Охота на охотника

Миномёты продолжали работать, мне один раз чуть завтрак не испортили, накидав поднятого вверх песка, а тут уже подали голос другие – средние и тяжёлые артиллерийские системы заговорили. По нам редко били: пяток мощных песчаных фонтанов подняло да пару в речке, даже до меня водяная взвесь долетела, и всё. В основном правее работали, ближе к городу. Дрон висел на месте и показывал всё, что происходило, поэтому я пока орудие не доставал. Немцы выходили на исходные позиции, но пока ожидали окончания артподготовки. Авиации не было, и это хорошо.

Да, дрон интересную картинку показывал, дальность позволяла. Километрах в семи за городом, на дороге, была остановлена автоколонна, шесть машин, среди них и из комендатуры. Их расстреливали из трёх пулемётов. Мелкие моторизованные группы немцев уже просочились в наш тыл, вот и тут к дороге вышли три тяжёлых мотоцикла с колясками и пулемётами. Встали в засаду и встретили колонну как надо. В сторону посадки убежали четверо, ещё двое сдались.

Я приблизил картинку – у перекошенной в кювете эмки лежало и тело военюриста. Жаль, грузовик с личными делами цел, немцы там изучают, ценное собирают. Если буду там отходить с бойцами, которые этот день переживут, сожгу.

Немцев не заинтересовал тот грузовик. Изучили мешки с папками, несколько бросили на землю, пристрелили тех двух сдавшихся – а куда их девать? – и укатили. А немцев этих я решил убить, несмотря на чувство благодарности. Пометил их в компе дрона, чтобы найти и уничтожить.

Они дальше на дороге санитарный обоз нашей дивизии догнали. Там никто не сопротивлялся, оружие сдали, три винтовки и пистолет старшего обоза, дали осмотреть повозки, семь штук. А они убили всех раненых, пожилых возниц тоже. С двумя девчатами-медсёстрами повеселились и, их потом убив, укатили. И ведь не СС, обычный вермахт. Просто чувствовали себя победителями и ощущали вседозволенность. Вот и творили что хотели. Нет, я их души демону продам. Да, решено. А пока готовимся к бою.

Танки и пехота двинули, и артиллеристы стали снижать темп стрельбы, хотя миномётчики как раз нет. Хм, камера дрона показала уже массовое бегство бойцов нашей дивизии. Не выдержали обстрела. Похоже, тут и оборону держать некому. И штаб дивизии уходил, полка нашего тоже, горели машины и повозки. На своих двоих драпали. Ну, у нас в дивизии не все такие.

Всех бойцов тут полуоглушило, это мне с магической защитой хоть бы хны, поэтому, пробежав по ходу сообщения, я ткнул в спину Фёдорова и крикнул на ухо:

– Трёх бойцов в артиллерийский капонир. Быстро!

Тот кивнул, показывая, что понял, а я успел выглянуть из окопа и осмотреться. Убедившись, что все прячутся от обстрела, достал пушку и снаряды. Десять ящиков. Подбежавшие бойцы помогли раздвинуть станины, и я поставил каждого на своё место. Одного открывать затвор, второго заряжать, третьего подавать снаряды заряжающему.

– Смотри: кажу кулак – значит, бронебойный, это вот эти снаряды, пятерню – осколочный. Это вот эти. Понял?

– Да.

– Давай.

Обучив остальных, что делать, я встал к прицелу и, подкручивая маховики настройки, стал выцеливать первый танк. А тут выбора нет, все шесть одного типа, чешские тридцать пятые. Хотя нет, выбор был. Бить решил самые дальние, а не первые, чтобы следующие не укрывались за подбитыми. Впрочем, мощности снарядов хватит пробить сразу два танка. Расстояние – тысяча двести метров, для орудия вполне рабочая дистанция. Я показал кулак, и затвор сыто клацнул. После этого полуобернулся и сказал бойцам:

– Как скомандую «выстрел», закрываем уши и открываем рты, чтобы не оглохнуть. Поняли?

– Да, – вразнобой ответили те.

Бойцы были из новичков, не служившие, но за восемь дней их чуть поднакачали, подучили, поэтому я скомандовал:

– Выстрел!

Сам открыл рот, и бойцы тоже, да закрывая уши. Потянул за рычажок – и пушка подскочила, грохнув выстрелом. Танк чуть сместился, но я держал его в прицеле. Снаряд пробил низ лобовой брони и поразил двигатель, в него я, по сути, и целился. Тут точно надёжный выход бронемашины из боя, так ещё пожар может быть, а это гарантированный выход из строя. Спасёт только переплавка на металл.

Немец не вспыхнул, но экипаж полез наружу. Двое было. Медлить я не стал, сразу показал кулак, и подали следующий снаряд. Стреляная гильза, ещё дымящаяся от сгоревшего пороха, вылетела наружу, и её отпихнули в сторону. Довернув штурвалы наводки, я скомандовал:

– Выстрел!.. Выстрел!.. Выстрел!..

Второй танк вспыхнул сразу, аж столб мощного огня ударил из башенного люка. Третий снаряд поразил третий танк, но тот, покачиваясь, продолжал катиться да стрелять. Брали на испуг. Удивило. Вторым снарядом я его поразил, и тот нехотя зачадил. Только тут экипажи оставшихся трёх танков и двух бронемашин (кстати, к ним ещё пушечный броневик присоединился) поняли, что что-то не так. Победный марш уже не выглядел лёгкой прогулкой, а за танками шла пехота.

А что, тут нет линии обороны, справа и слева соседей нет. Немцы уже охватывали город, беря его в клещи. Дивизия, по сути, драпала. Однако ясно, что из ловушки, из мини-котла, вырвутся единицы. А вот штаб дивизии успевал. Поэтому тут у нас скорее видимость атаки была, и то потому, что кто-то остался и продолжал стрелять. Из сорокапятки, как я понял. Хотя то место, где она стояла, уже перепахали. Довольно долго две батареи гаубиц работали.

Четвёртый танк я подловил точно в борт и, видимо, попал в баки, он не сразу загорелся. Тоже додумался разворачиваться на месте, подставляя борт. Два оставшихся танка пятились задом, их экипажи умнее. Вот следующим я поразил броневик – колёсный, слишком шустрый, мог удрать. Тот уже заложил пологую дугу и разгонялся, уходя в тыл. Первый снаряд вырвал ему заднее колесо, отчего броневик перевернулся, второй угодил точно в днище.

Бумкнуло с грибком взрыва. В боекомплект попал, похоже, хана экипажу. Несильный взрыв, пушечка у броневика была слабая. Потом два оставшихся танка добил, в первый самый, что не горел, два снаряда всадил, пока он не загорелся, и дальше оба бронетранспортёра поразил. И эти горят. Дальше показывал растопыренные пятерни и бил осколочными по пехоте. Та залегла, расползалась, но я их в прицел видел и поражал.

Жаль, снаряд не самый мощный, но главное, потери те несли, пока не выдержали и не побежали. Тут я зачастил выстрелами. В стороне была дорога, трасса на Бобруйск, там колонна немецких грузовиков спокойно себе шла, как будто танки их рядом не горели, в километре от трассы. Пришлось разворачивать пушку, поднимая станины, и снова прицельно бить. Правда, дальность полтора километра, однако один грузовик загорелся. Второй взорвался – груз сдетонировал. Дорога тут же очистилась.

Иногда я слышал шум и не мог понять, что это – похоже, орали. И мельком обернувшись, увидел, что окоп набит моими бойцами, тут же и два командира отделения, включая моего зама. Он наблюдал в мой бинокль, который я положил на планшетку, как горит вражеская техника, и сообщал остальным, что и вызывало вопли радости.

– Покинуть позицию! – скомандовал я. – Сейчас нас тут накроют снарядами. В землянку ротного. Быстро!

Бойцы передавали друг другу приказ (не все его расслышать могли, оглушены), и вскоре окоп был очищен, даже мой расчёт убежал, я их отпустил. Прибрав четыре полных ящика снарядов, один полупустой и орудие следом, я забрал вещи и побежал за остальными. Едва успели, и вот на месте окопа поднялись два высоких песчаных фонтана, а потом двадцать минут батарея из пяти орудий (дрон показывал, где те стоят) перемешивала наши позиции с песком.

Мы в стороне были, отметив, что и тут много бойцов, покинувших свои боевые посты. Остались самые стойкие. Да что там, у меня во взводе семеро драпанули. Я сержантам (все они живы были) сделал внушение. Маркелов сидел в землянке, ему плечо перевязывали, осколок от мины поймал. Это ещё до того, как я орудие достал, за несколько минут.

Бойцы копали позиции вокруг землянки, будем драться в окружении. Я уже сообщил, что дивизия отступает, нам поздно отходить, поэтому будем ждать темноты. И вот так собрали вокруг себя тех, кто остался, не только из нашей роты (драпануло процентов сорок личного состава), но и соседей. Чуть больше сотни человек набралось.

Из плюсов был расчёт со своим пулемётом Максима. Поставил его со стороны города, здесь от окраин метров триста. Однако немцы иногда сыпали минами, оставили один миномёт и заслоны, которые иногда давали о себе знать пулемётами, и спокойно нас обходили. Мы им не мешаем в стороне от дорог.

Так что у нас всё стихло, немцы «голос» подавали иногда; мои бойцы тоже, перемещаясь по окопам, из разных мест стреляли из ручников, чтобы показать, что мы здесь. Да немцы и так знали – оптика сверкала с чердаков дальних двухэтажных зданий, оттуда все наши позиции видно было. Обед прошёл, всё тихо, я из своих запасов выдал консервы и галеты, так что поели. Вот с водой проблемы. К речке не спустишься, а она в нескольких метрах блестит водой. Солнце жарит, как в тропиках, в тени тридцать пять, всё под прицелом. Так бойцы углубили воронку и докопались до воды, вскоре муть осела, и смогли набрать, решили проблему с питьевой водой.

Это действительно проблема, я вот запасов не делал, вино есть, напитки разные, но нет чистой питьевой воды. Косяк. Надо будет сделать запас. После обеда я как раз со всеми бойцами знакомиться закончил. Со мной Маркелов ходил, морщился, рана давала о себе знать, но ходил. А тут снайпер стал работать. Сержанта убил и Маркелова, точно в голову. Командиров выбивал, с чердака. Я принял этот вызов, снял и снайпера, и наблюдателей на крыше, а потом проредил заслоны.

У меня базы знаний боевые, для меня километр – вполне рабочая дистанция из СВТ без оптики, с оптикой и тысячу двести беру, поэтому за час немцы потеряли порядка двух десятков убитыми и ранеными.

Немцы сыпали минами до исчерпания боезапаса миномёта. После этого я дал добро. Бойцы, выбираясь из укрытий, чинили окопы, трое копали в воронке могилу для погибших, тут и сержант с ротным, и двое погибших от мин. Третья могила уже. Документы их я собрал. Впрочем, это до самой темноты всё. Немцам не до нас, они дальше уходили. Заслон оставили, чтобы мы не ушли, нами тыловые дивизии займутся.

Если сами уйдём, немцы, думаю, тоже возражать не будут. Мы им особо и не мешали – так, мелкая заноза. Поэтому и просидели спокойно до вечера, разве что к полудню к нам, где перебежками, где по-пластунски, смогли прорваться семь бойцов со старшиной. Знакомая личность, Овечкин. Мы даже обнялись, давно не виделись. А наш ротный старшина пропал. Дёру дал.

Овечкину я отдал ту же должность – командиры взводов есть. На свое место зама поставил. У нас одиннадцать раненых, но четверо ходячие. Семеро выбыли. Велел Овечкину сделать средства для их переноски – носилки то бишь. Ещё отвлекли меня разок криком. Все бросились смотреть, что увидели наблюдатели. А там, по дороге, где мы два грузовика уничтожили (обломки уже не дымили), гнали толпу пленных. Из нашей дивизии, почти тысячу человек. Это произвело гнетущее впечатление.

Новичков мы покормили, я выдал галеты и консервы – немецкие, понятно. Воды им, а то на грани обезвоживания были. У нас в колодце боец сидел, там тент натянут. Отвечал за воду. Он и заполнял котелки или фляжки, и новичкам заполнил. Так что Овечкин вошёл в курс дела и взялся за работу. Я же дал бойцам отбой, сообщив, что всю ночь будем идти, нужно выспаться, что те и делали, кроме наблюдателей – у меня их четверо – и дежурного командира. Сам я тоже вскоре отбыл ко сну.

А немцы подготовились. Как стемнело, начали осветительные ракеты в небо пускать. Может, передовым войскам и не до нас было, но отпускать всё же не хотели. Думали, подойдут дивизии охраны тыла, они нами и займутся. Однако, несмотря на это, мы всё равно ушли.

Да всё просто: я, по-пластунски в основном, добрался до заслона в поле, облучил немцев станнером и дал сигнал нашим своим фонариком. Те, выбравшись из окопов, выстроились в колонну – там Овечкин командовал – и двинули следом. Я к тому моменту добил немцев, всего десяток – охраняли станковый пулемёт, пускали ракеты, – и собрал документы. Вот так и ушли. Сделали крюк, оставив город по левое плечо, и прошли через железнодорожное полотно. Дважды. Как отошли от города, я скомандовал:

– Колонна, стой! Командиров ко мне.

Бойцы передали скороговоркой, и вскоре ко мне подбежали двенадцать командиров, все младшие, трое взводных и отдельные. Старшина тоже тут.

– Значит так, Овечкин, ведёшь колонну до посадки. Прямо идти, как раз в неё упрётесь. Повернёте вправо и пройдёте вдоль неё два километра, там будет перекрёсток. Не выходите, на немцев наткнётесь. Там стоят в поле ночным лагерем. Дозор впереди сообщит, где перекрёсток, встаньте и ждите меня. В городе остался частично наш медсанбат, постараемся выручить наших. Также в городе приметил полевую кухню, она тебе знакома. Найди мне ездового, что с лошадью справится, он её и приведёт. Повара подбери. Я с освобождёнными вас нагоню. Это всё, можете идти.

– Снова Воронцова? А военфельдшер?

– Да, обе. И Лютова тоже там. И ещё два десятка девчат, мужчин держат отдельно. Это те, кто не сбежал.

– Ясно. А раненые?

– Не убили, что странно, выделили ночную смену, заботятся наши.

На этом мы разбежались. Боец держал меня за ремень, потому как ничего не видел, и семенил следом, а шёл я быстрым шагом. Так и добрались до окраин, проникнув внутрь. Кстати, у двух других заслонов забеспокоились, не отвечает один, ракеты не пускает, отправили проверить двух солдат. Ещё пока в пути.

То, что мне было нужно, находилось на окраине. А лошади паслись на поле. Поэтому я решил взять две повозки и кухню. Мы поймали пять лошадей, боец довольно ловко запряг попарно коней в две повозки и одного коня в кухню. Одну пару лошадей привязал к задку первой повозки, а коня с кухней к задку второй, и повёл такой вот обоз наружу.

Мне четырёх часовых пришлось снять, чтобы всё тихо прошло. Станнер рулит. Дальше ему приказал отъехать на полкилометра и ждать меня. Я его найду, вижу в темноте, так что боец покатил прочь от города, а я побежал к постройкам местной больницы, где и размещался медсанбат. Тут станнером снял часового у сарая, где девчат держали, и второго, у склада, где мужчин охраняли, тут и легкораненые из медсанбата. Освободил. Почти восемьдесят человек выходило. Причём ушли не все, волевым усилием командир медсанбата, а он был тут, военврач второго ранга, оставил минимум медиков с одним врачом, чтобы присматривали за оставшимися ранеными.