Рапорт. Белогвардейский роман

– Имейте в виду, рапорт очень личный и не должен попасть с чужие руки, тем паче к большевикам.

– Не беспокойтесь, Петр Николаевич, всё сделаю как надо.

Врангель привык, что ординарец иногда позволяет себе фамильярность, называть его лишь по имени отчеству. С другой стороны – скоро все мы, думал он, кто выживет, станем цивильными и пора уже привыкать обходиться без «военных церемоний».

Когда Рябинин ушел, барон продолжил писать рапорт. Он, конечно, уведомил Главнокомандующего, что лично наладил снабжение Добровольческой армии, начал создавать узлы сопротивления, провел мобилизацию в удерживаемых селах и станицах. В то же время, подчеркнул, что меры эти уже запоздалые.

Затем по пунктам обозначил свои предложения: в первую очередь необходимо выбрать основное направление, где сосредоточить «главную массу сил». Эвакуировать учреждения из Ростова и Таганрога, часть из них расформировать, а «бездельников погнать на фронт». Обеспечить безопасность семьям офицеров, вывезти их в безопасное место. Принять жесткие меры для борьбы с произволом, грабежами и пьянством, разлагающими армию. Отдать под суд, невзирая на чины и боевые заслуги тех, кто этому подвержен. Наладить, наконец, работу контрразведки и уголовного розыска, объединить их в пределах армии в руках главнокомандования. И, конечно, подчинить командованию армии всех без исключения начальников железных дорог, чтобы не было замедления в транспортировке войск, снаряжения, продовольствия.

Снова вызвал Рябинина. Попросил крепкого чаю. Не удивился, что индийский колониальный напиток уже был ординарцем заварен и даже приготовлены бутерброды с пресным кавказским сыром. Обычно по утрам барон старался ничего не есть, «чтобы быть налегке», но теперь съел все бутерброды, запил двумя стаканами крепкого ароматного чая. Чем закончить рапорт? Решил идти до конца.

«Если предложенные мною мероприятия не будут признаны необходимыми полностью и безотлагательно, то учитывая грозное положение на фронте, я не считаю возможным нести на себе ответственность командования Добровольческой армией».

Фактически это был ультиматум. Так рапорт расценил начальник Штаба генерал-лейтенант Шатилов, который тоже не спал в эту ночь и явился к командующему сразу же, как тот его позвал через адъютанта майора Краснова.

Прочитав послание, Павел Николаевич покачал головой:

– Не видать нам, Петр Николаевич, счастливой старости. В лучшем случае, мы закончим свои дни на галерах. Но скорее всего, нас расстреляют или большевики, или лично Главнокомандующий Деникин.

Он поставил свою подпись под рапортом.

Врангель на грустную шутку никак не отреагировал. Помял подбородок, о чем-то задумавшись.

– Пожалуй, это будет с моей стороны слабостью, если сей рапорт привезет Деникину мой ординарец. Нет, я сам, лично, глядя в глаза Главнокомандующему должен его ему вручить. А вот копии… Копии пусть Рябин отвезет помощникам Деникина генералам Романовскому и Лукомскому, чтобы они тоже воздействовали на Главнокомандующего. Но так, чтобы Антон Иванович об этом не узнал.

– Узнает, – ответил Шатилов. – И скажет, что Врангель сделал это с целью дискредитации его политики и стратегии.

– Решено, Павел Николаевич, – сказал, как отрезал Врангель.– Прикажите сделать копии и отправляйте в Таганрог Рябинина.

2

Аэроплан «Лебедь XII», захваченный недавно у большевиков, стоял на ровной поляне, готовый к взлету. На его хвосте и фюзеляже по-прежнему красовались красные звезды. Летчик, с подходящей для авиатора фамилией Коршунов, сидел в передней кабине, ожидая пассажира. Солдаты, которые по команде должны были запустить винт «летающего жука», ходили вокруг биплана, проверяли на прочность его крылья. Коршунов их отгонял, не стесняясь в выражениях. Ранее он служил в 5 авиаотряде комкора Бориса Думенко, его взяли вместе с аэропланом под Ростовом, когда чинил в ангаре французский двигатель «Сальмсон» на первом русском боевом разведчике-штурмовике. Вошедшие в большой сарай добровольцы вскинули на него винтовки, а он только отмахнулся: «Помогите лучше, винт на 12 часов поставьте».

Давид Коршунов был фанатиком аэропланов, работал вместе с конструктором Лебедевым, создавшим этого «Лебедя» по образцу немецкого биплана, но привнеся в него немало своих «доумок», как он говорил. Ему было без разницы с кем и у кого воевать, лишь бы летать. Но на допросе в белой контрразведке сказал: «Мне надоело находиться в рядах красных проходимцев, грызущих друг друга как тараканы в банке». По его словам, комкор Борис Думенко арестован вместе со своим штабом якобы за убийство комиссара корпуса Микеладзе и за подготовку антибольшевистского мятежа. «То, что Думенко критиковал Троцкого за насаждение в Красной армии жесткого контроля комиссаров над командирами, это правда, – сказал Коршунов. – Сам слышал. Говорил, что они только сидят в штабе и пишут приказы. Толку от них, как от попов на сенокосе. Только болтать. Ходят слухи, донос написал на него некто Буденный, за то что Думенко его высек за изнасилование какой-то гражданки подчиненным ему солдатом».

Пассажиром был ординарец Петр Рябинин. Начальник штаба Шатилов посчитал, что только аэропланом можно быстро доставить в Таганрог копии рапорта командующего, тем более что море штормило. По прибытии в город он должен был не «лезть напролом» к Романовскому или Лукомскому, а действовать через их адъютантов, хорошо знакомых Рябинину. Ему даже выделили немалую сумму, чтобы «подмаслить» адъютантов, дабы они, минуя своих начальников, не донесли Деникину о копиях рапорта. Хотя это и было исключено, ведь субординацию штабные офицеры соблюдали как божью заповедь, но чем черт не шутит.

К аэроплану Рябинина, одетого в танкистскую кожанку, которую как форму одежды присвоили себе комиссары, сопровождал адъютант Шатилова подполковник Николай Краснов. У него была, по мнению Петра, нехорошая привычка: брать собеседника под руку и шептать ему что-то прямо в ухо. Вот и теперь подполковник попытался это сделать, но Рябинин высвободился. Понял, что у адъютанта есть, что ему сказать. Остановились в двадцати саженях от биплана, у высокого клена, окутанного декабрьским туманом.

– Вот какое дело, капитан, – начал подполковник, но Рябинин его прервал:

– Биплан ждет, туман сгущается, говори, Коля, прямо что нужно.

– Ты ведь знаешь о чем речь в рапорте?

У барона Врангеля была привычка громко диктовать себе то, что он пишет. Находившийся в купе рядом со штабом ординарец не мог не слышать командующего, и Краснов это понимал. Подполковник же снимал копии с рапорта и тоже был в курсе всего.

– Какая тебе разница?

– Если Главнокомандующий узнает, что копии попали к его помощникам, прежде, чем рапорт вручит ему сам Врангель, он расценит это как провокацию против него, как заговор, как мятеж. Понимаешь?

– Предположим.

– Антон Иванович не простит этого Петру Николаевичу, снимет его с командования Добровольческой армией, отправит в отставку, в лучшем случае сошлет на английском транспорте в Константинополь. А вместе с ним начальника Штаба генерала Шатилова. И я, и ты останемся не у дел. Тогда уже нечего будет «предполагать». Красные давят со всех сторон, Донская, Кубанская, Терская армии в полном раздрае и не могут оказывать должного сопротивления. Да и не хотят. У них одна мечта – самостийность, сохранить свои независимые от командования и России республики. На одну лишь Добровольческую армию надежда слабая, это, кстати, сказано в рапорте. Останется одно – и нам бежать в Константинополь. А там что? Пустота, забвение, без денег и всякой надежды.

– Не верю, Коля, что ты не сколотил себе кубышку на черный день. Когда донцы уходили из Ильинского, был взорван Торговый банк. Там многие славно поживились. И белые, и красные не стреляли друг в друга, набивали карманы. Ты же ведь тогда, помнится, командовал отрядом снабжения Донской армии и задержался в Ильинском.

– А ты с марковцами прикрывал отход донцов и тоже был недалеко от банка.

Да, тогда удалось захватить часть средств «ростовщиков», не пожелавших помогать ни белым, ни красным. Но все они пошли на нужды армии, Рябинин не взял себе ни копейки. Он гордился своей честностью. Возможно, зная его не только боевые, но и человеческие качества, Шатилов и рекомендовал Петра генералу Врангелю в ординарцы. Именно в те дни, командуя еще Кавказской армией, барон объявил беспощадную войну «мародерам грабителям, невзирая на заслуги». По его приказу были казнены несколько десятков мародеров, в том числе офицеров. Уже тогда Врангеля первыми прозвали «черным бароном» сами добровольцы и казаки, а не большевики.

Рябинин не стал развивать тему разграбленного банка.

– Ладно, что ты конкретно хочешь?

– Копии рапорта не должны попасть в руки помощникам Деникина, прежде чем сам рапорт Врангель не вручит Главнокомандующему.

– Ты с ума сошел, Коля? На что меня подбиваешь, на измену?

– Я не хочу, чтобы из-за конфликта двух генералов окончательно развалилось наше Белое дело.

– Оно уже почти развалилось, красные идут лавиной. Только Петр Николаевич может остановить разброд среди казачьих формирований, собрать их все в один кулак под знаменем Добровольческой армии. Еще есть шанс, а ты…

И вдруг сам схватил Краснова за воротник английского френча с черными, с белой окантовкой корниловскими погонами. К нагрудному карману подполковника была приколота Георгиевская лента, она отлетела. Приблизил к себе:

– Что ты, Коля, хочешь, чтобы я съел два пакета, адресованные Романовскому и Лукомскому, а сам застрелился?

– Да отпусти же, солдаты смотрят. Приземлишься в Покровском, это в 20 верстах от Таганрога. Отсидишься у купца Яниса Калныньша, его дом самый большой в поселке, найдешь. Он хоть и латыш, но свой, еще не сбежал. Большая редкость, чухонцы теперь все за большевиков. Так они, видите ли, за свою свободу воюют, которую им немецкий шпион Ленин дал. Упертые пленные большевики твердят, что их вождь не шпион и денег от кайзера за переезд из Швейцарии в Россию через Германию не брал. Может, и не брал, только услуга – те же деньги. Революционные матросы, радостно встречавшие Ленина на Финляндском вокзале, узнав, что он приехал «делать пролетарскую революцию» с помощью германцев, его чуть не повесили, там же на вокзале. Вовремя дружки – социалисты и эсеры его увезли, на броневике.

– Ты мне собираешься и дальше про Ленина рассказывать?

И все же капитан внутренне согласился с Красновым, сейчас не время вбивать окончательный клин между Врангелем и Деникиным. Но он же не может не выполнить приказа!

– Приказ ты выполнишь, – словно уловив его мысли, сказал Краснов, – но опоздаешь с его выполнением всего на день. Ровно столько тебе понадобится, чтобы на своих двоих добраться до Таганрога. Не понял?

– Нет, – честно признался Рябинин.

– Вот ведь, право, какой у тебя неорганизованный ум.

– Выбирай выражения. Мы с тобой в одном училище строем ходили, и я не посмотрю что ты…

– Самолет сломается и вы сядите в Покровском, – перебил Краснов. – Латыш предупрежден.

И предвидя очередной вопрос, добавил:

– Авиатор Коршунов тоже. Будет артачиться, не церемонься с ним.

– Пристрелить, что ли прямо в воздухе? Я, вообще-то, господин подполковник, управлять аэропланом не умею.