем, чувствуем. Образно выражаясь, эволюция превратила человека в стадийно обучаемое, стадийно импрессируемое существо, и генетическая (генная) основа всех этих видов высшей нервной деятельности является по преимуществу не «конститутивной», а «индуцируемой». Ибо именно оптимальный или отрицательный импрессинг побудит ребенка и подростка интересоваться или пренебрегать знаниями, литературой, искусством, привьет им этические или антисоциальные установки, в частности, первичную установку, что считать хорошим, а что скверным.

Дж. Джоселин (Josselin J., 1971) сформулировала гипотезу о наличии внутреннего стремления и способности любить других: биологическая потребность младенца в матери развивается в потребность быть любимым, становится основой чувства безопасности и доверия. В подтверждение этого, кстати, приводится факт развившегося с детства чувства одиночества у чрезвычайно даровитых детей (IQ около 180), которые, очень рано став самостоятельными, оказавшись вне общения с матерями, научились обходиться без этого общения, из-за чего у них не развилась ни способность любить, ни чувство привязанности. Аналогичная атрофия способности любить развивается у детей в случаях послеродовой депрессии у матери, при частой смене воспитательниц. Детям уделялось мало любви, и у них не развилось ответное чувство привязанности. Мы позволим себе добавить, что может быть таково происхождение некоторых случаев аутизма у высокоодаренных детей. Дети, избалованные приношениями, перестают испытывать к подарку привязанность, а к дарящему благодарность. Если внутренняя потребность любить и быть любимым как-то нарушается или искажается, то возникает черствость.

В книге О. Фейса (1911), посвященной наследственной музыкальной одаренности, кроме многих интересных данных о социальной преемственности, есть и следующее замечание: «При изучении многочисленных биографий мы видим главную задачу матерей многих гениев – любовное проникновение в существо сына»… Или, перефразируя: для того чтобы стать гением, надо иметь любящую мать.

4. К генетике интеллекта

4.1. Близнецовые исследования

В какой мере при относительно близких, схожих условиях развития наследуется тестируемый интеллектуальный фенотип?

О. Йенсен (Jensen O.R., 1972) подытожил данные четырех наиболее крупных предшествующих исследований по близнецам, воспитанным раздельно. На основании 122 пар таких близнецов он пришел к итоговому выводу: средний IQ близнецов составляет 96,8, средняя абсолютная разница между близнецами-партнерами – 6,6 единиц IQ, а максимальная – 24 единицы. Общая внутрипарная корреляция между партнерами составляет 0,824, хотя исследования проводились в разных странах – в Англии, Дании, США.

Таким образом, роль наследственности в достигнутом уровне интеллекта остается доказанной, и этот факт не могут скомпрометировать никакие извращения в сторону преувеличения или преуменьшения роли наследственности. То, что метод тестирования интеллекта использовался иногда для всевозможных «доказательств» якобы умственной неполноценности угнетаемых национальных и культурно изолированных прослоек, остается на совести не совсем добросовестных исследователей. Сам метод это никак не компрометирует.

По общему мнению, тест интеллекта позволяет оценивать истинный интеллект только в пределах социально однородной группы. Самым главным недостатком тестирования остается то, что оно определяет, разумеется, не генетический, а фенотипический интеллект, и на результатах тестов очень сильно сказываются условия развития, длительность школьного обучения, интеллектуальный уровень окружающей среды и т. д. Установлено, что фенотипическое превышение среднего уровня коэффициента интеллекта (IQ выше 100) наполовину обусловлено благоприятными наследственными факторами, а наполовину – благоприятными условиями среды. Однако, несмотря на все эти ограничения, тесты стали чрезвычайно эффективным методом отбора даровитых, о чем мы уже писали выше.

Есть еще одно, чрезвычайно важное и существенное возражение при оценке интеллекта методами тестирования. Тесты хорошо характеризуют фенотипический уровень способностей детей, подростков, юношей конформного типа, в то время как лица неконформного склада, «нонконформисты», творческие, ищущие оригинальных, необычных, неожиданных решений, – остаются при тестировании недооцененными. На оценках также сильно сказывается быстрота мышления – медленно думающие люди с многосторонним подходом обычно показывают более низкие результаты при тестировании.

Но при всей справедливости многих критических замечаний в адрес тестирования близнецовых пар как метода доказательства роли генетической компоненты в становлении и развитии интеллектуальных функций, надо отметить, что интеллектуальное сходство раздельно воспитанных однояйцевых (то есть, генетически идентичных) близнецов настолько велико (если только условия развития укладывались в обычную «норму», не были абсолютно контрастными), что это интеллектуальное сходство ясно и бесспорно бросается в глаза. Кстати, некогда Фогель провел любопытный эксперимент: он провел электроэнцефалогра-фирование 30 пар однояйцевых близнецов и установил, что в слепом опыте, взяв ЭЭГ одного из близнецов, можно безошибочно выбрать из всех 59 других ЭЭГ электроэнцефалограмму его партнера.

Конечно, профили способностей раздельно воспитанных близнецов не дают такой степени сходства, но во всяком случае сходство между однояйцевыми близнецами настолько велико, что позволяет отнести значительную долю межиндивидуальных внутрипопуляционных вариантов психических и интеллектуальных особенностей лиц, выросших в схожих условиях воспитания и обучения, за счет генетических факторов.

За опытами тестирования раздельно воспитанных однояйцевых близнецов остается то огромное преимущество, что в них преодолено основное возражение против близнецового метода: большее взаимовлияние однояйцевых партнеров друг на друга, чем в случае партнеров двуяйцевых, и вызванное большей близостью однояйцевых партнеров гораздо более частое попадание в одну и ту же среду, компанию, профессию, чем это имеет место в случае двуяйцевых близнецов.

4.2. Генотип и среда

Яростные отрицатели роли наследственных механизмов в гениальности и одаренности до сих пор не подарили нам ни одного труда, объясняющего, какие именно социальные условия превратили именно данного человека в гения поэзии, музыки, литературы, техники, науки. Единственное, что сделали эти отрицатели, это описали, почему в данное время, в данную эпоху, в данных социальных условиях мог реализоваться гений именно такого рода; впрочем, об условиях реализации было известно очень давно.

Именно сознавая то, что решающее значение для развития потенциальной гениальности имеют условия воспитания и образования в детско-подростковом периоде, именно сознавая то, что для реализации гения требуется «спрос», социальный заказ на гениальность именно данного типа, можно, изучая проблему, отчетливо убедиться в роли генетики.

Начнем от обратного: станем условно на ту точку зрения, что никаких наследственных механизмов гениальности не существует. Тогда, поскольку гениальные люди все же существовали и существуют, надо изучать (для последующего воссоздания!), что же именно, какая констелляция, комбинация средовых факторов порождала каждую данную, достоверно гениальную личность.

Мы можем избрать в качестве модели музыкального гения. Каждый такой гений рождался в очень музыкальной семье, почти всегда в профессионально-музыкальной. Он слышал музыку с рождения, с раннего детства обучался музыке и, что гораздо важнее, с детства начинал считать музыку самым важным делом на свете. Для того, чтобы стать хорошим музыкантом, он должен обладать абсолютным слухом и разительной музыкальной памятью. Однако легко убедиться, что и оптимальная музыкальная социальная преемственность, и любовь к музыке, и абсолютный слух, и разительная музыкальная память – необходимые, но недостаточные условия! Это есть у сотен тысяч людей. Например, это было и у обоих сыновей Моцарта. Чего же им недоставало?

Если изучать жизни гениев, любых, не только музыкальных, сам собой родится ответ. Никакая комбинация (кстати, большей частью все же наследственная) дарований недостаточна. Нужна фантастическая по интенсивности и напряженности увлеченность! И она, эта увлеченность, проглядывает во всех биографиях истинных гениев.

Можно ли массово для сотен тысяч и миллионов детей воссоздать те условия воспитания, какие имел Бетховен, Моцарт, Гете, Пушкин? Технически это возможно, но окажется, очевидно, малоэффективным, потому что Пушкин в моцартовских условиях не станет великим поэтом… Технически можно к десятилетнему возрасту выявить достаточно полно спектр способностей подростка. Но к этому времени будет уже упущена стадия формирования увлеченности, стадия формирования ценностных критериев, становления совести, человечности, без которых талантливый и даже гениальный человек может стать и преступником, и эксплуататором чужих дарований, и душителем чужого таланта, в особенности – более крупного. Старый вопрос о совместимости «гения и злодейства» давным-давно историей решен положительно, хотя именно Сальери, конечно же, не отравил Моцарта. За много лет до смерти Моцарт дважды был на краю гибели из-за невыносимой болезни почек, от которой он и умер. Что же касается признания Сальери в убийстве, то после его попытки покончить с собой и длительного пребывания в психиатрической лечебнице приходится признать у него наличие маниакально-депрессивного психоза, болезни, при которой пациент готов приписать себе все существующие на свете вины и преступления…

Совершенно анекдотичными в этом смысле являются протесты против изучения всех аспектов гениальности, которые исходят от педагогов и социологов, утверждающих, что роль наследственности в формировании гения ничтожно мала, а все определяется воспитанием, средой, обстоятельствами. Из этого как раз и следует в самую первую очередь необходимость тщательнейшего изучения всех факторов среды, которые могли бы способствовать формированию гениальных личностей. Но нетрудно заметить, что именно представители «средовой» точки зрения проблему гениальности либо начисто игнорируют, либо уходят от нее, отделываясь парой-тройкой пустых фраз. Такое отношение, по сути дела, исключает возможность не только изучать, главное – активно воссоздавать те условия, которые способствуют развитию и реализации гениальной личности. Исторически возникновение «средовой» установки, «средовой» концепции, отодвигающей проблему гениальности на задний план, вполне понятно – это прямое следствие идеологических догм, господствующих в странах социализма… Это «чисто социальное», «антибиологиза-торское» мышление исходит из всеобъемлющего принципа, учившего, что «незаменимых нет»… По законам якобы социальной справедливости, такая точка зрения получила чрезвычайно широкое распространение… Заодно и принцип «от каждого по способности» был как бы забыт – если у всех одни способности, то не о чем говорить… И по-настоящему стали развивать только «нужные», «престижные для государства» способности, но поголовно и прежде всего – способность к конформизму…

5. Принцип неисчерпаемой наследственной гетерогенности человечества

Может показаться, что постановка проблемы гениальности и в самом деле антидемократична (один гений на 10 миллионов людей!). Но это ошибочное представление, поскольку, говоря о генетике интеллекта, о генетике гениальности и одаренности, мы не должны забывать одного из наиболее важных, основополагающих принципов, заложенных в природе всего живого, в том числе и в природе человека – это принцип неисчерпаемой наследственной гетерогенности.

Казалось бы, из всего выше сказанного легко вывести заключение, что для оптимизации развития достаточно предоставить детворе и юношеству хорошие, равные, соответствующие возрасту условия, и задача резкого повышения частоты развивающихся гениев, тем более выдающихся талантов, да и талантов вообще – будет решена. К сожалению, этого совершенно недостаточно.

С самого появления многоклеточных организмов с половым размножением естественный отбор в рамках каждого вида был направлен на создание максимальной наследственной гетерогенности. За появлением каждого нового вида животных и растений вплотную следовало появление специфически адаптированных к этому виду микробных, бактериальных, вирусных, грибковых паразитов, ферменты и антигены которых точно адаптировались к полипептидам и антигенам хозяина. Но приспособленность паразита к молекулам хозяина неизбежно вызывала среди особей-хозяев интенсивный отбор на устойчивость к данному паразиту. В значительной мере этот отбор мог вести к исчезновению или замене у хозяина той молекулы, которая необходима паразиту (пример – распространение множества «защитных» эритроцитопатий в малярийных зонах обитания человека).

Этот отбор приводил также к распространению у вида-хозяина такой мутации, которая, минимально изменяя структуру той молекулы хозяина, которая необходима паразиту, превращала эту молекулу в антиметаболит, блокирующий паразитарный фермент. Если паразит, вирусный, бактериальный и т. д., адаптируясь к хозяину, начинал вырабатывать в своей оболочке антиген, мимикрирующий антиген хозяина (что препятствует выработке хозяином антител, ибо они не вырабатываются ни против собственных антигенов хозяина, ни против веществ, их мимикрирующих), то среди популяций хозяина начинались распространяться мутации, меняющие мимикрируемый антиген, что восстанавливало способность к образованию противопаразитарных антител.

Поскольку эпителий и слизистые не могут полностью воспрепятствовать проникновению разнообразнейших микробных паразитов во внутреннюю среду хозяина, одним из важнейших путей противостояния постоянному натиску патогенов является максимализация биохимических различий между особями вида-хозяина, что и привело к созданию неисчерпаемых по своей сложности и многочисленности систем «балансированного полиморфизма» по очень значительной части генов любого вида животных, в том числе и человека. Механизмы становления и значения этой системы рассмотрены нами в книге «Иммуногенетика» (1971).

Неисчерпаемая наследственная биохимическая гетерогенность не может не повлечь за собой неисчерпаемую наследственную гетерогенность психическую, тем более, что к наследственному полиморфизму на молекулярном уровне присоединяется и иерархически более высокий.

Можно догадываться, что констатируемое многообразие конституциональных типов (эктоморфы, эндоморфы, мезоморфы и их промежуточные комбинации) порождались отбором на приспособленность к различным «нишам» среды и общества. Становление конституций как скоррелированных целостностей шло эволюционным путем подчинения ряда органов и функций какой-либо иерархически высшей системе – нервной, эндокринной или обменной. Нет нужды рассматривать, к чему более приспособлен гипотиреоидный или гипертиреоидный тип конституции, так как число таких полюсов в рамках относительной нормы очень велико. Можно ограничиться частным примером: сдвиг по линии гипогипертиреоиднос-ти в значительной мере удовлетворяет правилам Аллена и Глогера, тогда как сдвиги от полюса подвижности к малоподвижности нервной системы могут повышать адаптацию к множеству природных и социальных ниш.