Снайпер

А я лежал мёртвый. Это подтвердил врач, который сразу осмотрел меня, диагностировав смертельное ранение, – пуля вошла в грудь и застряла в рёбрах, выходного отверстия не было. Но это и понятно. Пуля попала в орден Ленина, исковеркав его, но и поэтому замедлив полёт, так что было объяснение причины, почему ранение слепое да и крови немного. На самом же деле, управляя пистолетом капитана и выстрелив себе в грудь, я преследовал сразу несколько целей. Конечно, орден жалко, но он останется при мне, пусть видят. Так вот, судя по реакции местных и этих неизвестных, приказ на мой арест пришёл сверху. С какого верха, пока не знаю, но если Егорьева нагнули, значит, высоко сидят. Вот я и решил пока отдохнуть. Честно сказать, задолбали меня уже местные. Я вообще в Союз не для этого возвращался. Однако дело сделано, я разведён, документы все при мне в кольце, так что жить можно. Я вон, будучи в Москве, даже выписался и продал участок с домом, в котором мы с Аней жили. Правда, сейчас там пустырь с блиндажом, но землю выкупило государство по минимальной цене. И то я не деньгами получал, а сберегательными билетами, которые хрен разменяешь. Однако избавиться от этой гири по-другому я не мог. А половину тех билетов по-честному отдал Ане.

Меня накрыли плащ-палаткой. Вокруг же стоял ор. Капитан стоял бледный, держась за челюсть, бессмысленным взглядом смотря на моё тело, и его изрядно потряхивало. Как мне показалось, переживал он сильнее всех. Но может, это сказывались последствия удара. А выстрел был великолепен, фактически пуля застряла между рёбер, амулет защиты остановил её. Потом пулю я выковыряю и заращу рану. Ну а остановить сердце и дыхание, пока врач исследовал меня, вообще плёвое дело. Он уже убедился – я точно труп, и сейчас орали в основном помощники капитана в званиях сержантов госбезопасности. А спорили по поводу моей тушки и Михайлова. Насчёт меня генерал уже сдался, гэбэшники забирали моё тело, а вот своего лётчика он отдавать категорически не хотел. Генерал понимал всю серьёзность положения, но решать его судьбу будут в его корпусе. В общем, похоже, старлея ждал штрафбат. Ударил старшего по званию. Вот так спасаешь человека, а делаешь ещё хуже. Надеюсь, генерал сможет как-то повлиять на трибунал, который ждал Михайлова.

Почему я орден зацепил, высчитав перед выстрелом траекторию полёта пули, так чтобы был шанс вернуться. Мол, врач ошибся, я был оглушён и ранен не так и тяжело, как могло показаться. Орден практически остановил пулю. То есть я сделал задел на будущее, если вдруг придёт в голову вернуться, предъявляя себя живого и почти здорового.

А сейчас, через двадцать минут после рокового выстрела, который изменил на поле многое, меня подняли в кузов полуторки, выделенной генералом, неизвестные погрузились в свою эмку, и мы покатили к выезду с аэродрома. Капитан в полуобморочном состоянии полулежал на заднем сиденье впереди катящейся эмки, и синяки под его обоими глазами выглядели роскошно. Молодец Михайлов.

Пользуясь тем, что мы покинули территорию аэродрома и штаба корпуса, я осторожно откинул плащпалатку, достал пару медицинских амулетов, зарядил их, извлёк пулю и, остановив кровь, заживил рану. Оставил только повреждение кожи, чтобы шрам был. А теперь нужно думать, как бежать. Идеальным будет налёт, тогда можно подорвать в машине авиабомбу, естественно, когда водитель отбежит подальше, и таким образом замаскировать своё исчезновение. Прямое попадание – и ничего не осталось. Отличная идея.

В кузове лежали мои вещмешок и гитара. Странно, что её летуны себе не оставили, инструмент неплохой, ценная вещь, но, видимо, не решились, всё отдали. Я их тут же убрал в кольцо, после чего снова накрылся плащ-палаткой и стал ожидать хоть каких действий, чтобы была возможность уйти. Я, конечно, мог бы спрыгнуть, незаметно покинуть машину на ходу, никто и не заметил бы благодаря амулету отвода глаз, но это был запасной план. Однако налёт – именно то, что нужно. Мне необходимо, чтобы меня не искали, ведь по приезде внезапно пропавшее из кузова тело сложно как-то объяснить по-другому. Тем более если и вещей в кузове не окажется. А прямое накрытие – это прямое накрытие.

И вот, к счастью, пара мессеров, явно охотники, пролетали над дорогой. Видимо, только появились, мелкие бомбы на месте, боекомплект полный. Пока жертв у них ещё нет. Я было обрадовался, однако эти гады не обратили на нас внимания, пролетели дальше. Странно. Командирская машина – желанная добыча для таких «экспертов», а тут ноль внимания. Пришлось брать дело в свои руки.

Я вырубил обоих лётчиков, успел до того, как они покинули зону работы амулета-помощника, а это километр в любую сторону, и, резко развернув оба аппарата, кинул их в атаку. Отлично, оба водителя в нашей маленькой колонне были опытными, сразу съехали с дороги, разъезжаясь, чтобы не быть крупной добычей. Атака была скорее психологической, я не хотел, чтобы кто-то пострадал, хотя гэбэшников как раз не жалко. Однако демонстративная атака сделала своё дело. Водители бросили машины, понимая, что именно они – цели, и прыснули в стороны. Даже квёлый лейтенант улепётывал любо-дорого смотреть. Я же, активировав амулет отвода глаз, спокойно покинул кузов машины и побежал в поле, контролируя мессеры. Ну и вторая атака. С обоих были сброшены бомбы, и точно: в кузов полуторки, отчего та заполыхала, и в крышу эмки. Пусть все пешочком прогуляются.

И тут при выходе из атаки случилась трагедия: ведомый слишком приблизился к ведущему и произошло столкновение, и в обломках оба истребителя рухнули на землю. Судя по тому, как радовались те, кто наблюдал эту атаку, а дорога не пустая была, эти охотнички в печёнках сидели. В небо полетели фуражки и пилотки. А я уходил. Полуторка ярко полыхала, значит, тела, считай, нет, искать меня не будут, можно свободно вздохнуть. И стоит подумать, что мне вообще теперь делать? Вернуться в Аргентину? Вариант вполне рабочий, да и желание есть. Три месяцы отсутствовал. Однако есть другая идея.

Я хочу побывать на Чёрном море. Куплю домик, пропишусь. Надо только липовую справку сделать о ранении, благо шрам теперь можно показать. Сейчас под Новороссийском идут серьёзные бои, так почему бы мне не потоптаться немцам по пяткам, нашим не помочь? Недолго и инкогнито. Закончу легализоваться, и можно покинуть Союз. Думаю, пробуду до конца весны следующего года. То есть почти год. А если что, отговорюсь тяжёлым ранением. И этот год мне будет чем заняться – и эсминец испытать, и на подлодке английские караваны погонять. В общем, планов много. Я даже хотел, если время будет, под видом японцев и американцев погонять. Там сейчас как раз самые бои, каждый тянул превосходство в морских силах на себя. Пока ничья. Вот и подёргаем за канат, перетянем его на сторону японцев. Это им позволит подольше продержаться. Заодно наконец пополню запасы морской боевой техники, кораблей и судов. Может, и авианосец уведу, кто его знает? Шанс-то есть, да и немалый. Главное – встретить, с этим проблема, а увести – запросто. Будем думать, выкрою время за год. А на дела на Чёрном море две недели потрачу, ну, максимум, месяц.

Ушёл я от дороги километра на три, когда дымы от горевшей техники превратились в столбы на горизонте, и задумался. Сейчас было полвторого дня, есть хотелось неимоверно. И, расположившись, решил, что у меня сегодня будет рыбный день. Достал котёл, большой, на пятьдесят литров, полный горячей ухи. От котла жар шёл перед тем, как убрать его в перстень, где я хранил только пищу. Жаль, не успел разлить всё по котелкам, торопился куда-то. Достал глубокую тарелку, выложил в неё рыбьи хребты и налил суп. Убрал котёл обратно в перстень. Теперь второе. Достал казан с узбекским пловом, наложил в тарелку, но немного, без фанатизма, три куска хлеба, чай с лимоном, и, сев по-турецки, приступил к трапезе.

За время обеда над дорогой пролетало звено наших Яков, эти точно из полка Иванова, номера узнал. Видимо, подняли, сообщив об охотниках, да опоздали, те давно на земле лежат в виде кучи обломков.

Поев и прибрав за собой, я направился дальше. А когда нашёл некое подобие оврага, или, скорее, низину, сделал навес, достал матрас и одеяло с подушкой и спокойно завалился спать. Ночью полечу к Чёрному морю, сейчас же стоит отдохнуть.

Проснулся я за час до наступления темноты. А неплохо выспался, думал, от силы часа три продремлю, оказалось же, что семь часов ухо давил.

Встав, я провёл лёгкую разминку. Потом поужинал яичницей с колбасой и стал собираться. Убрал всё, оделся в типичный лётный синий комбинезон, облегчённый летний. Доставать самолёт ещё не время, не стемнело, мало ли кто увидит, тут частенько кто-то в воздухе находился, поэтому решил пока потренироваться в музыке. Достал саксофон, я ещё его не пробовал, и стал наигрывать, вслушиваясь, как он звучит. И когда наконец стемнело, достал У-2, который без лыж, и поднялся в воздух. Море, жди меня, я уже лечу!

В открытой кабине У-2 было довольно свежо. У меня было с десяток лётных кожаных курток, в основном трофеи из Британии, однако особо я ими не пользовался и не форсил. Да и в полёте они мне без надобности, от ветра спасал амулет климат-контроля, и мне было вполне комфортно. Летел я напрямую, тут чуть больше восьмисот километров было. Часть пути летел над оккупированными территориями. Дважды пришлось садиться на дозаправку. Оставляя Новороссийск по правому борту, направился в сторону Сочи.

Тут были посты ВНОС, так что пролёт неизвестного самолёта засекли и с аэродрома Туапсе, в порту которого теперь была база флота, подняли «ночника». От «Лавочкина» я ушёл, скрылся в складках местности. До Сочи не долетел и, найдя подходящую площадку в двух километрах от берега, уже при утреннем свете совершил посадку. Спустился по тропинке на небольшой, закрытый со всех сторон пляж. Правда, источников пресной воды тут не было, но для меня это не проблема, имелся запасец, хэ-хэ, тонн сорок отличной воды. Так что я сделал хорошо замаскированный лагерь и, искупавшись, вскоре под навесом уснул.

Неделю отдыхал я на диком пляже. Учился музыке, плавал, занимался дайвингом, благо амулеты это позволяли, и эта неделя была для меня очень счастливой. Однако я решил, что пора выбираться в люди и дать понять, что я всё же живой. И пусть ищут.

Дом планировал купить в Адлере. Ну а что, и место тихое, и крупный город под боком, куда можно съездить. Лично мне идея нравилась.

Сейчас был день, и моя эмка приближалась к Сочи. Я сидел в своей форме, грудь затянута бинтами, чтобы «поломанные» рёбра страховать, в кармане документы – справка из госпиталя о моём ранении и направление на лечение в один из курортов. Липа, понятное дело, но качественная. С такими документами вполне можно было здесь кататься. Один пост меня уже проверял, подивился увиденному и пропустил. Значит, липа добротная, сам делал. Документы на машину тоже в порядке, как и разрешение для меня использовать её.

Однако с указанным точно сроком – две недели, после этого её потребуется вернуть. Записана она, согласно данным из этих липовых документов, за одним из местных авиационных полков, которых в Туапсе дислоцировалось два. Признаться, как-то ночью проник в штаб, благо там было тихо, только дежурный, ну и снял копии нужных бланков, подписей и печатей.

На рассвете я проехал ещё один пост, где меня почему-то не остановили, и, оставив позади Сочи, добрался до Адлера. Доехал бы раньше, но, как назло, колесо проколол. Сменил быстро, но время всё равно потрачено. Хотя, может, и наоборот, повезло. В Адлере уже открылся свой крохотный рынок у главной площади, и я доехал до него. Прохаживаясь по нему и демонстрируя награды, повреждённый орден тоже, расспрашивал бабушек, не продаёт ли кто дом. Мол, ранен, были видны бинты через две не застёгнутые верхние пуговицы гимнастёрки, как бы дышать тяжело, и мне нужно долечиваться, и целебный морской воздух просто необходим. Да и переехать сюда хочется. Деньги за сбитые самолёты есть, почему и не приобрести хижину? Бабки и сообщили пару адресов, где хозяева срочно избавляются от своей частной жилплощади. Собственники. Впрочем, я тоже таким был, к своему имуществу более чем серьёзно относился. Ну а разговорить их не трудно было. Я у них скупил весь виноград, персики и мандарины, грецкие орехи, в общем, всё, что было. Относил в корзинах к машине, будто убирая, а на самом деле в перстень запасал. Витамины всегда пригодятся.

И покатил по адресам. Первый дом понравился мне сразу. Можно сказать, влюбился с первого взгляда. Он стоял на возвышенности, в центре, а чуть ниже по бокам было ещё по паре домов. Нижний этаж – кирпичный, второй – деревянный, обшитый рейкой, и мансарда с балконом с отличным видом на море. До берега метров триста.

Во дворе кто-то был, слышался шум работ, однако заходить я не стал, облизал взглядом верхний этаж, его видно поверх высокого забора, и покатил искать второй дом. М-да, этот сразу нет. Тут работы больше, чем он может стоить. Перекосился, разваливается. Мне бы что готовое, вроде первого, так что я развернулся и покатил обратно.

Подъехав к воротам, остановил машину и, выбравшись наружу со своей неизменной тростью, постучал в калитку висевшим на верёвочке деревянным молоточком.

Пока ожидал хозяина, старичок спешил от дома, я сканером осматривал дом. Что ж, и тут руки приложить нужно, но куда меньше, чем у второго дома, работы часов на десять, но это если задействовать все «руки» моего амулета-помощника. А вообще дом в порядке и особого ремонта не требовал, так, мелочь – тут поправить, там подремонтировать, здесь покосилось. Хороший дом. На первом этаже кухня и на остеклённой веранде столовая, гостиная, две спальни, уборная и ванная. Слив в яму, которая не подключена к общей канализации… Да и нет тут её. Так что, скорее всего, её золотари вычищают. На верхнем этаже три спальни, видимо гостевые, и кабинет, выход на балкон был из него, с лестничной площадки и из одной из спален, у которой имелся вид на море. Думаю, это будет моя спальня. У меня из спальни моего особняка в Аргентине тоже был отличный вид на порт и воды бухты.

Старик оказался из потомственных инженеров. Сейчас не работал, возраст, да и сын вызывал в Москву, и старики уезжали, решив продать дом. Хотя, думаю, причина в другом. Слухи в городе о прорвавшихся немцах ходили один страшнее другого, так что он просто решил по-быстрому продать дом и уехать. Мы прошли по территории, я поздоровался с хозяйкой, больше никого не было. Во дворе находилось два сарая, небольшой огородик, колодец, хотя водопровод в доме был, вот в принципе и всё. После осмотра я дал добро, выплатил аванс, и мы поехали на моей машине в исполком. Там за полтора часа всё было оформлено. Работницы, увидев мои награды, всё быстро сделали, активно строя мне глазки. И даже сразу прописали. Был бы паспорт, оставшийся в военкомате, и штамп бы поставили. Вот так я и обзавёлся местной пропиской.

Мы укатили обратно. Старики уезжали через три дня, и я не возражал. Я выплатил им остаток суммы, получив расписку, что ничего им не должен, и дом теперь мой. Открыв ворота, я уже собрался загнать машину во двор, как подбежал запыхавшийся участковый. Оказывается, у хозяев был постоялец, этот самый милиционер, о котором те до последнего не сообщали. Кстати, сержант жил в той спальне с видом на море, которую я себе и облюбовал.

Он меня узнал, но документы проверил и уточнил, вставал ли я на учёт в местной комендатуре, что разместилась в здании военкомата. Я признался, что не успел. Нужно исправить. Так что я покатил в комендатуру, подвозя сержанта к зданию милиции, которое находилось рядом. И видел, он меня ни в чём не подозревал, более того, был в восторге от знакомства с тем, о ком писали газеты.

Он не замолкал ни на минуту. Помимо того, что показывал дорогу, ещё описывал местные достопримечательности.

– Товарищ майор, разрешите спросить? – наконец обратился он. Раз я был в полной форме, при фуражке, то он и обращался ко мне как и положено. По уставу. На «ты» мы не переходили, слишком мало знакомы.

– Спрашивайте, – разрешил я.

– У вас одна награда повреждена. Как это случилось?

– Ранили меня, серьёзно. Думал, убили, пуля в сантиметре от сердца остановилась, орден спас. Поэтому сейчас и нахожусь на излечении. А награду я не прячу, несмотря на то, как она выглядит. Заслуженная, да и спасла меня. Сейчас встану на учёт в комендатуре, аннулирую направление в санаторий и буду дома лечиться да в какой-нибудь из местных госпиталей ходить.

– У нас их три, плюс лечебницы и санатории. Выбор есть. В комендатуре подскажут. Кстати, вон она, то дальнее здание. А мне здесь остановите, если можно.

– Это можно.

Милиционер выбрался из машины, благодаря, а я напомнил ему о вечере, мол, надо отметить покупку, да и новоселье справить. Чтобы не опаздывал.

Доехав до нужного здания, я, двигаясь осторожно, мол, грудь болит после ранения, прошёл внутрь. Дежурный принял у меня документы, внёс в журнал учёта и направил в один из кабинетов, где работали с таким, как я, находящимся на излечении. Встретили меня хорошо, узнали. Сотрудник быстро решил все вопросы. В санаторий не направил, раз уже имею свой дом, но дал направление в один из госпиталей, ближайший от моего дома, где один из врачей и будет лечить меня. До конца, скажем так.

Закончив дела на медицинские темы, я снова подошёл к дежурному:

– Лейтенант, я тут удачно приобрёл дом…

– Поздравляю с покупкой, товарищ майор.

– Спасибо. Вопрос в другом. Когда я буду отсутствовать, не хотелось бы оставлять его без пригляда. Дом просторный, его можно использовать, временно, до конца войны, как служебную гостиницу для командиров. Не хотел бы я вернуться и застать там развалины.

– То есть вы хотите временно передать дом на баланс комендатуры? Чтобы там проживал ответственный работник?

– Вы правильно меня поняли. Чтобы я передал дом ответственному лицу и принял его после войны в полном порядке.

– Такие вопросы решаются через начальника комендатуры, однако он пока отсутствует, будет к двум часам.

– Постараюсь быть. Надеюсь, вы введёте его в курс дела?

– Конечно, товарищ майор. Для вас будет занята очередь к коменданту.

– Хорошо, устраивает.

Козырнув, я медленно направился к машине – играть на публику так играть, раз уж состояние у меня не ахти. Я вон, даже когда сержанта вёз, делал вид, что мучаюсь от боли в груди, и тот на меня всё с сочувствием косился. Отъехав от комендатуры, я достал пару медицинских амулетов и восстановил рану в груди, даже создал видимость повреждений рёбер, чтобы можно было на ощупь определить перелом. В госпитале, предъявив направление, пообщался с главврачом, и тот отправил меня к моему лечащему врачу.

К счастью, это оказался мужчина лет сорока, из местных призывных, вполне опытный. Он осторожно размотал присохшие к ране бинты. После осмотра обрадовал, что заживление идёт хорошо, даже отлично, пропальпировал грудь и, видя, как я морщусь, обругал, что с такими повреждениями нужно на койке в госпитале лежать. Еле уговорил его, что буду лежать у себя дома, отсюда пара минут ходьбы, а он будет лечить. Всё, стационар мне теперь не грозил. Врач записал адрес, завёл личное дело и отправил на разные анализы и на рентген. Последний удалось обмануть. Одно ребро сломано, второе с трещиной, и между ними след от пули. Её я в кармане носил, врачу своему подарил. Тот хмыкнул и убрал в мою историю болезни. Ну а когда всё закончил, он меня отпустил. Грудь опять забинтована, так что всё в норме. А я снова поехал в комендатуру и в машине всё вернул в норму, врачам показался, серьёзность ранения предъявил, так что доказательства, если что, есть. Я предпочитаю детально прорабатывать подобные свои операции. Тем более чую, что тут всё как под микроскопом изучать будут.