Асхат хотел ответить, что, мол, если драться, так начинай. Но от тракта послышался звук двигателя, приблизился, свет фар полоснул по веткам кустов, и на поляну, скрипя и фыркая, выполз «Москвич», тормознул метрах в шести. Фары погасли. Вылезли двое. Молча медленно пошли к Асхату. Возле «Москвича» смутно маячили еще две фигуры, вроде женские. Ага, вот в чем причина! Ольга ни при чем! Несмотря на угрожающую обстановку, стало на сердце веселее: Ольга ни при чем!
– Слушай, погоди, давай разберемся, – поднял Асхат ладони, пятясь.
– Эй, вы, стопори, – сказал водитель. Один остановился, но второй, мелкий, плюгавый, как подросток, подскочил и ударил в лицо. Асхат отпрянул, в спину уперлись ветки кустарника. Когда против тебя трое, надо успеть ударить… Плюгавый от летел в сторону…
Свалили, пинали, матерясь и грозя убить. Водитель «Жигуля» наблюдал. Только когда Асхат изловчился подняться и двинуть в скулу плюгавого, так что тот взвизгнул по-собачьи, водитель дал подножку, и те двое еще азартнее принялись месить лежачего.
– Все, кончайте.
Облило жутью: меня кончать?!
– Хватит, сказано вам!
Еще пинок, матерок – и шаги прочь. Голос водителя:
– Ну, ты понял? Еще сексотничать будешь, пришьем, суку! Полежи, подумай.
Включились фары, завелись двигатели, рванулся с места «Жигуль», заскрипел следом «Москвич». Дверца его приоткрылась, женский голос выкрикнул глумливо:
– Иностранец, ты зас…
Уехали. В тот вечер Асхат был одет в теплую куртку, в шерстяной свитер, думал после кино постоять у дверей женского общежития. В таких случаях он набрасывал куртку на плечи Ольге, ей это очень, кажется, нравилось. Через толстую одежду удары не причинили переломов, сильных ушибов, синяками отделался Асхат да разбитым носом. Утерся снегом, похромал на тракт. Запоздалый мотоциклист довез его до города. В вестибюле общежития рядом с бабкой-вахтершей сидела Ольга, его ждала, тревожилась. Оказывается, не вышла на работу ее сменщица в цехе, оттого и к «России» не пришла Ольга. Все просто. А последствия сложные.
Вахтерша в порядке исключения позволила Ольге пройти в комнату, и от ее забот, от ее рук, гладивших синяки медным пятаком, стало легче. Даже решил было Асхат послушаться Ольги, не заявлять, не связываться в подонками. Но…
– Слушай, я не свяжусь, ты не свяжешься, все не станут связываться – что будет? Страшно жить будет! Тогда и в лес не повезут, при людях буду убивать, грабить, мучить! Найди их, пожалуйста, старший лейтенант! Серые «Жигули», модель шестерка. Номер смотреть не догадался, ишак я глупый, на силу свою надеялся, не думал, что их четверо будет. Почему говорю – четверо? В «Москвичонке» с девками вроде еще кто-то сидел. Нет, не видел. Но кто-то «Москвича» вел! Двое, которые били, от них сильно водкой пахло, девки вряд ли права имеют. Которые били, тех узнать могу, девок тоже. И водителя, у которого нос… Старлей, давай поедем вечером к «России», девки там часто вертятся, там настоящая мафия водкой торгует, почему милиция их не пресекает? С рабочего человека дерут три кожи… нет, шкуры, да?
Когда Мамедов ушел, Мельников еще раз перечитал показания. Поморщился, повздыхал. И за телефон:
– Костя, привет. Ты как распланировал вечер?
– Иными словами, нужна моя «Коломбина».
– И ты, и «Коломбина». Извини, но…
– Извиняю. Мы в твоем распоряжении. Дружба ОБХСС с угрозыском нерушима.
Подержанный «Москвич-412» капитан Калитин приобрел через комиссионный отдел автомагазина два года назад, когда внутренний рынок страны был если не насыщен, то хотя бы до некоторой степени удовлетворен новыми машинами, и с Калитина запросили по-божески. Но за эти два года денег на запчасти и ремонт ухлопано не меньше, пожалуй, чем уплачено за машину. Начальник отдела БХСС Кировского РОВД города Шиханска капитан Калитин в свои «чуть за тридцать» не удосужился обзавестись семьей, жил один в однокомнатной квартире, и если прежде оставалось у него от службы немного свободного времени для чтения, телевизора, кино, то с покупкой «Москвича», ласково окрещенного «Коломбиной», весь досуг занимала возня в гараже или поездки опять-таки по служебным целям. «Коломбина», будто чувствуя доброе к себе отношение, ломалась не чаще служебного, тоже не молоденького «газика». Впрочем, иногда капризничала, показывала свой машинный норов. Она довольно исправно возила оперативников ОБХСС и угрозыска. Но как-то раз инструктор политотдела, временно прикомандированный к Кировскому РОВД, старший лейтенант Репеев, торопясь на семинар, попросил Калитина подвезти его к Дому политпросвещения. Безотказный Калитин тотчас согласился, но «Коломбина» подвела: двигатель заглох в весьма неподходящем месте, посреди лужи, и исполнительный Репеев вынужден был под дождем поспешать рысцой, но все равно опоздал на семинар, чем вызвал неудовольствие вышестоящих. Больше он не просился в пассажиры.
– Мы сломались? – спросил Мельников, когда «Коломбина» замедлила ход и причалила к обочине.
– Мы в исправности, – успокоил Калитин. – Но хороший бомбежник знает «Коломбину» в лицо. Поэтому советую вам с Мамедовым дальше идти пешком.
– А ты?
– У коммерсантов теневой экономики я тоже знаменит. Посижу тут, газетку почитаю. Жду вас с искомыми дамами.
Пока было достаточно светло, чтобы через очки разбирать газетный текст, Калитин успел дочитать «Литературную Россию», подремать. В десятом часу его разбудили Мельников и Мамедов. Вернулись они без дам, серого «Жигуля» не видели. Вообще у кинотеатра тишь да гладь, не считая обычной для Шиханска пьяноватой расхлябанности и матерщины, что давно перестало считаться правонарушением.
– Поехали, Костя, по домам. Завтра…
– Завтра я дежурю. Придется вам на свидание с хулиганками ехать трамваем.
– Не нужно, слушай, – покачал головой Мамедов. – Не хочу тебя, старлей, каждый вечер от жены уводить. Я один их найду, тебе позвоню, скажу: помоги, пожалуйста! Меня за что били? За телефонный разговор. Так чтоб не напрасно кровь из носу проливал.
Возле мужского общежития высадили Мамедова. Мельников сказал:
– Били Асхата, а уголовному розыску по самолюбию пнули. Обнаглела бомбежная мафийка.
5
Дмитрий Максимович Жуков с некоторых пор перестал понимать, что творится вокруг и почему все это творится, казалось бы, вопреки всякой логике, здравому смыслу. Вопреки гуманистическому курсу нашего государства, наконец. Ему никогда не приходило в голову, что человек может иметь не только право на труд, но и право на тунеядство.
Жизнь текла по восходящей: после койки в общежитии – комната в квартире на трех хозяев, в цехе повышение разряда, вступление в партию, далее вузовский диплом, бригадирство на участке. Подошла очередь на трехкомнатную квартиру, пригласили на работу в заводоуправление, затем повысили до заведования отделом. Жизнь текла логично, жизнь была понятна. Труд каждого вливался в богатство страны.
К своим способностям Дмитрий Максимович всегда относился самокритично, не преувеличивая. Но и не преуменьшая. Работая слесарем, был уверен, что сможет и большее исполнять, оттого и рвался к вузовским знаниям, не жалея на это свободного времени. Учеба и общественные нагрузки уводили от семейных дел. Предполагалось – временно, пока не закончит институт. Училась в вузе и жена Екатерина Матвеевна. Никому никакого ущерба от этого не предвиделось, потому что хозяйством и воспитанием дочери Светланы занималась бабушка Аксинья Тимофеевна, старушка еще бодрая и энергичная.
Дойдя до руководства отделом, Дмитрий Максимович определил для себя, что это потолок, на более высокой должности он не потянет. Оказалось, что и в этом ранге возможны лестные и престижные перемены: Жукову предложили контракт на два года в одну из стран народной демократии. Интересно, ново, выгодно, наконец. Жена к тому времени закончила свой вуз, работала в заводской лаборатории. Ничто не мешало отъезду супругов, тем более что Аксинья Тимофеевна все равно занималась всеми делами семьи.
Контракт был подписан, но незадолго до отъезда дочка Света, только что окончившая десятилетку, внезапно объявила, что выходит замуж.
– Господи милостивый! – всплеснула руками бабушка. – Да какая из тебя жена! Рано тебе…
– А когда не рано будет? Когда начнутся твои немощи да хворобы? – Внучка с бабушкой не церемонилась.
Екатерина Матвеевна, опомнившись от неожиданной вести, спросила:
– Кто же он, твой избранник?
– Валерка, ты его как-то видела, такие вот волосы, вьются красиво, еще крест вот такой на золотой цепочке.
– Кроме креста что у него есть? Профессия, образование?
– На заводе работает, забыла кем, спрошу сегодня же. Зарабатывает? Нормально. Джинсы, куртка – все фирма! Ну мама, ну ты его видела, красивый такой! Завтра он к нам придет, ладно?
Красоты в Валерке родители не усмотрели, ума тоже не заметили. На семейном совете под всхлипы бабушки все же произнесены были расхожие слова: «Им жить-то».
Юная семья поселилась у Жуковых. Старшие приняли зятя с интеллигентной терпимостью, старались не вмешиваться в дела молодых. Очень скоро Света забеременела, все озаботились, чтобы ее не волновать, исполнять желания. Впрочем, муж Валерка время от времени убегал в компанийки один, возвращался поздно и навеселе. Света взрывалась скандалом, родителям приходилось до утра слушать брань из комнаты молодых, причем дочка выкрикивала такие выражения, что Екатерина Матвеевна в ужасе закрывалась одеялом с головой, а Дмитрий Максимович еле сдерживался, чтобы не нарушить политику невмешательства. Утром обычно проходили собеседования: матери с дочерью, отца с зятям. На некоторое время восстанавливался мир, как солнечная погода после вихря с градом.
Родился у Жуковых внук. Бури утихли, воцарилась в семье умилительная благодать. Тут как раз и подоспело предложение о загранкомандировке на два года. Зять Валерка взирал на тестя с почтением, просил привезти японский видеомагнитофон. Светлана млела от перспективы поехать с родителями «за бугор». Бабушка растерянно всплескивала руками.
Уехали. Туда и оттуда шли хорошие письма. Оттуда – просьбы вести себя хорошо. Туда – просьбы не забыть японский «видик», дубленку, кассеты, сапожки.
Вдруг – телеграмма о тяжелой болезни бабушки. Жуковы срочно прилетели в Шиханск. Аксинью Тимофеевку в живых не застали. Молодую семью нашли в стадии полураспада. На девятый день после бабушкиной смерти, на поминках, зять Валерка сильно перепил. Светлана тоже была на взводе, учинился такой ночной скандалище, перешедший в драку, что Дмитрий Максимович запоздало уразумел: терпимость не самое лучшее средство против пьянства и глупости. Взбешенный, без стука распахнул он дверь в комнату молодых. Валерка бил наотмашь дико визжащую супругу. Дмитрий Максимович схватил зятя за руку, тот ударил и его, Светка с бранью вцепилась мужу в длинные полосы… В дверях плакала и причитала Екатерина Матвеевна. Зятя изгнали общими усилиями. Распад семьи состоялся.
С тяжелым сердцем уехали Жуковы снова за рубеж: начальство дало понять Дмитрию Максимовичу, что расторгать контракт было бы нежелательно. Екатерина Матвеевна, не связанная контрактом, одна оформила отъезд на родину. За те недели, что ее не было дома, Света успела бросить работу в заводской лаборатории, завести охламона-любовника и еще с полдюжины «друзей». Пришлось матери в одиночку воевать с этим наглым, нетрезвым, вороватым сбродом, вдобавок и с дочерью. Да еще ходить на работу в лабораторию, в детский комбинат за внуком, в магазинные очереди, очень обременительные после заграницы, в детскую поликлинику – внук здоровьем слаб и с пеленок нервен. И еще писать мужу благополучные письма, чтобы не расстраивать. Но Екатерина Матвеевна надеялась, как многие слабохарактерные родители, что все само образуется, без помощи со стороны, без крутых мер.
Дочь пропадала где-то по нескольку дней, частенько заявлялась домой пьяная, с очередным «другом» или с компанией «друзей», протест матери вызывал у нее ярость. Обзывала площадно, бросалась с кулаками при ухмылистом нейтралитете «друзей».