Снежная рапсодия. Особая операция контрразведки Добровольческой армии ВСЮР

Елена кивнула. Она только что говорила об этой опасности Обручеву. «Червонцами» добровольцы называли советское украинское «червонное» казачество.

– А это, по нашим данным, почти полторы тысячи сабель, 50 пулеметов, с десяток орудий. Подходят и эстонцы. С северо-запада Егоров, назначенный на днях, как вы знаете, командующим войсками Южного фронта, подтягивает 13-ую армию Геккера, 14-ую Уборевича, которой раньше и руководил.

– Вы должны знать Егорова, – вставил Скоблин.

Васнецова снова кивнула:

– Да, Александр Ильич некоторое время преподавал у нас в училище военные науки. Потом его перевели, кажется, в Тифлис.

– Ну вот, видите как хорошо! – воскликнул Кутепов.

Вскинув на генерала зеленые глаза, Елена заморгала, давая понять, что не поняла чего же тут хорошего.

– А Марию Вербер вы знали? – продолжал удивлять генерал.

– Разумеется. Она училась курсом старше. Ее убили в первый день боев.

– Жаль, очень жаль, хотя как на это посмотреть. Скворцов, давай!

В светлицу, наполненную вечерним сумраком, вошел высокий седой военный без погон и ремней. Его высокий лоб был наморщен, будто он испытывал зубную боль. Это был тот самый подполковник Вербер, штабной начальник 13-ой армии, которого она взяла под селом Удалым в плен. Мария Вербер и этот красный… Надо же, кто бы мог подумать.

Пленного сопровождал капитан контрразведки 1-го армейского корпуса Подоленцев. Елена знала, что его недолюбливают офицеры, за глаза переиначивают его фамилию на «Подлецов». Почему? Возможно, потому что военные вообще не любят «шпиков», а, может, и потому, что он был скор на расправу: расстреливал сходу не только пленных большевиков, но и проштрафившихся солдат. И внешность у него не очень приятная – острый нос, маленькие, пороховые глаза, которые моментально вспыхивают, если его что-то не устраивает или не раздражает. Елена с ним виделась несколько раз, в частности, при зачислении во 2-ой Корниловский полк.

Капитан тогда взял ее за руку, слегка нагнулся, поцеловал, оставив на пальцах, словно специально, липкую, паучью слюну. «Рад знакомству с дочерью самого господина Васнецова – столпа, можно сказать без преувеличения, отечественной контрразведки».

Как его имя-отчество Елена не помнила. Этот пробел сразу восполнил генерал Кутепов:

– Садитесь, господа. А вы, Аполлинарий Матвеевич, ужинали?

– Благодарю, господин генерал, я сыт, – ответил капитан. – Позвольте задать госпоже Васнецовой пару вопросов?

– Разумеется, – кивнул Кутепов. – Но прежде хотел бы сам представить сего господина. Это Антон Петрович Вербер, плененный вами, Елена Николаевна, и одновременно отец вашей бывшей сокурсницы Марии Вербер.

– Я уже догадалась, – ухмыльнулась Елена, вскинув густые брови, – хотя вначале посчитала просто однофамильцем Марии. Мало ли в России немцев?

– Вы знали мою дочь? – спросил Вербер.

– Были знакомы.

– И когда она… как это произошло?

– Точно не знаю. 27 октября в Александровском училище собрались сотни офицеров, юнкеров, кадетов, студентов, что были возмущены «красным» восстанием. Решили бороться с большевиками. Они имели подавляющее превосходство в Советах, но это ведь не повод узурпировать власть. Петроград не пример для подражания. Студенты поставили баррикады на Большой Никитской, Солянке, Моховой, с ними была, насколько знаю, и Мария. Они помечали баррикады белыми флажками, называли себя «белой гвардией».

– Вот откуда началось великое «Белое дело»! – воскликнул Кутепов. – Героические ребята, жаль многие погибли.

– В тот же день, вечером, завязались перестрелки, – продолжала Елена. – Мы с пятью девчонками прикрывали подступы к училищу со стороны Смоленского рынка. Нам выдали винтовки. У меня был еще и револьвер. Но большевики нахлынули лавиной.

По ее словам, из Питера красным на помощь приехали тысячи матросов. Кадеты училища, юнкера и офицеры округа, укрылись в Кремле. Большевики побили из пушек кремлевские стены со стороны университета, хотели сделать пролом у Троицкой башни. Потом красные газеты писали, что после однодневного перемирия «кадеты» хитростью проникли в Кремль и «подло перестреляли» кремлевскую охрану.

– Не было этого, – говорила эмоционально Елена, – мы пришли, чтобы укрыться от бесчинствующих в городе матросов, а красная охрана Кремля исподтишка напала на нас. Завязался бой. Тогда мы взяли верх, но положение сложилось для нас отчаянное. 2-го ноября мы ушли через подземный ход. О том, что Мария погибла на Моховой, у здания университета, мне рассказала ее подруга Нина Бирюкова, она была с ней. Большевики били из пушек картечью. Одним выстрелом положили, по ее словам, сразу десять человек. Бирюковой удалось пробраться дворами к Большому каменному мосту, а там, через Боровицкие ворота, в Кремль. Они были почему-то не заперты – заходи не хочу, но об этом никто не знал.

– Хорошо, – Кутепов хлопнул по столу. – Будем считать вечер воспоминаний законченным. Перейдем ко второй части мероприятия. Итак, перед нами заместитель начальника штаба 13-ой армии, а конкретно Андрея Медардовича Зайончковского.

– В прошлом заместитель, – поправил генерала Вербер.

– В прошлом, Антон Петрович, вы были героем – брусиловцем, награжденным, как и уважаемый полковник Скоблин Георгиевским оружием, а стали предателем родины, связались с губителями России. Может, вам как немцу по крови, близки взгляды жида Маркса, но тогда извольте…

– Да, но я же раскаялся, – перебил Кутепова Вербер, – признал, так сказать, свою слабость, допущенную исключительно перед угрозой расстрелом.

– Низость, господин подполковник, вы признали. Надеюсь, искренне.

Кутепов повернулся к Елене:

– Так вот, для полноты картины. Под Уманью, 12-го дня, вырвался из клещей генерала Слащёва Нестор Махно со своей Революционной Украинской Повстанческой армией и теперь гуляет, мерзавец, по нашим тылам, громит их. Остановить его пока не удается. Под угрозой склады боеприпасов в Мелитополе и Бердянске. А там еще, глядишь, доберется до артиллерийских баз в Мариуполе, Синельниково, Волновахе.

– Как же Махно удалось обмануть Якова Александровича Слащёва? – участливо спросил Вербер. – Я его знал по фронту, героический человек, отменный командир.

Кутепов недоверчиво взглянул на Вербера, ответил:

– Договорился со своим лютым врагом Петлюрой, который зажимал повстанцев с запада. Вероятно, подкупил. Тот дал ему оружия, патронов. Обеспечил выход из окружения через свои позиции. Махно неожиданно напал на полки Слащёва, сильно потрепал их и ушел на восток, к Днепру.

– Как же так, разве Петлюра нам враг?

– А, поди, разбери это хохлацкое племя, новоиспеченных украинцев, – ответил за генерала полковник Скоблин. – Галицкие стрельцы дружить с нами вроде бы не против, а те, что за петлюровскую Директорию, требуют, чтобы мы признали независимость Украинской народной республики, как немцы. Антон Иванович Деникин категорически против разбрасывания русских земель, поэтому и не идет с ними на союз. Я с ним полностью согласен. Какая этим малороссам держава? Без России у них до скончания века будет Дикое поле. И сплошные проблемы для нас. Основа их идеологии – во всем виноваты москали. А кто их, бандитов запорожских, в Россию звал? Сами царю в ножки поклонились – век преданными, как собаки будем, говорили. Поверили. Вот и получили. То ли еще будет, господа.

– Но Махно, слава Богу, далеко, – вздохнул генерал Кутепов. – Надеюсь, его остановят. Меня в большей степени теперь беспокоит сложившаяся обстановка здесь, под Орлом. Город мы возьмем без проблем, тремя Корниловскими полками. А вот как его удержать при угрозе с фланга? Насколько укреплять Дроздовскую дивизию, какое число полков оставлять под Кромами? На эти вопросы можно ответить только точно зная планы противника. Сведения, полученные от господина Вербера ценные, но ситуация каждую минуту меняется.

– Ну и как же их узнать? – спросила Васнецова, догадываясь, что сейчас ей предложат такое, что у нее откроется рот. Не просто ведь так позвали, да еще контрразведчик здесь. Она обернулась на капитана Подоленцева. Тому кивнул Кутепов, дозволяя говорить.

Капитан откашлялся, достал золотой портсигар, но прикуривать папиросу не стал, положил его на стол. Казалось, он волновался, но это впечатление было обманчиво. Как и всякий контрразведчик, Подоленцев знал себе цену. В его уверенных глазах играла чертовщинка. Контрразведчиком Аполлинарий Матвеевич стал недавно, вместо погибшего подполковника Немилова. Тот зачем-то разбирал гранату Рдултовского да подорвался. Его рекомендовал на эту должность начальник штаба ВСЮР генерал Романовский, с которым Подоленцев служил в 206-ом пехотном Сальянском полку. В 1915 году, во время штыковой атаки генерала оглушило взрывом мины, засыпало землей. Подоленцев оказался рядом и откопал Романовского.

– Скажите, Антон Петрович, – обратился контрразведчик к Верберу. – Кто-нибудь из ваших красных коллег, например начальник штаба Зайончковский, видели вашу дочь Марию или её фото?

– Нет, – пожал плечами подполковник. – Знали только с моих слов, что она училась в Александровском училище, что пропала во время восстания и ее судьба мне неизвестна.

– Замечательно, – капитан потер руки, взял портсигар с изображением какого-то скифского бога, вынул папироску, указал ею на Елену. – Вот ваша дочь Мария.

– Вы смеетесь, господин капитан? – Вербер взлохматил белые волосы, состроил плаксивую гримасу.

Капитан прикурил, а потом, опомнившись, вопросительно взглянул на генерала. Тот кивнул, разрешая, но в его глазах явно читалось – ну и хамы, же эти контрразведчики, сил нет. А никуда не денешься, про каждого знают такое, что и себе не всегда хочется знать.

– Ничуть, – ответил тот, наконец. – Елена Николаевна тоже воспитанница Александровского училища, знала вашу дочь, хоть и не близко. Этого вполне достаточно.

– Для чего же?

– Как для чего? Вы вернетесь в расположение своей 13-ой армии, которой командует бывший генерал Геккер Анатолий Ильич. Вернетесь не один, якобы сбежав из нашего плена, а с дочерью. У вас какие отношения сложились с начальником штаба армии Зайончковским?

– Хорошие. Но я не понимаю…