Охота на охотника

– Были потеряны во время окружения.

– Бросили, значит. А пушка? Сорокапятка?

– Там же.

– И какой смысл вам ещё что-то давать? Вы не цените такие дары.

– Ты не наглей, лейтенант. Мой полк тут ни при чём. Одна кухня в штаб дивизии ушла, вторая в медсанбат, а куда пушка – я и сам не знаю. Оба максима у меня, так и до сих пор в пулемётной роте.

– Ну да, ну да. А мы тут без кухни выживаем. Хорошо, у меня котёл десятилитровый есть и среди призывников один повар из городской столовой, готовим на весь взвод. Другие – кто как, каждый сам в котелке себе готовит или скидываются подряд на отделение или взвод.

– Да это у всех так.

Мы спокойно общались. Поиски ничего не дали, но все ждали комдива. Тот уже сообщил, что будет, правда, приехал через два часа. Оказывается, отчитывался о сбитых его дивизией наверх. В общем, наградил меня медалью «За отвагу». Про пулемёт спросил, но комполка так завернул разговор, что тот и забыл о нём, а через час прибыли зенитчики от комполка и забрали ДШК, что снова стоял в окопе. Уговор есть уговор.

Правда, пулемет в нагаре, ещё горячий и с пустой лентой, но мы его состояние не обговаривали. Книжицу наградную получил – всё оформили как полагается. Вообще, за сбитые и орден могли дать, но тут на самом деле лучше получить то, что есть, чем ждать обещанного три года, поэтому я не в претензии. Да и у меня ещё такой пулемёт есть.

Командиры давно отбыли, в моей землянке только из батальона и роты люди остались. Подошли вечером, отметили, я вино немецкое выставил – понравилось. Шнапса две бутылки – пили, но морщились: водка лучше. Закуска хороша, из трофеев. Оценили. В общем, неплохо обмыли награду. Вот только именно на эту ночь я готовился к снятию блокировки. Дрона гонял, видел, где концентрация войск противника, там и собирался поработать.

Самолёт готов, второй в запасе, я его еще не использовал, только обслужил и заправил. Ротный на моей койке спит. Я сказал бойцам, что по бабам – те только похмыкали, с наградой-то давно поздравили, – и убежал. Ещё вчера отметил место, где можно взлететь, не привлекая внимания, что и сделал. Правда, перед этим в форму немецкого солдата переоделся. Кстати, убрал алкогольное отравление аптечкой, пил ведь со всеми наравне. Прицепил аптечку к боку, она пострекотала, уколов несколько раз, – и стал в порядке.

Посадку я совершил в тылу массы войск, у дороги. Похоже, тут целый полк встал на ночёвку. Дрон сообщил, около трёх тысяч солдат было. Дрон же напичкан мощной электроникой, он и мины в земле видит, каждую железку, так что точно мог сообщить сколько.

Сблизившись, я побегал и облучил всех станнером. Ну, почти всех. Дальше, в центре сонного лагеря час писал на земле пентаграмму. Вызвал ментального демона, использовав десять солдат в качестве жертв. Пятнадцать минут он теперь будет тут, а чуть позже подзаряжу пентаграмму. Так что, хватая вблизи тела, я закидывал их в пентаграмму, а демон выплёвывал наружу мумии. Ведь это я вызвал демона в свой мир, и сам выйти тот не мог.

На первой сотне я едва волочил ноги, но продлил работу пентаграммы, заодно одной душой оплатил исцеление – оно неполное, но придало сил. Пригнав мотоцикл с коляской, я стал возить на нём по пять-шесть тел, закидывая к демону. Тех, кто просыпался на шум, глушил станнером.

Только под самое утро демон наконец подтвердил: оплата получена, тысяча душ. Ну я и снял блокировку. Не сразу, работа сложная, десять минут. Потом за одну душу я велел показать иллюзию моей теперешней ауры. Отлично, нет блокировки, и аура в порядке. Вернув демона в свой мир, я второпях облил кучи тел-мумий бензином и поджёг. Добежав до работающего мотором «Шторьха», сразу взлетел. Передовую ещё в темноте миновал, сзади зарево пожаров было, а вот до своих…

В общем, рассвело. Последние двадцать километров летел при свете раннего утра. Сел без свидетелей, нормально, переоделся в своё и пробежался. Тут меня в километре от позиций взвода и задержал патруль. Я, как и все бойцы, не имел права покидать расположение без разрешения, которого у меня, естественно, не было. Даже то, что награду вчера получил – мол, обмывал, заблудился, возвращаюсь, – не помогло. Отвели в комендатуру города. От меня ещё запашок алкоголя был, да и потом несло, хотя побегать немало пришлось, и военюрист постановил: двое суток ареста. Не понравился ему мой непотребный и встрёпанный вид.

Да по фигу, я так вымотался – сейчас упаду и усну. А химию стимуляторов использовать не хотелось. Так что отвели меня на гауптвахту для командиров. Там на нарах ещё двое, оба старшие лейтенанты – интенданты, похоже. Не помню я, как их там звания? Надо будет книжицу посмотреть. Отмахнувшись и сообщив, что не курю, я лёг на нары и почти сразу уснул. А проснулся оттого, что меня душили. Без шуток, из-за недостатка кислорода уже терял сознание. Душили, зажав рот и нос. Кто-то ещё руки и ноги держал.

Тут доли секунды остались, пока я не потеряю сознание, поэтому отреагировал так, как мог в этой ситуации. Того, что навалился на лицо и руки, я убрал в хранилище, что означало мгновенную смерть – оно не принимало живых. Жадно дыша, сел и резким ударом кулака почти вырубил второго, который ноги держал. Он поплыл. Это оказался тот старлей-интендант, значит, в хранилище я второго убрал.

Выдернув ногу, я с силой врезал старлею по лицу подошвой сапога, отчего тот отлетел и сполз по дощатой стенке. Достав первого из хранилища, уложил у стены и перочинным ножом (это мой, трофейный) нанёс ему два удара в грудь, в район сердца. Потом протёр платком рукоятку и вложил в руку второму, пока он без сознания. Сжал пару раз, оставляя отпечатки. Из разбитого носа старлея текла кровь, капая на форму. Ну и застучал в дверь.

Почему эти двое решили меня убить – а в их действиях и капли шутки не было, – не знаю. Может, на немцев работают? Как-то другого ответа нет. Действовал я быстро, уже отдышался, мозги работали, и когда открылось окошко в двери, сообщил охраннику:

– Тут командиры подрались. Разбудили меня, пока возились. Кажется, оба пострадали, врач нужен.

Дверца захлопнулась, а я вернулся на нары и, несмотря на бурливший в крови коктейль из адреналина и химии, которая убирала алкоголь, вскоре снова уснул, хотя слышал, как щёлкнул замок. И тут же провалился в глубокий сон.

И да, находились мы не в полноценной камере гауптвахты, а в землянке. У меня вопрос: они эту дверь с окошком с собой возят и ставят в каждой новой землянке? Дверь просто не новая, в отличие от самого помещения. Впрочем, долго поспать мне, видимо, не дали, разбудили. Один из следователей комендатуры меня опросил, взял письменные показания и оставил в покое. Никто раньше выданных двух суток отпускать меня и не думал, а я дальше спать.

Разбудили, когда наступил обед. Ничего, поел, но тут меня дернули к военюристу. Тому самому, что и дал двое суток. Тот сообщил, что ещё рано утром, как меня взяли, сообщили в дивизию, где я, поэтому дезертиром я не числюсь и меня не ищут – знают, что через двое суток вернусь. После этого стал вести повторный опрос о случившемся в землянке.

– Знаете, ваши показания не сходятся со словами выжившего сидельца. Он уже очнулся и во всем признался. Мы их взяли во время пьяной ссоры у привокзального буфета, подрались с командировочным командиром, да и вели себя подозрительно. А сейчас при допросе даже без нажима выживший признался, что они вражеские агенты и ехали в Москву по заданию. Они курьеры, если проще. Остальное для вас не важно, важно то, что оба агента решили вас убить, узнав, что это вы сбили два немецких самолёта. По награде, что у вас осталась. Об этом известно уже всему городу. Навалились и стали душить. А вы с ними справились. Что вы ответите на это, гражданин Павлов?

– Ничего. Ничего нового я не скажу, гражданин военюрист. Они дрались, в драке навалились на нары и разбудили меня. Дальше вы знаете.

– Странно. Агент ничего не скрывает. Даже то, что второй – чистокровный немец, и его брат служит в люфтваффе, потому он и решил так поступить. Это у них в крови алкоголь играл. Два идиота. На задании, а выпивали. Второй – из наших предателей, бывший батарейный старшина, служил в Киевском военном округе. На третий день с начала войны попал в плен и согласился сотрудничать. Что с ним будет, решит суд, а вот кто из вас говорит правду, я уверен на сто процентов. Вы продолжите настаивать на своей версии?

– Другого вы не услышите. И вообще, гражданин начальник, вы кому верите: какому-то предателю или своему командиру?

– Мне обязательно отвечать на этот вопрос?

– А я ещё удивлён, чего это мы отступаем! Пока столько предателей, что защищают немецких шпионов у нас в тылу, победы точно ждать не стоит.

Ох и разозлился военюрист и сообщил, что я задержан по подозрению в убийстве сокамерника. Дичь полная, но тот был на полном серьёзе.

– Гражданин вражеский агент, а то, что я лично больше сотни немцев убил, мне за это что, вышка? К стенке поставите? Ай-яй-яй, как же вы грубо работаете! Так советские органы вас и вычислить могут. Или вы собираетесь к своим сбежать и хотите успеть как можно больше бед натворить? Да, это я понимаю.

Вот теперь тот был взбешён и приказал конвоиру отвести меня обратно. Да ничего, кормили, я по книге и колоде карт учился фокусам, всё равно делать нечего. Нейросеть не поставишь, хотя уже можно, тут шесть часов нужно, чтобы меня не трогали. А как? Камера не пустовала, всегда один-два командира из задержанных патрулями, но было. Причём, я думаю, пару раз были подсадные. А те просились в туалет, и после них обыск. Вопросы задавали. Куда книгу дел и карты? Ну, книга на немецком языке, нашёл в ранце одного унтера, он из взвода велосипедистов, как и пять новых колод карт. Там немецкий фокусник раскрывал секреты и обучал.

Кстати, отличная книга, за следующие пять дней я ее изучил от и до. Три фокуса отработал до автоматизма, чтобы держать покерфейс и ловкими пальцами проводить такие манипуляции. Впрочем, получается. Однако настораживала артиллерийская канонада, что заметно приблизилась к городу. Опять прорвались. Неудивительно, если вспомнить, сколько войск, особенно моторизованных, скопилось у того места, где я блокировку с ауры снимал.

Впрочем, пофиг. Землянка глубокая, боится только прямого попадания авиабомбы или тяжёлого артиллерийского снаряда, хотя сирены воздушной тревоги звучали не раз за последние три дня. А более лёгкие ей не страшны, накат выдержит.

Однако утром, ранним утром пятнадцатого июля, конвойный, бледный и какой-то испуганный, вывел всех из землянки – а нас там трое, вчера двоих ещё привели – и сопроводил в комендатуру. Как выяснилось, землянка располагалась на заднем дворе здания, отданного под комендатуру, так что тут двадцать шагов – и прошли в коридор. А там у дежурного быстро получили документы, справку об освобождении, что на гауптвахте были, ремни с оружием – и велели расходится. Мол, немцы у города.

Прежде чем покинуть здание, я убрал в нагрудный карман френча удостоверение, застегнул ремень, перекинул портупею через плечо и проверил пистолет, при этом недобро глянув на военюриста. Тот у лестницы на второй этаж стоял и взгляд отвёл, скотина.

Ничего, планета квадратная, встретимся за ближайшим углом. Пуля для него у меня припасена. К слову, без всяких шуток говорю. Я собираюсь его пристрелить. Когда на меня не подумают. Он точно на немцев работает, я в этом уверен. Хотя пристрелить – это слишком лёгкая смерть, хотелось бы сказать – отправить душу демону на вечные муки. Но души тем нужны как батарейки, это даже лучше, чем просто убить.

Комендатура срочно эвакуировалась, в грузовик вещи и документацию грузили. Вот и от сидельцев избавились. Надо бы машину сжечь, наверняка там и на меня дело есть. А то доберутся до тылов и возбудят по вновь открывшимся обстоятельствам.

Отбежав от здания комендатуры, я сменил фуражку на каску, на ремень подвесил полную фляжку воды и чехлы с тремя запасными магазинами к ППД, на бок планшетку и гранатную сумку, на грудь бинокль, за спину вещмешок. А я ничего в землянке ценного не держал, всё при себе, в хранилище. И вот так рванул к своему взводу, надеюсь, тот на месте.

Бежал, придерживая автомат, висевший поперёк груди. Сначала в штаб полка, тот на месте. Меня отругали, но справку из комендатуры взяли. И велели к взводу оправляться. А в землянке ротный расположился, живёт тут уже какой день, присвоил. Вот гад. Причём ротный новый. Прошлый три дня назад был тяжело ранен во время бомбёжки. Знакомые бойцы сообщили. Крупный осколок начисто срезал ему руку выше локтя.

Сейчас старший лейтенант Маркелов был, из недавних мобилизованных, бывший учитель математики в Горьком. Обрадовался, что я появился, а то вроде он один средний командир. Про меня в курсе, отправил к своему взводу. А тот не на старых позициях, хорошо подготовленных – согнали. А до новых метров двести. Я за это заехал кулаком в зубы командиру третьего взвода, старшему сержанту, чтобы помнил и не прыгал выше, чем может.

Пока узнавал, как во взводе дела, мне представили четырех новых бойцов. Сообщили, что ещё трое погибли – прямое попадание бомбы – и пятеро отправлены в медсанбат. Что по немцам, то я знал каждый их шаг, дрон-то на семи тысячах метрах всё время. Доставал планшет в камере и поглядывал. Кстати, новое задание дрону я уже дал. Отметил у него в компе полуторку и эмку, куда погрузился тот военюрист, будет отслеживать, а ночью я их нагоню воздухом и навещу. Грузовик с личными делами сожгу, военюриста пристрелю. Всё должно быть чисто сделано. Да просто дело принципа. Уж очень сильно я его невзлюбил. Впрочем, это было взаимно, иначе в камере бы не сидел.

Я осмотрел позиции взвода. Бойцы неплохо зарылись, есть даже орудийный капонир для противотанковой пушки. Это Фёдоров продолжал командовать третьим отделением с новичками и гонял их. Правда, те немного не по нормативам укрепление сделали – глубокое, сорокапятка если и встанет, то ствол будет упираться в бруствер, а вот пушка в пятьдесят семь миллиметров встанет хорошо. Да как под неё сделано. Даже для сошек выемки.

Причём изучал я позиции под миномётным обстрелом. Немцы вчера подошли и встали у города, и, пока мы просыпались, завтракали, миномётчики обрабатывали нас. А чтобы не расслаблялись. Похоже, штурм готовится. Я видел, сколько немцев, и знаю, что тут только наша дивизия. Второго штурма не понадобится. Дивизия плохо вооружена, противотанковых пушек почти что и нет. Сразу собьют её, и та побежит. А сзади город с крупным железнодорожным узлом, там дымило сильно, причём один дым смещался. Видимо, паровоз куда-то спешно тянул состав.

Бойцы прятались, я подходил по переходам, опрашивал и шёл дальше. Имелась и зенитная позиция, окоп в двадцати метрах за позициями взвода. Правда, перехода туда не было, поленились бойцы рыть. Лентяи. Получат у меня за это. Пообщался со всеми сержантами – они, к счастью, пять дней моего отсутствия вполне пережили – и, успокоив их (будем немцев бить), сам стал готовиться.

Кстати, была и плохая новость. Помните тот котёл на десять литров? В нём готовили завтраки, обеды и ужины на весь взвод. Нет больше котла. Осколок пробил две стенки, там теперь и чаю не вскипятить, не больше пары литров держит. Поэтому всухомятку питались или сами готовили на костерках. Вот и сейчас на завтрак принесли по ржавой селёдке и два сухаря. Чая или чего-то подобного не было. Мол, всё сами.

Я себе выбрал место. Тут теперь взводный командный пункт стал, не состоявшаяся пулемётная позиция, станкового пулемёта-то нет. Так что согнал молодого бойца – мол, ищи другое место – и обустроился. Артиллерийский капонир рядом, добежать несложно, там дальше встречу немцев.

На нашем направлении, как показал дрон, было шесть танков, два бронетранспортёра и батальон пехоты. Перед нами речка, но это не препятствие, тут везде вброд можно перейти, и дно песчаное. С ходу преодолеют речку. Вот такие дела.

По завтраку. Его ротный старшина лично разносил в корзине, минут через пятнадцать, как я прибыл. Быстро поздоровался и, раздав, ушёл. Мне, помимо двух сухарей и селёдки, выдал кусок колбасы. Старая подсохшая полу-копчёная. Как ни странно, всё вкусно было. Правда, сухари я на свой хлеб заменил, помните те двадцать буханок? Теперь восемнадцать осталось. А селёдка неплоха оказалась. Слабосолёная и жирная. С удовольствием съел. Какао попил из своих запасов. Мы едва поесть успели, как началось.