Исчисление времени

Но и в кавказских горах есть одно серьезное неудобство. Там очень мало, а порой и совсем нет пахотных земель, где можно сеять рожь и пшеницу.

Воздух, да, хорош – дыши во всю грудь, и вода отменная – пей вволю. А вместо пахотной земли скалы и утесы, ущелья, обрывы да бездны – сеять пшеницу и рожь негде, вот и сиди без хлеба. На Кавказе не покрестьянствуешь. Поэтому многие горцы подаются в абреки. Абрек – это отчаянный удалец, давший обет не щадить головы своей ни по какому случаю, неистово и храбро драться и грабить с шайкой таких же сорвиголов в прямом смысле этого слова, соединившихся для грабежа и дерзких набегов на земли всех, кто живет на равнине у гор и пасет стада скота или пашет землю и растит на ней хлеб.

Ну а тому, кого не взяли в абреки, приходилось заниматься сапожным ремеслом. Вот отец этого Сталина и был сапожником по фамилии Джугашвили[3 - Джугашвили. – Полностью вымышленный персонаж романа. Любые совпадения с разными однофамильцами, включая известных исторических деятелей, случайны и не имеют никакого отношения к художественным замыслам автора.]. Он научился шить обувь, но людей-то в ауле немного, он сшил всем по две, а кому и по три пары хороших, носких сапог, куда уж больше, и без работы запьянствовал и, чтобы не дать этой порочной слабости погубить себя, решил уехать в Тифлис, в столицу Грузии, когда она в древности еще была славной державой и ею правила красавица царица Тамара, а поэт Шота Руставели писал поэмы о смелых грузинских витязях, не боявшихся даже тигров, давно уже не обитавших в горах Кавказа.

В Тифлисе отец Сталина надеялся найти работу – людей там много, не босыми же им ходить по городу, сапоги всем нужны, а когда ты занят шитьем сапог, ни виноградного, ни хлебного вина пить не станешь, а то сошьешь два левых сапога в одну пару или пришьешь голенища вместо подметок – сраму не оберешься, да и тачая сапоги, некогда пить, поэтому уважающий себя сапожник – даже немец, которого судьба забросила в Россию – пьет только после рабочего дня от тоски по родному «Фатерлянду», а когда заказов невпроворот, так и совсем не пьет, или пьет, но уже без удержу, до полного бесчувствия только по воскресным дням, а в понедельник с утра он трезв как стеклышко, чтобы с пьяных глаз не воткнуть шило себе в руку.

Отправляясь в Тифлис, Джугашвили-старший хотел взять с собой и сына. Тот давно уже вышел из младенчества и мог бы помогать отцу. Если не шить сапоги, то хотя бы готовить дратву, а со временем и ставить набойки на стоптанные башмаки, ведь если умело сделать набойки, старые башмаки можно носить как новые и не тратить деньги на покупку обуви.

Но сын вдруг не согласился ехать в Тифлис и открыто пошел против воли отца. Во-первых, отец под пьяную руку часто бил его по голове сапожной колодкой, а сыну это не нравилось – и больно, и голова потом гудит полдня. А во-вторых, у Сталина не было наклонности к сапожному ремеслу, он однажды тайком попробовал сшить сапоги, уколол палец и решил больше никогда не брать в руки ни сапожной иглы, ни дратвы – пропади они пропадом.

Видя дерзкую непокорность сына, Джугашвили, как всякий вспыльчивый горец, проклял его и, не меняя своего решения, уехал в Тифлис, где впоследствии все-таки спился, несмотря на то, что приходилось много работать.

IV. Как Сталин стал абреком вместо того, чтобы пойти в священники

Мать Сталина[4 - Мать Сталина. – Полностью вымышленный персонаж романа. Любые совпадения с разными однофамильцами, включая известных исторических деятелей, случайны и не имеют никакого отношения к художественным замыслам автора.] не вмешивалась в ссору сына с отцом, но в душе поддерживала сына. Она родилась в небольшом грузинском городке, в русском квартале. После ранней смерти родителей ей пришлось переехать к родственникам в горный аул, где она и вышла замуж за Джугашвили, потому что никого другого не нашлось, аул-то маленький, мужчин, тем более неженатых, в нем взять негде. Мать Сталина хорошо говорила по-русски, отличалась набожностью, характер имела твердый и суровый – в девичестве это не бросалось в глаза, а после неудачного замужества стало очень даже заметно.

Когда сын подрос, видя, что у него хороший голос и слух, она часто возила его в городок, где родилась и водила в церковь. Сталин пел в церковном хоре, это приводило мать в умиление и она мечтала, чтобы ее сын, на зависть соседям, стал священником или хотя бы дьяконом. Но дьяконы все огромного роста и поют басом, так что голос переполняет всю церковь, как рев горного потока заполняет тесное ущелье. А священники – разные: и солидные, и благообразные, и маленькие, даже тщедушные и поют, кто тенорком, кто дисконтом.

Чтобы стать священником, нужно учиться в семинарии. Обучение (да еще одежда) стоят дорого: все вместе больше двухсот рублей – матери Сталина не по карману. Тогда она пошла работать прачкой и мыть полы в богатых домах. Денег все равно не хватило. Но хозяева, узнав, что работавшая у них прачка и поломойка собирает деньги не для того, чтобы купить нарядное платье или дорогие бусы, а для учебы сына на священника, а этот сын уже научился у матери русскому языку, умеет читать и писать и отказался обучаться сапожному ремеслу, чтобы потом рано или поздно пристраститься к спиртному, а вместо этого станет священнослужителем и будет рассказывать малограмотным крестьянам, как им сделается хорошо сразу после смерти, если они при жизни будут послушны, как овцы, дали кто пять рублей, а кто десять, а один торговец мелким товаром, крещеный еврей, так даже пятьдесят рублей, и требуемая сумма вскоре собралась.

Когда мать показала Сталину эти деньги, он вдруг сказал ей:

– О моя мать! Если у нас есть такие деньги, зачем же мне учиться на священника? Лучше я куплю себе горячего коня, кинжал и такую бурку, что, завернувшись в нее, можно спать под скалой в любую непогоду и метель. Я стану абреком и пойду грабить всех прохожих и проезжих, и жители нашего аула будут бояться и уважать нас.

– О сын мой! – ответила Сталину его мать. – Абрек должен быть высок, силен и красив лицом, он как горный орел хватает свою добычу, поэты слагают о нем песни и называют его гордым именем. Ты же у меня невзрачный, кривобокий и рябой, ведь так тебя называют. И ростом ты совсем не удался.

– О моя мать, – сказал Сталин, – не тот абрек хорош, кто красив лицом, высок и строен, а тот, кто умеет взять добычу. Гордый орел парит высоко в небе, но он у всех на виду, и меткий стрелок сбивает его пулей. А рысь и лиса знают как подкрасться, выждать и нанести удар, и добыча не уйдет от них. Да, я мал ростом, меня называют Кривобоким и Рябым, но дух мой неукротим, терпение бесконечно, я хитер и коварен, и лучше я пойду в абреки, чем в священники.

– Хорошо, сын мой, – ответила Сталину мать, пораженная умом сына, – только помни, если ты станешь неприметным священником, ты проживешь тихо и всегда с кусочком хлеба, и никто тебя не упрекнет. А если ошибешься или проспишь обедню – помолишься, и Бог тебя простит. А если выберешь себе судьбу абрека, то тут уж нужно стать таким джигитом, чтобы о тебе песни пели.

– О моя мать! – воскликнул Сталин. – Я не пойду в священники. У ме-ня совсем другие наклонности. Я буду грабить и убивать, как мой прадедушка Иосиф, ведь в его честь меня и нарекли.

Хотя отец Сталина был драчливый пьянчужка-сапожник, но зато его далекий прапрадед прославился строптивостью и разбойной жизнью. Он обирал людей на большой дороге по ночам, и именно от него Сталину достались врожденные наклонности убивать и грабить, а других наклонностей у него не обнаружилось.

Сталин взял деньги, собранные его матерью, поклялся отомстить всем, кто унизил ее своими подачками, купил горячего коня, непромокаемую, непробиваемую ни ветром, ни пулями бурку, острый безжалостный кинжал и подался в абреки.

Для начала он ограбил всех, у кого мать стирала одежду, мыла полы и собирала деньги на его учебу в семинарии, а еврея-торговца даже зарезал своим только что купленным кинжалом, потому что тот вздумал напоминать, что дал его матери денег больше, чем остальные – целых пятьдесят рублей.

Исполнив клятву, данную матери, Сталин принялся грабить всех, кто попадался ему под руку. И вскоре сакля, в которой жила его мать, наполнилась коврами ручной выделки, кувшинами с маслом, кругами сыра сулугуни, домашними лепешками и выделанными овечьими шкурами – всем, что, имея кинжал и твердую руку, можно добыть в селах предгорий Кавказа. И мать Сталина уже не ходила по чужим домам мыть полы и стирать белье, а соседи при встрече уважительно кланялись ей в пояс.

Сталин же тем временем добрался до города Баку, где на нефтепромыслах работало много людей. Нефтепромыслы принадлежали шведу по фамилии Нобель, он, по заведенной у всех немцев аккуратности, раз в неделю платил рабочим зарплату, и Сталин начал отнимать у них не только лепешки и кой-какой домашний скарб, но и деньги. Рабочие, оставшись без денег, не могли купить себе и своим детям хлеба. Они собрались вместе, вооружились кольями, подстерегли Сталина, явившегося накануне получки, и, не сдерживая злобы, прибили его до полусмерти и едва живого сдали в полицию. Сталин выжил, но одна рука (левая или правая) осталась поврежденной на всю жизнь, и чтобы это меньше бросалось в глаза, Сталин всегда держал в ней трубку, хотя курить никогда не курил и махорке всегда предпочитал стакан хорошего грузинского вина.

V. Сталин и Ленин

Когда Сталин слегка оправился от побоев, его в арестантском вагоне отправили в Москву, а потом, по старому русскому обычаю, заковали в железные кандалы и по знаменитой Владимирке – дороге, названной в честь крестившего Русь князя Владимира Красное Солнышко, погнали этапами в Сибирь.

На этих этапах Сталин и познакомился с Лениным[5 - Ленин. – Полностью вымышленный персонаж романа. Любые совпадения с разными однофамильцами, включая известных исторических деятелей, случайны и не имеют никакого отношения к художественным замыслам автора.]. Имя его неизвестно, а отчества у него не было, такие рождаются без отца и без матери, как пузыри земли в пьесах Шекспира. Этот Ленин был авторитетным вором, сидел не первый раз, поэтому его все уважали. Они со Сталиным брели по осенней грязи Владимирки, и Сталин, от рождения музыкальный, как все грузины, под мелодичный звон кандалов и свист ненастного ветра пел грузинские песни, эти песни очень понравились Ленину, потому что он терпеть не мог песни на русском языке. И Ленин сказал Сталину:

– Хорошо поешь, товарищ. И не по-русски, и складно, и напевно. Но ты еще молод и многого не понимаешь. Твоя ошибка в том, что ты вздумал грабить рабочих. Прочти как-нибудь на досуге сочинения Маркса[6 - Маркс. – Полностью вымышленный персонаж романа. Любые совпадения с разными однофамильцами, включая известных исторических деятелей, случайны и не имеют никакого отношения к художественным замыслам автора.].

– А кто такой этот Маркс? – спросил Сталин.

– Вот видишь, ты даже не знаешь, кто такой Маркс. Это знаменитый немецкий грабитель.

– И что же этот Маркс, грабит немцев?

– Маркс давно уже умер. Он никого не грабил сам. Он всем разъяснил, как это нужно делать. Маркс – создатель теории.

Сталин не знал, что значит слово «теория», но из гордости, присущей многим горцам, часто совершенно ложной, вида не подал и не стал спрашивать, что это такое.

– Теория без практики – мертва, но и практика без теории слепа, – объяснил, правда не очень понятно, Ленин. – Вот, к примеру, ты грабил рабочих. А рабочие это по сути дела пролетарии. Грабить их нельзя. Во-первых, взять у них фактически нечего, кроме их очень маленькой зарплаты. А во-вторых, пролетарии сами с радостью готовы ограбить кого угодно, им только нужен предводитель. И если бы ты додумался стать их предводителем, вы бы могли вместе грабить нефтепромышленника Нобеля – у него-то денег пруд пруди. Грабить нужно не пролетариев, а помещиков, церковников, купцов – у них много денег. И царя – у него государственная казна, и в дворцах, если пошарить, тоже найдется что прибрать к рукам. Именно этому и учит Маркс и его теория. И запомни, тот, кто грабит на большой дороге – просто грабитель, а кто грабит согласно теории Маркса – марксист. Разницы, конечно, никакой, но звучит куда как приятнее, особенно для женщин, они от революционеров иной раз просто без ума. И в тюрьме политическим совсем другая пайка. Мой тебе совет – читай Маркса. Перед сном это не самое лучшее чтение, не какой-нибудь барон Брамбеус или Нат Пинкертон, но в тюрьме да на каторге – самый раз.

Сталин прислушался к советам Ленина, стал читать сочинения Маркса, ничего в них не понял, но из скрытности никому об этом не рассказывал, а всем говорил, что он марксист, и ему все поверили, потому что, пройдя этапами до самой Сибири, он оброс черной щетиной и выглядел как настоящий людоед или черт вечером накануне Рождества из повестей Н. В. Гоголя.

Ленин умел менять обличье. Он прикинулся дворянином, инспектором народных училищ и на казенные деньги в почтовой кибитке вернулся из Сибири, а потом под видом престарелого и нуждающегося в заграничном лечении царского генерала в мундире с золотыми эполетами удрал в Швейцарию, где выдавал себя за потомка народного героя Вильгельма Телля, меткого стрелка из лука.

А Сталин жил в Сибири и писал матери письма:

«Здравствуй, моя дорогая мать! Я теперь марксист, поэтому каторгу в рудниках мне заменили на ссылку и даже дают деньги на прокорм, потому что так положено по доброте русского царя, денег этих, правда, маловато, всего по пятнадцать рублей в месяц, но и они вылезут царю боком, я их ему никогда не забуду, как те пятьдесят рублей еврею-торгашу. Несмотря ни на что, питаюсь я хорошо, ловлю в реке осетров, черную икру ем ложкой, а жареной осетриной еще и местных жителей угощаю. Зимой скучновато, читаю длинными вечерами сочинения Маркса, и время проходит совсем незаметно. Не горюй, моя бедная мама, скоро мы пойдем другим путем».

Мать Сталина читала эти письма и не могла взять в толк, каким это другим путем они пойдут и куда, и поэтому тихо плакала, а по ночам не спала и думала: «О, мой мальчик Иосиф! Не получился из тебя абрек. Росточком не удался, что ж тут поделаешь. Хорошо, что хоть пятнадцать рублей дают тебе на прокорм, вот только никак не пойму, за что…»

VI. Чему Ленин научил Сталина

А тем временем Ленин в Швейцарии продал генеральский мундир с золотыми эполетами, пропил до копейки все деньги и сидел без гроша. Он пробовал одалживаться у писателя из нижегородских мещан Горького[7 - Горький. – Полностью вымышленный персонаж романа. Любые совпадения с разными однофамильцами, включая известных исторических деятелей, случайны и не имеют никакого отношения к художественным замыслам автора.]. Тот уже давно жил в Европе, писал о своей горькой, беспутной жизни и, к своему удивлению, получал от издателей неплохие деньги. Горький был слезлив, как только встречал Ленина где-нибудь в пивной, сразу плакал и высказывал много сочувствия, но денег давал мало, потому что был прижимист, как и все обыватели мещанского сословия.

Тогда Ленин вспомнил про Сталина и велел ему бежать из ссылки, ехать прямо в Тифлис и грабить там банки. Письмо Сталину Ленин написал официально от Центрального Комитета еврейской партии РСДРП (аббревиатура РСДРП не расшифрована до сих пор, несмотря на усилия нескольких институтов марксизма-ленинизма, которые, потерпев фиаско с поиском в этой аббревиатуре буквы, соответствующей слову «еврейская», заявили о своем самороспуске в конце XX века). Письма из Швейцарии Ленин отправлял с почтовыми голубями, чтобы не перехватила полиция или провокаторы, они следили за каждым шагом, изнывавшего от безденежья изгнанника и вскрывали все его письма, которые он посылал во все концы света с яростными и очень жалостливыми просьбами прислать ему денег.

Несчастные голуби выбивались из сил, замерзали на лету и падали в таежные дебри, где их тут же разрывали на части голодные хищные куницы, вечные враги веселых и ловких белок, трудолюбиво запасавшихся кедровыми орехами и потому безбедно проводившими длинные сибирские зимы вместе со своим многочисленным проворным потомством.

Но один голубь все же пробился через пургу и метели.

Получив послание Ленина, Сталин очень удивился, как это он сам не додумался до того, чтобы бежать из Сибири и грабить в Тифлисе банки – ведь, казалось бы, это так просто – сообразить, что в банках много денег. Позже Сталину не однажды приходилось убеждаться в прозорливости Ленина и поражаться остроте беспокойной мысли своего сотоварища, доводившей его иногда до нервических припадков и болезненного исступления, обычно заканчивавшегося декламацией речей в полном одиночестве или тяжелыми запоями, на корню сгубившими от природы крепкий организм Ленина, и только частые ссылки в село Шушенское и простая крестьянская пища как-то поддерживали его здоровье.

В ссылке за Сталиным присматривали местные разноплеменные обитатели, жившие по соседству. Сталин купил водки, наловил осетров, нажарил осетрины и напоил своих соседей до полусмерти под предлогом того, что у него день рождения. Сам же взял том сочинений Маркса (на обложке его было написано «Капитал», слово «капитал» латинское, в переводе значит «главный», но Маркс латинского языка не знал и думал, что оно означает «деньги», денег у Маркса никогда не водилось, и поэтому все свои сочинения он назвал этим словом), спрятал его на груди под рубаху и в простеньком демисезонном пальтишке через всю Сибирь, в сорокаградусный мороз, без шапки, не разбирая дороги, напрямик отправился в Тифлис.

Дорог в Сибири, особенно зимой, вообще не бывает. Это позже, уже во второй половине XX века, через всю тайгу – вдоль и поперек проложили дорогу два брата-кинематографиста. Они прорубили ее насквозь, прямую как стрела, потому что, работая топорами, ориентировались на звезду, наподобие Вифлиемской, и когда закончили «прорубаться», даже посожалели, что дремучие сибирские дебри и чащи вдруг закончились, и пробиваться больше некуда, а руки уже привыкли к топорам.

Сталин же шел по дикому бездорожью, по тундре, шел через тайгу, по степям, том сочинений Маркса с названием «Капитал» согревал его, и он не замерз, хотя холодные северные ветры пронизывали его насквозь. Книга под рубахой согревала ему не только бренное тело, но и душу и придавала силы, Сталин не ощущал голода, а таежные кровожадные звери гнались следом и хотели загрызть или разорвать его на тысячу мелких кусочков, но Сталин доставал из-под рубахи «Капитал» и, увидев эту толстенную книгу, похожую на священное писание евреев «Библию», звери бежали прочь, сверкая горящими во тьме глазами и клацая острыми, как у крокодилов в Африке, зубами. А когда подули весенние ветры и вскрылись широкие сибирские реки, Сталин переходил их аки посуху, держа том сочинений Маркса над головой, погружаясь в воду не глубже щиколотки, и только рыба плескалась у его ног, радуясь окончанию ледового плена и надеждам на то, что рано или поздно наступит и нерест.

Описание перехода Сталина через невообразимо бескрайние пространства Сибири многие считают несколько приукрашенным, но это не так. Оно записано со слов нескольких сотоварищей Сталина, которые могли знать все подробности и детали от него самого.

Что же касается хождения по воде – именно оно более всего вызывает недоверие, – то описание подобных случаев встречалось и раньше, и сомнения возникали отнюдь не у всех читателей, знакомых с законами Архимеда о выталкивающей силе, действующей на тела, погружаемые в воду при разных обстоятельствах.

Добравшись до Тифлиса, Сталин собрал несколько отъявленных негодяев, забросал вместе с ними губернский банк бомбами, и когда охрана банка в ужасе разбежалась (те, кто остались живы после взрыва), налетчики похитили столько денег, сколько каждый из них смог унести на собственных плечах. Большую часть этих денег переправили в чемоданах с двойным дном в Швейцарию, Ленину. После этого Ленин мог позволить себе не дешевый обед с кружкой прокисшего пива в столовке для безработных, а самые необычные деликатесы от лягушек в сметанном соусе по-французски до диковинных фруктов с острова Новая Гвинея, доставляемых пароходами по предварительному заказу посетителя ресторана, и супа из плавников акул, бороздящих просторы Тихого океана, словно торпеды.

Все это так понравилось Ленину, что он, обычно крайне неблагодарный, пригласил Сталина в Лондон, где устроили большой «сходняк» марксистов. Он назывался «съезд», потому что на него не сходились, как обычно это делали воры и бандиты, когда нужно о чем-либо договориться, а именно съезжались, до Лондона из России пешком идти очень долго.