«И вот вам результат…»

– Побей, Татьяна, пока не расплодилось, – учила она подшефную, сидя в бутовской столовой. – Своей рукой возьми и побей! Мы работаем на пиве, мы – спасители народа! Мы, если хочешь знать, первый МЧС, и народ нас ценит как родных. А это же машина, железо: тут похмеляет, а с тыла на лёгкие воздействует, душу губит… Если они расплодятся, тогда пиво куда? Бочку мою светлую куда? Под откос!! А куда ты пойдёшь, на панель? Учти, будешь там стоять, как «главпочта до востребования»! А ты ведь не привыкла, ты в киоске своём царица: хочу не доливаю, хочу милую! Уничтожь, народ тебе спасибо скажет. Я первая.

Закончив этот текст, Леонидовна отодвинула тарелку с нетронутым гарниром, пошла на пост, бормоча: «Правильно говорил Будда: жизнь – это горящий лес. Никогда не знаешь, откуда на тебя свалится!» Эту мудрость она часто слышала в исполнении одного постоянного клиента, тоже бутовца, и сама, кстати, в школе была отличницей, победительницей олимпиад. Но вот и на неё откуда-то неожиданно свалилось и раскатало по родимым пригоркам.

Будду-то ещё никто не опроверг.

7

Конечно, Татьяна Викторовна буквально набросилась на Сашика с припевом: «Или я, или сломай эту гадость!» Но Сашик разобиделся за своё детище, даже робко пошёл на принцип и стоял на своём, как против ветра. Татьяна Викторовна закрывала точку, вешала табличку «Пива нет», хотя пиво как раз было, и ходила на переговоры как на работу. Получая от Леонидовны свежие инструкции.

Нет, и всё!

Непонятно, с какого дива кроткому Сашику попала вожжа под хвост. Татьяна Викторовна меняла кнут на пряник, затем пряник на кнут, затем путалась, мотая над головой пряником, как Давид пращой; хлопала дверями, грозила какими-то невнятными карами. В конце неумело всплакнула и снова хлопнула дверью.

Теперь уже окончательно.

Папа Василий Егорович впервые солидаризировался с будущей невесткой, хотя при её появлении прятался в чулане.

– Ушла? – глухо спрашивал папа из своего убежища. – Я тебе говорю, побей, лучше будет! Хочешь, я побью, вот тут гвоздодёр лежит!

– Не буду я её побивать, зачем тогда делал, не скажешь?! Может, я хочу её усовершенствовать, уже знаю как.

– Был бы дома Толик, – вздыхал папа, – он бы тебя сразу поставил на вид.

Толик был старшим Сашиковым братом. Нрав имел отрывистый, неугомонный. Имел мечту разбогатеть и свалить за бугор. Он и впрямь однажды кратко разбогател, но свалил не за бугор, а в тюрьму, откуда слал редкие письма с замысловатым обратным адресом.

– Не по-нашему это как-то, – слабохарактерно убеждал папа. – Не по-русски. Смеяться будут…

А кто будет смеяться, не уточнял.

8

В результате натиска противных сил у Сашика развилось непривычное уважение к себе и к своему детищу. Он даже несколько раз смотрелся в зеркало и делал лицом разные фигуры, пытаясь придать себе орлиный профиль, потом, правда, плюнул. А Машинка неожиданно зажила востребованной жизнью. Приходили соседи, сперва так, потом с целью; хихикали, подталкивали друг друга – стеснялись чего-то, а чего, спрашивается? Отходили трезвые, слегка испуганные. Приходили их жёны, украдкой жали Сашикову руку, оставляли банки с домашней консервацией. Потом стали приходить знакомые тех соседей, потом полузнакомые, потом ремонтники лифтов, сантехники, медработники после ночи дежурства на скорой.

Прослышав про такое, вне графика вернулась Мила Адольфовна – мать и супруга. Она вернулась посмотреть, чем всё закончится, может, и хорошим. Сначала, правда, она подумала, что поторопилась, заглянув в пищевые кастрюли и на полки холодильника, где коротали время порожние коробки и жестянки из-под прошлой еды. Погремев холодным железом, она было заторопилась вон, но тут в дверь позвонили и анонимно поставили две банки с прошлогодними огурцами.

Дальше пошло дело в этом смысле веселей, примерно как по маслу.

Окончательно слава за Машинкой закрепилась после одного случая. Как и у любого нового дела, у неё тут же возникли враги и недоброжелатели. Например, известные философы-бутовцы. Те оставались верными присяге, которую дали Леонидовне и её Бочке, громко настаивая на проверенных веками способах реанимации силами природы, то есть бочковым пивом. Для подтверждения примата натуры над машиной они откуда-то, чуть ли не из-под городского крематория, доставили дядю Цезаря. Дядя Цезарь от пожизненного употребления всего, что горит, стал цвета древнеримской бронзы, покрытой зеленоватой патиной. А сначала его называли как-то по-другому, это когда он ещё был цвета пионерского галстука. Сухощавого дядю Цезаря с уважением подвели к Машинке, о чём-то ему рассказали, похлопали по тонкому плечу, включили. Машинка завелась, взвыла и тут же запнулась. Натуропаты, поставившие на дядю Цезаря, радостно переглянулись, показав за его спиной большой палец, мол, знай наших! Их противники с надеждой посмотрели на Сашика. Сашик нахмурился, чего-то пошевелил возле маятника – Машинка вновь тронулась, но с натугой, без улыбки. Натуропаты поскучнели, затем и вовсе загрустили, ибо в финале дядю Цезаря разбили паралич и столбняк одновременно, чего мировая медицина не наблюдала никогда. В конце сеанса дядя Цезарь обвёл присутствующих неузнающим взглядом, сказал: «Никому нельзя верить», – и умер, не приходя в сознание.

Когда его выносили, из кармана одежды что-то выпало и откатилось.

9

После памятного турнира Машинка, по словам Сашика, надорвалась и слегка повредилась в уме. А сделать такую же новую пока не получалось. Он было ещё раньше по горячим следам сделал Машинку второго поколения, гораздо более мощную, но вскоре разобрал на цацки. Ибо она простреливала клиента буквально насквозь, после чего он не просто трезвел – он бросал пить, курить, начинал нешаблонно мыслить. Горше того – он начинал говорить правду, причём невзирая на лица! Получив назад супруга с таким букетом, жёны уже не несли Сашику пирожки и консервы, а, наоборот искали побить этот аппарат, желательно на его голове.

И дважды им это почти удалось. Помешала женская неопытность.

События сгустила Татьяна Викторовна. Однажды она поделилась новостями с хахалем Мишей, с которым коротала время перед будущим замужеством. Миша внимательно выслушал её критику, попросил подробности. Выслушав, кратко резюмировал: «Дура!» И пояснил: «Сашику твоему за это изобретение премия полагается, поняла?!» «Какая ещё премия?» – смутно отозвалась Татьяна Викторовна, пряча голую ногу под одеяло. «Нобелевская, дура, – пояснил Миша. – И не ниже! Ты знаешь, сколько за Нобелевскую премию дают бабок? Не знаешь? А что ты тогда знаешь?! Ты вот что, беги мирись с ним, пока его более умная не прибрала. И береги аппарат, как талию. У меня знакомый шофер возит в министерстве какого-то зама. Я поговорю, чтоб отослали заявку в Америку насчёт премии. А он её получит, помяни моё слово! А как получит, пусть сразу перепишет на тебя, придумай как».

Так объяснял Миша возлюбленной, заимев какой-то свой негативный интерес.

Поняв всемирным женским чутьём, что тут чем-то пахнет, Татьяна Викторовна вернулась на Сашикову грудь и даже начала готовить ему котлеты. Хвалила его и Машинку, говорила, что ошибалась, и только в разлуке заметила, какая это нужная людям Машинка: «Ты береги её, Александр!» Сашик рассеянно кушал принесённые котлеты и молчал. Дежуря возле Машинки, он месяцами ходил непрерывно трезвый, поэтому тоже слегка повредился. Начал говорить церковнославянскими оборотами, призывал к любви, прощению обид и переходить улицу только на зелёный свет светофора, игнорируя остальные. На работе его осторожно приводили в пример. Доводчица Лидочка, от которой Сашик в своё время отказался под могучим давлением Т. В., ему давно простила всё и наперёд, сказала старшей сестре: «Я буду за него бороться!» «Давай, – сказала битая мужьями сестра, – дуй!»

Короче, что-то назревало.

И назрело.

10

Однажды в квартиру к Кутузовым занесло нового участкового, Михно Н. Б. Это был мужчина в круглой фуражке, сильно похожий на кота в сапогах. Уточним: в больших сапогах, как на кота – огромных! Участковый как раз знакомился с участком, то есть обходил дома, состоявшие на сомнительном учёте. И его, естественно, занесло по Кутузовскому адресу. Осмотревшись и не найдя входного коврика, он вытер ноги о соседский, спросил: «Кутузов В. Е. здесь проживает?», зная, что здесь. Выслушав неуверенный доклад жены и мамы Милы Адольфовны об отсутствующих, он рассеянно посмотрел в бумаги и рассеянно спросил: «Ну, рассказывайте, Кутузова М. А., как думаете жить дальше?» Мила Адольфовна уже приготовилась отрапортовать формулой насчёт скорого устройства на любимую работу и об купить подержанный пылесос, но тут Михно, ища стул с целыми ножками, натолкнулся взглядом на Машинку. Натолкнувшись, он раскрыл малахитовые милицейские уста и промолвил: «Ага, самогонный аппарат, я так и знал!» И, не вдаваясь в подробности, грохнул гениальной Машинкой об пол и походил сверху упомянутыми выше сапогами, р. 46/48. Присовокупив из газеты: «во исполнение Указа об усилении борьбы с пьянством, алкоголизмом и самогоноварением от 16 мая сего года».

Оказывается, в пылу событий вокруг Машинки народ пропустил этот хрустальный Указ мимо сознания.

Вот до чего доводят человеческие страсти!

Эпилог

А в жизни огромной страны началась Новая трезвая эра.

Плывут пароходы – смерть пьянству!

Гудят паровозы – смерть алкоголизму!

Летят самолёты – смерть самогоноварению!

Идут пионеры – смерть слабой успеваемости в результате пьянства, алкоголизма и неумелого обращения со спичками. То есть того же самогоноварения!

Страшно!

В результате народный Сашик собрал самогонный аппарат пятого поколения, взявший от природы всё лучшее. То есть работающий практически на кухонной углекислоте, как герань. Потом специалисты назвали это высокими технологиями и начали доить кроткое государство с помощью научной мысли.

А всё наносное, налипшее, ненужное как-то само отпало или растворилось. В результате чего сегодня мы имеем то, что имеем.

Тут и сказке конец.

– А при чём тут упомянутые сперва поросята? – спросит автора хороший читатель.[1 - Хороший читатель – то есть человек, дочитавший это дело до конца.]

– Чёрт его знает, – отвечает автор. – Разогнался написать наше, положительное, хотя бы смешное, а полезло непонятно что!

А остановиться уже не смог.

Скульптор Николай и его детище

В Киеве есть такое явление природы, называется Бабий Яр.

Это гигантский овраг, спускающийся вниз, к Подолу.

То есть к Днепру.