Начальный свод как он есть. Поиски утерянной летописи

Начальный свод как он есть. Поиски утерянной летописи
Владимир Положенцев

«Откуда есть пошла Русская земля…» Этот вопрос всегда волновал не только русских людей, но и наших заклятых «друзей» поляков, претендовавших в Смутное время на московский престол. По одной из гипотез, во время «сидения» в Кремле в руки гетманов попала часть летописи Начального свода – основа «Повести временных лет», которую оккупанты попытались использовать не только в политических целях, но и как средство обогащения. Фамилии персонажей, за исключением исторических, вымышлены.

Начальный свод как он есть

Поиски утерянной летописи

Владимир Положенцев

Vrai est quelque chose

© Владимир Положенцев, 2023

ISBN 978-5-0059-9637-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРЕДИСЛОВИЕ

Лето 1612. Из-за голода и невозможности сопротивления народному ополчению, осажденный Кремль покидают польско-литовские полки Александра Зборовского и Александра Гонсевского – наместника короля польского в Москве. Вместо себя Гонсевский оставляет комендантом Кремля полковника Миколая Струся с гарнизоном. Отступающие увозят с собой в Смоленск и Литву остатки царской казны, что не успели разграбить гетманы Станислав Жолкевский, Ян Сапега, Ян Ходкевич. Среди парчи, золотой и серебряной посуды, окладов икон – «римские» церковные книги, привезенные в Москву Софьей Палеолог – бабкой Ивана Грозного, в качестве приданного. В одну из книг вложены листы древней рукописи с названием: «ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХЪ ЛЕТ ИГУМЕНА ФЕДОСЬЕВА МАНАСТЫРЯ ПЕЧЕРЬСКАГО, ОТКУДУ ЕСТЬ ПОШЛА РУСКАЯ ЗЕМЛЯ…» Похищенная поляками рукопись канула в лету. Однако несколько листов «Повести» были случайно обнаружены в Краковской библиотеке. Эти «листочки» за большие деньги тайно приобрел русский олигарх Владислав Струсевский…

ПЕРВЫЙ исход

После сильного ночного дождя Неглинка вспухла как при весеннем половодье. Бурные потоки еле пробивались, взбивая пенные гребни, через боковые арки Кутафьей башни – стрельницы. Зазвенели цепи подъемного моста и на нем появились крылатые польские гусары. Некоторое время они стояли на мосту, озираясь по сторонам, потом один из них, с высокими, алыми крыльями, взмахнул рукой в железной перчатке. Гусары съехали на площадь, еще спящих в первых, холодных солнечных лучах, торговых рядов.

Из Троицкой башни появился отряд пеших и несколько конных воинов. Выглядели они не так лихо, как крылатые кавалеристы, двигались вразнобой, угрюмо. Пеших было много. И не единого боевого флага. Среди них шли, еле передвигая ноги, изможденные голодом и пленом русские бабы с детьми, бояре, волоча по земле изъеденные мышами шубы, священники и монахи в черных, заляпанных грязью ризах.

За вышедшими из Кремля польско-литовскими полками и православными сидельцами, насильно удерживаемыми оккупантами, внимательно наблюдали с Лубянского холма ополченцы князя Пожарского. Атаман донских казаков Заруцкий предлагал атаковать ляхов и чухонцев на выходе из Кремля – о том, что полки Гонсевского и Зборовского покинут Москву было известно и обговорено сторонами заранее – но при подходе к Москве ополчения Пожарского, бежал в Коломну. В свое время атаман служил обоим Лжедмитриям, королю Сигизмунду, дружил с Яном Сапегой и даже участвовал в походе гетмана Жолкевского на Москву. Это уже потом, по призыву патриарха Гермогена, не только примкнул к ополчению против бывших своих друзей, но и стал одним его предводителей. Пожарский называл Ивана Мартыновича перевертышем, «коему нет никакой веры». К тому же упорно ползли слухи, что Заруцкий готовит заговор против князя Пожарского, хочет убить Дмитрия Михайловича. Дружинники князя обещали повесить атамана на первом суку, как только поймают, вот и пришлось ему ретироваться со своими казаками в Коломну. Однако Заруцкий был уверен, что Пожарский и «мясник» Минин не справятся без него с оставшимся в Кремле гарнизоном Миколая Струся, а потому непременно призовут его на помощь.

– Друг друга жрали, в бочках засаливали, а коней сохранили, – сказал с ухмылкой князь Трубецкой, взявший в прошлом году Земляной город и осадивший польско-литовский гарнизон в Кремле. Он пытался вести переговоры с панами, чтобы те отпустили хотя бы русских баб, но тщетно. А уж сдаваться ляхи отказывались напрочь. С одной стороны это даже импонировало Дмитрию Тимофеевичу – стойкие воины, но с другой: настоящие бойцы баб и мирных людей в заложниках не удерживают и, конечно, не поедают друг друга. Из Кремля доходили слухи, что ляхи даже бросали кости, кому быть теперь съеденным, а за вырытую из могил падаль, устраивали поножовщину.

– Может, у них и кони человечью солонину жрали, потому и не сдохли, – смеясь, предположил сотник по имени Прокопий. Так же звали воеводу Ляпунова, одного из руководителей Первого ополчения. Его в июне убили по ложному доносу, состряпанному Гонсевским, казаки. Сотник и лицом здорово походил на воеводу, его даже одно время считали братом Ляпунова. Но он таковым не являлся, носил фамилию Бельский. А вот к опричнику царя Ивана Грозного – Малюте Скуратову – Бельскому он имел прямое отношение, был сыном его племянника.

– Прям руки чешутся, разметать ляхов. – Трубецкой скрипнул зубами, ударил кулаком по пушке-пищали «Инрог», отлитую в единственном экземпляре мастером Чоховым и отбитую в Белом городе у ляхов.

– Нельзя, – ответил князь Пожарский. – Есть уговор с королем Сигизмундом.

– К черту Сигизмунда! – воскликнул Трубецкой. – Ему теперь не до нас. Потому Зборовского с Гонсевским к себе призвал. Ляхи отдохнут, отъедятся, снова приползут, не успокоятся.

– Не успокоятся, – кивнул Пожарский. – Но наша главная теперь задача, не пропустить обоз с провиантом гетмана Ходкевича в Кремль.

– Нам и самим провиант не помешает, – заметил Бельский.

– Обоз сначала отбить надо, – сказал подошедший Кузьма Минин. – Ходкевич уже к Москве приближается, не иначе в Новодевичьем по началу встанет.

Сотник не импонировал Минину. Кузьму Минича раздражало, что Бельский «жмется» к Пожарскому, считал, что тот желает стать одним из предводителей ополчения. Но это была не ревность, просто Земский предводитель считал сотника чересчур резким, способным на необдуманные поступки. При этом отдавал должное его храбрости и военной дерзости. Буквально накануне Бельский со своей сотней разбил шайку тушинских казаков, промышлявшую разбоями, грабежами и не подчинявшуюся никому. Подобные отряды «свободных малоросских казаков» были созданы Заруцким якобы для пресечения попыток ляхов выбираться из Кремля за продуктами, но вскоре казаки стали грабить всех подряд. Москвичи их боялись не меньше поляков и литовцев.

– Пусть топают, – сказал угрюмо Минин, провожая взглядом колонны поляков. – Наших, думаю, скоро отпустят, если не будем ляхов задирать. Подкормим, горемычных. Вон, гляжу, боярин Романов с семейством, еле ноги волочит.

Однако на Смоленском тракте, у села Одинцова на отряды Зборовского неожиданно напали казаки Федьки Рваного. Ряды его «воров» пополнились тушинскими казаками, которых накануне «побил», а по сути, просто разогнал Бельский. Нападение было столь стремительным, что поляки не оказали особого сопротивления. А казаки, собственно, и не стремились затеять битву. Они угнали несколько повод с награбленным оккупантами добром и ретировались. Погони, изможденные голодом поляки с литовцами, устраивать не стали. Равно как и гнаться за разбежавшимися под шумок стычки русскими сидельцами.

Добыча «воров» оказалась не столь уж жирной. На одном возу оказались шубы, серебряные оклады, посуда. На втором тоже шубы, а под ними какие-то книги в кожаных переплетах. Добро казаки забрали, а возок с книгами бросили неподалеку от тракта. Подоспевший на подмогу Зборовскому гетман Гонсевский, тоже гнаться за «ворами» не стал, но послал десяток крылатых гусар оглядеть местность – нет ли где еще засады. Они и обнаружили брошенный возок с фолиантами. Гонсевский аж присвистнул от радости: Зборовский бросил подводу с книгами, а ему приданное Софьи Палеолог не помешает. Он не хуже Зборовского понимал ценность Либерии царя Ивана Грозного. Гетман сам собирался ее прибрать к рукам, но Зборовский его опередил. Речь Посполитая постоянно пыталась наладить добрые отношения с Римом и если вернуть приданное Софьи Ватикану… Словом, Сигизмунд может отблагодарить по-королевски. К черту Зборовского, ему он и не скажет, что возок с книгами оказался в его руках.

Однако фолианты так и не попали в Ватикан. Дороги гетманских полков разошлись под Можайском. Гонсевский пошел в Смоленск, Зборовский в Литву. Бывший комендант московского Кремля стал командиром польско-литовского гарнизона в Смоленске. После падения московского гарнизона Миколая Струся, «московиты» неоднократно пытались штурмовать Смоленск и эти атаки Гонсевский успешно отражал. Однако он был обижен на короля Сигизмунда за то, что тот не приблизил его, за «великие заслуги» ко двору, а потому не стал отправлять ему «приданное» Софьи Палеолог, хранившееся в обширной библиотеке Ивана Грозного. Своему ординарцу Стефану Валевскому он приказал отвезти книги в Мозовшу, откуда гетман был родом. Но и Валевский, и книги бесследно исчезли. Только несколько фолиантов да пара листов «Повести временных лет», вернее Начального свода, оказались, каким-то образом, в Краковской библиотеке…

Экспертиза

– Да, занятная история.

Профессор Капустин через лупу разглядывал разложенные на широком столе пожелтевшие листы. Их было три и все вложены в плотные прозрачные файлы. Он так увлекся, что коленями влез на край стола.

– Откуда вам известна, молодой человек, эта, с позволения сказать, эпопея?

Владислав Струсевский, владеющий прибыльной рыбоперерабатывающей компанией «Водяной дом», был не так уж молод, недавно ему стукнуло 45. Но по сравнению с профессором кафедры древней истории МГУ Федором Михайловичем Капустиным, отметившему недавно 70-летний юбилей, он действительно выглядел «молодым человеком».

– Уважаемый Федор Михайлович. – Владислав встал с широкого кресла, на которое была накинута шкура тигра, разлил по пузатым фужерам виски Баллантайнс. Вежливо приподнял свой бокал, сделал глубокий глоток. – Я пригласил вас для того, чтобы вы сделали профессиональное заключение на предмет подлинности этих… листочков. А подробности их приобретения или их история…

Профессор сполз со стола, засмущался. За экспертизу олигарх предложил ему сумму, равную его десятилетнему окладу, поэтому задавать лишние вопросы было явно излишне. Однако Капустин тоже хорошо знал историю «сидения поляков в Кремле», но вот о том, что гетманы вывезли из Москвы часть библиотеки Ивана Грозного, он слышал впервые. И вообще, с этой библиотекой связано много всяких домыслов и слухов. Профессор был абсолютно убежден, что Софья Палеолог не могла привести в Москву в качестве приданного ценные римские книги. Так, пару церковных, может и прихватила. Да, библиотека у царя безусловно была, но она почти полностью сгорела в 1571 во время нашествия хана Гирея.

Капустин хотел было отказаться от предложения олигарха – бред какой-то, откуда в Кракове могли оказаться листы из рукописи Нестора? Но при первом взгляде на них, у профессора заколотилось сердце – а вдруг? Это же будет сенсация, ведь считается, что «Повесть» дошла до нас в переписи монаха Сильвестра, а тут сам Нестор! И второе, олигарха зовут Владислав Александрович Струсевский. А польско-литовским гарнизоном после Гонсевского стал командовать кто? Правильно. Ян Струсь. Конечно, некоторое совпадение может оказаться случайным… а может, и нет.

– Хорошо, я отвечу на ваш вопрос, профессор, – сказал подобревший после глотка виски олигарх. Он протянул второй бокал Капустину, который тот с благодарностью принял, но пить не стал. – Историю мне рассказал бывший смотритель исторического музея в Варшаве некто… впрочем, неважно. Одно время он работал в Краковской библиотеке, в ее запасниках. Смотритель мне открылся, что однажды на глаза ему попался дневник гетмана Александра Гонсевского, в котором он описал «сидение в Кремле» с жутким голодом и про то, как ему достались ценные книги Софьи Палеолог, которые бесследно пропали вместе с его ординарцем.

Смотритель перерыл всю библиотеку, но книг бабки Грозного так и не нашел, но совершенно случайно, в пыльном архиве, ему попались на глаза несколько желтых листов, озаглавленных «ПОВЕСТЬ ВРЕМЕННЫХЪ ЛЕТ ИГУМЕНА ФЕДОСЬЕВА МАНАСТЫРЯ ПЕЧЕРЬСКАГО…» Смотритель имел хорошее образование и сразу смекнул, что этим листочкам цены нет. Спрятал их в каменной кладке, там же в подвале архива. А когда дело дошло до старости, решил листы продать. А кому? Русским толстосумам, конечно. Племянник, занимавшийся в Польше рыбным бизнесом, познакомил смотрителя с его русским компаньоном. Так три листа несторовского оригинала» Повести временных лет» оказались у Владислава Струсевского.

– Так что вы можете сказать про листочки, профессор?

Капустин расплылся в улыбке, какая обычно появляется на лице при виде праздничного торта.

– Это, несомненно, шедевр. – Капустин осушил фужер виски. – Вы не поверите, в листах даже не летопись Нестора, а сам… Начальный свод, на основе которого монах и составил «Повесть». В заголовке «ИГУМЕН», а не «ЧЕРНОРИЗЕЦ», как в остальных найденных списках с «Повестью временных лет». Считается, что существовал также Древний свод, предшественник Начального свода, составленный в 1039 в метрополии Константинопольского патриархата, но это лишь гипотеза. А вот Начальный свод – не гипотеза.

– И что?

– Как вы не понимаете! По мнению филолога Шахматова, Начальный свод был составлен в первом столетии 11 века игуменом Киево-Печерского монастыря Иоанном. Свод, как он считал, мог погибнуть при разграблении татарами Киева в 1240 году или сгореть в многочисленных московских пожарах. Но фактов подтверждающих этого нет. Вернее, не было.… Поэтому, Начальный свод всегда оставался тоже лишь гипотезой. А тут… Игумен, надо же… Я как историк категорично утверждаю: это не рука настоятеля Выдубицкого Михайловского монастыря Сильвестра, переписавшего в 1116 году летопись Нестора. Но и не Нестора, так как Сильвестр, скорее всего, в точности копировал его текст.

– Вы меня совсем запутали – Нестор, Сильвестр, Иоанн… – Струсевский разлил виски по бокалам, закурил сигариллу. – Скажите мне прямо, сколько могут стоить эти листочки.

– Их историческая ценность неописуема.

– Это радует, значит, поляк меня не обманул. А материальная?

На лице профессора вновь появилась гримаса. На этот раз такая, какая случается при обнаружении в холодильнике испорченного продукта.

– Видите ли, молодой человек, в те далекие времена русские летописи писались на пергамене, то есть пергаменте. Его изобрели древние греки города Пергам аж во 2 веке. Делали пергамен из шкур исключительно ягнят или телят. А это, – профессор кивнул на листы в файлах, – чисто свиная кожа. К тому же, выделанная максимум 200 лет назад и дополнительно состаренная. Скорее всего, сначала кожу с нанесенным текстом вымочили в белом вине, потом пропарили в чугунке. Я уже с такими вещами сталкивался.

– Получается…

– Совершенно верно. Качественная, но подделка, рассчитанная на простаков.