Офицер Красной Армии

– За что он её так?

– Говорил, что ведьма.

– Понятно. Ну что, берём?

– Берём.

Взяв за края плащ-палатку, мы вынесли лётчика и понесли его по двору, в обход собачьей будки, на улицу. Там дальше заторопились в сторону бабки Ивана. Надеюсь, у неё найдутся средства, чтобы помочь парню. Мы вполне могли опоздать и прийти к нему на помощь слишком поздно.

* * *

Заметив, как на крыльцо вышел наш больной лётчик, поддерживаемый сбоку бабкой Глафирой, я заторопился к ним, прижимая приклад винтовки к бедру, а то ремень всё норовил скользнуть с плеча.

– Здорово, летун. Рад, что ты очнулся. А то я уже бояться начал. Три дня в сознание не приходишь, четвёртый пошёл.

Лётчик, а вернее штурман дальнебомбардировочного полка лейтенант Захаренко, как я узнал из его документов, слабо улыбнулся и с блаженной улыбкой посмотрел на солнце, что жарило сверху. Второй день, как погода нормализовалась, дороги начали высыхать, да и на улице было достаточно тепло. Вон, я в одной гимнастёрке ходил, хотя дня три назад без шинели на улицу и не выходил.

– Вроде ничего себя чувствую, товарищ старший лейтенант, но сил совсем нет. Спасибо, что освободили меня из плена.

– Да чего тут, братишка, мы оба с тобой фронтовики. Командиры Красной Армии, – весело хлопнул я его по плечу и присел рядом на ступеньку крыльца. – Неужто не слышал про фронтовое братство? Сам погибай, но товарища выручай. Взаимовыручка между родами войск является залогом победы. Ничего, оклемаешься – двинем к фронту. Пора уже, и так тут задержались, слухи могут пойти, а нам этого не надо.

– Лейтенант Захаренко, Игорь, – протянул руку штурман. – Штурман эскадрильи.

– Я в курсе, нашёл твои документы среди барахла полицаев. Потом отдам, – ответил я, пожимая ему ладонь. – Думаю, обо мне уже Глафира Ивановна рассказала. Старший лейтенант Громов, Виталий Александрович, бывший командир пулемётной роты стрелкового полка.

– Не особо много успела рассказать. Я всего два часа, как в себя пришёл.

– Ты вчера глаза открывал, потом уснул, мне уже доложили.

– С какого месяца воюете? – сменил тему летун, продолжая греться под лучами солнца.

– С двадцать второго июня сорок первого года, – сняв пилотку, ответил я, поглаживая жёсткий ёжик волос. – Кадровый я. Моё подразделение сбило из зенитки штурмовик в первый день войны, на следующий день повредило второй. А первый бой был двадцать восьмого июня. Хорошо мы тогда немчуру из засады накрошили…

В это время раздался крик:

– Товарищ старший лейтена-а-ант!.. Еду-ут!..

– Кто это? – дёрнулся лётчик.

– Сиди спокойно, – успокоил я его. – Пока я тут в деревне собирался к отходу, то успел набрать людей в отряд. Правда, пока из двух человек. Меня и внука бабки Глафиры. Курсант артиллерийской школы оказался. Полезный паренёк. Сейчас он на НП находится, отслеживает ситуацию на обеих дорогах, что ведут в деревню. Во-он с той крыши.

– Немцы едут?

– Может, и они, – рассеянно ответил я, вставая и отряхивая штаны. Одет я был в гимнастёрку красноармейца, но со знаками различия старшего лейтенанта и стрелковыми эмблемами. Только они да кобура с пистолетом на боку выбивались из образа. А так с виду самый настоящий красноармеец, у меня даже каска была закреплена сбоку. Я же говорю, эти полицаи были изрядными барахольщиками.

– Сюда!.. – продолжал надрываться Иван. – Восточная дорога!..

– Ну вот, хоть указал, откуда едут. Учишь их, учишь, – проворчал я и, подхватив прислонённую к крыльцу винтовку, направился к калитке, но сделав пару шагов, остановился, крикнув возившейся у сарая хозяйке: – Глафира Ивановна, мы уезжаем через пару часов, подготовьте лётчика. Хорошо?

– Хорошо, – кивнула та и, горестно вздохнув, направилась к крыльцу, где штурман, цепляясь за перила, пытался встать.

– Я помогу, – упрямо склонив голову, известил тот.

– Сиди, помощник, у меня три дня было, чтобы создать тут оборону. А в этом я неплохо разбираюсь, уж поверь мне. Вряд ли там большая группа, отобьёмся. Лучше готовься к транспортировке. Через часок Иван подгонит к вам телегу, будете грузиться. А сейчас извини, мне спешить надо.

Выйдя на улицу, я быстрым шагом поспешил в сторону восточной дороги. Похоже, комендачи объезжают владения и собирают дань, пользуясь тем, что дороги просохли – именно в той стороне находилась комендатура. Что ж, встретим их со всей широтой русской души, я действительно успел подготовиться к их приходу.

Шагая по улиц… С НП было видно на восемь километров обе дороги, тем более с биноклем, так что пока немцы подъезжают, я успею занять позицию. Так вот, торопливо шагая по улице, я с улыбкой вспоминал, как прошли эти три с половиной дня. Надо сказать, прошли они очень даже хорошо для меня, с прибытком. Теперь у меня было с чем двинуться к фронту. Запасов было подготовлено достаточно.

К тому времени, как мы доставили лётчика к бабушке Ивана, было уже совсем темно, ничего не было видно, поэтому я оставил осмотр обоих домов на завтра.

Внука Глафира Ивановна отправила по соседям, чтобы привёл помощь, – бабульки они с большим жизненным опытом, помогут – а меня послала в баню. В прямом смысле этого слова.

Банька была подтоплена, и я почти полчаса просидел на полке парилки, чувствуя, как открываются поры на коже от жара, что шёл от каменки. Я натуральным образом отогревался. Кто побудет под землёй несколько месяцев, откапываясь, тот меня поймёт. Чуть позже ко мне присоединился Иван и, подлив водицы на каменку, стал приготавливать замоченный в медном тазике веник.

Так что мы с Иваном хорошенько попарились, даже похлестали друг друга берёзовым веником. Там же в предбаннике при свете двух свечек, что я взял из хаты полицаев, он меня наголо побрил, как ни удивительно при отсутствии опыта, даже не порезав.

Насчёт того, что в оба дома залезут воры, Иван меня успокоил: в деревне жило всего тридцать человек, да и то или древние старушки, или детишки до двенадцати лет, а последним как раз матери или бабушки не дадут сделать такую глупость. Да и по домам они сидят вечерами и ночами. Так что выспались мы спокойно.

Утром, когда Иван ушёл к хате полицаев – я его отрядил туда на пост, в часовые, – Глафира Ивановна подошла ко мне и поинтересовалась судьбой своего внука. Я рассказал ей о его желании.

Та горестно повздыхала и попросила забрать внука с собой, пояснив, что не сможет долго его прятать, немцы изведут. Или сам что натворит. Когда после тяжёлого ранения он восстанавливался, ещё спокойным был, а как ходить начал, только, мол, и разговоры о том, что уйдёт к фронту и будет бить немца.

– Хорошо, возьму, раз вы отпускаете его, – кивнул я, вставая из-за стола. – И прослежу, постараюсь, чтобы он не сгинул, но тут вы сами понимать должны, война.

– Я понимаю, но тут я его не удержу, а сам он дойти не сможет. А вот вы справный командир, я это сразу поняла.

– Благодарю, – кивнул я вставая. На сегодня у меня было запланировано множество дел, так что следовало поторопиться. – Как там лётчик?

– Бредит, – вздохнула старушка. – Сейчас с ним Лиза сидит, соседка моя, холодные примочки на лоб ставит, жар у него… Я что ещё спросить хотела. У побитых полицаев живности в сараях много, почти всё там наше, отобранное.

– Кроме лошадей и нескоропортящихся продуктов, всё остальное планирую раздать местным жителям, – ответил я, застегивая ремень и проверяя, как висит кобура.

– Там мне кинуть клич, что будет раздача? – встрепенулась старушка.

– Конечно, только чуть позже, сперва нужно проверить и записать всё, что они награбили. Пусть подходят к дому полицаев часам к девяти. Я ещё спросить хотел, полицаи местные были?

– Гришка с матерью да, а остальных я не знаю. У Ирки-то трое сыновей. Старший, командир Красной Армии, воюет где-то, среднего, Гришку, вы побили, а младший в Москве учился. Сейчас даже не знаю, где.

– Понятно. Созывайте людей. Я сперва к дому схожу, где убитые лежат, осмотрю его, потом к дому полицаев подойду, пусть пока за калиткой ждут, потом начнётся распределение живности и продуктов.

– До драки может дойти, есть у нас пара склочных баб, – к моему удивлению, весело хмыкнула старушка.

– Ну-ну.

Глафира Ивановна как в воду глядела. Когда я собрал совет из трёх самых уважаемых жителей деревни, что начали выдавать людям продукты и живность, стали разгораться споры. Вела их одна женщина лет сорока, ещё одна поддакивала, остальные больше молча благодарили и забирали выданное, после чего некоторые возвращались в надежде, что найдутся их вещи. Полицаи не только продукты забирали.

В конюшне находились три коня, одного сразу забрали хозяева, я был не против. Но двух других, верхового и тяглового, я забрать не дал, мне они были нужны самому. Корова и прочая живность сразу разошлись по рукам, и Глафире Ивановне достались шесть курочек с петушком и молочная коза. Это была её живность, однако она убивалась о корове, которую полицаи осенью увели в райцентр и сдали комендатуре.