Покоряют холмы. А в горы
Дозволяют другим идти.
Мчатся годы и прозябают —
Как придётся, но не творя.
И украдкой всегда мечтают:
«Может завтрашний день не зря?»
Не отборны в букете виды.
Есть мерзавец, завистник, сноб.
Есть увядшие, от обиды
Раздробившие пулей лоб.
Многих тянут ко дну пороки —
Водка, морфий – под крик души…
Неудачники – не пророки,
Но отверженные мужи.
Им не молятся во спасение.
На могилах не им цветы.
Только тени от них, лишь тени
В мрачном секторе пустоты.
О гадких утятах
Хмуро и дерзко не понимают.
Догмы на веру не воспринимают.
Провидцам, пророкам не доверяют.
По лезвию бритвы во тьме блуждают.
Движеньем неверным жизнь обрывают.
«Утятами гадкими» погибают…
А проскочившие – не унывают.
Власти вкусили – и преуспевают.
В достатке, в довольствии проживают.
Сильным в поклоне стезю уступают.
Лебяжьими перьями посыпают.
О «гадких утятах» не вспоминают.
Горды: лебедями себя считают.
Город
В открытых ранах строек и развалин,
В дорогах, как в застиранных бинтах,
В навозе и печной золе окраин
Разлёгся город, свалки разметав.
Кумач чалмы плакатистых фасадов.
Трущобная облупленность дворов.
Уродливого зодчества заплаты
Соседствуют с поленницами дров.
Вагранка шлёт искристые султаны
В копчёную перину облаков.
Струится фон радиоактивный с камня,
Залитого в фундаменте домов.
Здесь, меж остекленевшими глазами
Толпы из грязи лезущих домов,
Бредут людские тени на аркане
Его цилиндров и маховиков.
В конструкции свихнувшегося века