Важное время

Я кивнул. Либурх, заходя в дверь, глянул цепко и едва заметно приподнял бровь. Я скорчил ангельское личико, и библиотекарь хмыкнул. Со мной поравнялся Бареан.

– Что произошло?

– Не знаю. Выхожу, а наши уже сцепились.

– Значит, местные подоспели. Вот и влезли, дурни. Видел, одному успело по уху прилететь?

– Ага, – со злорадной ухмылкой сказал друг.

– Не зря, значит, сидеть в комнате без полдника будут, – вздохнул я.

– Только комендант наших наказывает, а своих нет, – процедил приятель. Я хлопнул его по плечу.

– Пускай! Не грусти, друг мой Бареан. Все мы верно сделали. И весело было! – Наконец-то на серьезном лице Бори я увидел озорную мальчишескую улыбку.

– Весело! – согласился он.

Глава 2

Первую половину дня с нами занимался Хак Стурр. Мы бегали, приседали, прыгали в длину и в высоту, лазали по канату и поднимали камни. Вновь отрабатывали метание дротиков – но теперь уже по правилам имперской воинской подготовки: с доворачиванием стопы, корпуса и плеч.

После занятий с комендантом неслись в трапезную – обедать. Разгоряченные, голодные первоклашки сметали со стола все, что приносили расторопные слуги. А вторую половину дня с нами проводил учитель Либурх, обучая чтению, письму и арифметике. Таков наш обычный школьный распорядок дня: гармоничное развитие ума и физической силы.

К моему глубокому удивлению, хоть сколько-нибудь читать и писать умели только двое из всего класса: я и Фиддал. Остальные едва могли считать до десяти на пальцах. Родители недорослей не прилагали усилий для обучения отпрысков тому, чему и так научат в школе.

Старик озадачил Фиддала, положив перед ним кипу учебных листов, и двинулся ко мне.

– Учитель Либурх, а можно в уголке почитать? – Я достал из-за пазухи толстую тетрадь из дорогого пергамента. Библиотекарь тотчас узнал книжку. В первый же день, обнаружив тетрадь в тайнике, я ознакомил старика с находкой. Либурх вспомнил, как Эндир несколько лет подряд носился с книгой, корпя над тетрадью, обложившись картами и свитками.

Либурх почесал затылок и согласился.

– Хорошо, Олтер. Только вот возьми учебные пособия.

Старательно замаскировавшись, я положил пухлую книгу-тетрадь перед собой и в сотый раз прочитал надпись на обложке: «Как сберечь Дорчариан и победить Империю». С этой книгой я связывал все свои надежды и жаждал найти чудесный рецепт, как одним махом остановить неизбежное вторжение Империи. Я бережно погладил корешок, раскрыл книгу и углубился в чтение:

«В древности, сотни лет назад, в горах было великое множество мелких племен, и каждое было за себя. И села в долине враждовали, каждое село стояло за свое. Только священная крепость, что уберегла когда-то детей и жен от злобы лунолицых, примиряла их и была священной для всех. Раз в году все племена примирялись и приходили под священные стены на общий праздник, славя богов за избавление от лунолицых. Прознал об этом кто-то хитрый в далекой Арне и донес императору. Тот решил разрушить священный город. «Падет крепость – падут и горцы на колени, – решил он. – Подставят непокорную шею под рабскую удавку». Ударила Империя, и горы содрогнулись от этого удара. Империя шла по долине, и села горели одно за другим. И каждый сражался сам за себя. Тогда встал посреди гор доблестный дорча по имени Домарха и взял всех воинов, кто остались в живых, под свою руку. Прознал Домарха о подлости врагов, узнал, что презренные имперцы хотят разрушить священную крепость. И крикнул тогда Домарха клич во все горы: «Декурион в огне!» Отослал он жен и детей своих воинов к родовым горам, а некоторых отправил в Декурион, чтобы ожесточились сердца их мужей и братьев. Чтобы встали они несокрушимой стеной на пути врага. Воевал Домарха хитростью – заманивал врагов в ущелья, скатывал на них камни. Нападал Домарха и бил врагов без роздыха и днем и ночью. Погиб каждый третий горец, и пало великое множество врагов, а Джура бежала с гор прочь, красная от крови. Тогда Домарха вышел к имперцам и сказал им: «Декурион в огне! Убейте последнего горца – он не покорится!» Он сказал им: «Декурион в огне! Перед вами встанут жены с железом в руках». Он сказал им: «Декурион в огне! Падет последняя жена – перед вами встанут дети с камнями. Декурион в огне!» Устрашились воины Империи грозных речей. Отступились они и сказали: пусть будут твоими села и дома в долине. Отдай нам обратно, как было встарь, при Старой Империи, Колодец и шахты, и разреши мирный проход до них! И согласился на это Домарха, и стал он первым князем долины и первым даном Дорчариан. С тех пор, как соберется враг войти в долину – несется от горы к горе старинный клич: «Декурион в огне!» И тогда каждый горец отложит посох пастуха и соху землепашца и возьмет дедов меч со стены».

– «Декурион в огне!» – Я потер глаза и отодвинулся от книги, разгибаясь. Рукописный текст и тяжелый слог давались с трудом. Отсутствие привычки к чтению давало о себе знать. Чтобы понять смысл написанного, я водил пальцем по буквам и шевелил губами. Потом повторял предложение целиком. Голова разболелась, потемнело в глазах. Но ценность сведений оправдывала трудности.

Я перечитал еще раз интересные места: «Воевал Домарха хитростью – заманивал врагов в ущелья, скатывал на них камни. Нападал Домарха и бил врагов без роздыха и днем и ночью». По-видимому, первый дан Дорчариан громил супостатов, используя партизанскую тактику. При этом менял собственных воинов так, чтобы имперское войско постоянно находилось под беспокоящими ударами.

Я представил перед глазами Долинный тракт, села, огороженные поля и фруктовые сады. Не то! Партизанскую войну хорошо вести в самих горах, а не в густонаселенной долине. И где там камни скатывать на головы врагов? Не то, дедушка, не то! Нужно что-то другое! Я наугад перелистнул страницы. Мысли и размышления Эндира – неупорядоченные, метущиеся, злые – проходили передо мной. Старинные легенды, исследования истории отношений Империи и Дорчариан, цены на оружие и земляное масло, какие-то договоры и документы – все это Эндир заносил в свою тетрадь. Книга Эндира по сути была ежедневником, куда он в разные годы записывал все, что хоть как-то могло помочь освободить Дорча.

«Империя подобна страшному зверю мартихоре – чудовищу с телом волосатого льва, в пасти которого три ряда острых как кинжалы зубов. На конце его длинного жесткого хвоста сочится яд, смазывая костяное лезвие. Мартихора копит в себе яд, и если не впрыснет его в кого-нибудь, то яд разъест ее изнутри. Поэтому чудовище всегда охотится. Оно убивает ядовитым хвостом всех, кого встретит. Мартихора пожирает свою добычу и становится еще больше и сильней. И яда в ней становится еще больше. Дорча должны отрубить мартихоре хвост, чтобы чудовище само сдохло от своего яда. Нужно успеть, пока Империя не обратила свой яд против нас».

Я распрямился, нахмурился и невидящим взглядом посмотрел в окно. Дед умер вовсе не от метафоричного яда мифической мартихоры, а от настоящего яда неведомого отравителя. Каким образом этот сборник побасенок может помочь сберечь Дорчариан? Я вновь перелистнул страницы.

«Народы квельги, терскелы, алайны, дремны, дворча и дорча, гверхи и гворча отныне, добровольно и без принуждения одаривают Империю как доброго соседа, чем сами захотят, не позднее Дня долгого лета».

Я так углубился в чтение, что не заметил, как окончилось занятие. Только громкий голос Кольши оторвал от тетради. Я огляделся. Все местные, кроме Феди, уже умчались. Учитель Либурх собирал бумаги, а приятели ожидали меня. Я спрятал драгоценную книгу в тубус, повесил на шею, собрал в пачку листы и отнес библиотекарю.

– Спасибо, учитель Либурх, – сказал я.

– Занятие прошло с пользой? – Старик внимательно посмотрел, а затем скосил глаза на висящий тубус.

– С пользой, – кивнул я. – С большой пользой.

Мы двинулись к выходу, направляясь в трапезную. На выходе из здания ждал Булгуня. Мы подбежали к нему всей гурьбой, хлопая по спине и плечам, тормоша и засыпая глупыми вопросами.

– Ну как ты? – спросил я, когда веселье немного утихло.

Булгуня пожал плечами и осмотрелся кругом – нет ли посторонних рядом. Странное поведение приятеля удивило, и мы смолкли, окружив толстяка.

– Там кто-то был, – понизив голос до шепота, произнес Булгуня. – Как только заперли дверь, кто-то посмотрел из-за стены.

Мы переглянулись, потрясенные.

– Смотрели-смотрели, а затем вдруг перестали, – хихикнул Юркхи.

Только смех у степняка вышел натужным – а как же, ему-то следующим идти в подвал!

– Ага, – не приняв шутки, кивнул Булгуня. – А потом взгляд исчез.

Ребята, негромко переговариваясь, пошли по плацу в сторону трапезной. Бареан остался стоять, словно примерзнув к брусчатке. Глаза округлились, зрачки расширились, а взгляд остекленел, не замечая ничего вокруг. Что случилось-то? Подобной впечатлительности за своим серьезным товарищем я раньше не замечал. Парень что-то шептал, словно молитву.

– Укрой меня, Безносый, – послышалось мне.

Что еще за Безносый?

– Бареан, – осторожно позвал я приятеля.

– А-а-а?.. – протянул Боря.

– Что случилось, друг?

– А-а? – Взгляд Бареана приобрел осмысленность, он встряхнулся, окончательно избавляясь от прилипчивого наваждения, и быстро ответил: – Нет, нет, ничего.

А затем торопливым шагом направился вслед за приятелями. Все-таки он очень странный мальчик.

– В чем отличие цивилизованного человека от дикаря? – вальяжно развалившись на тюфяке, я величаво провел перед собой расслабленной кистью руки.

Зрители – Остах, Барат, Йолташ, Пелеп и Кайхур – внимательно смотрели представление в «театре одного актера». Учебный день кончился, мы с домочадцами ужинали в тесном кругу. Твердые, до конца не разваренные бобы не лезли в горло, и я налегал на хлеб. Я красочно поведал домочадцам о соревнованиях по метанию в мишень на плацу. А затем наставник поинтересовался, как прошел первый урок наместника. Я решил похулиганить и устроил вечернее выступление в «домашнем театре». Сейчас я изо всех сил надувал щеки, пытаясь хоть как-то походить на жирного Сивена Гриса.

Оборвав величавый жест, я поморщился и картинно прижал руку ко лбу. Затем потянулся, схватил воображаемый кубок и жадно приложился. Барат не выдержал и прыснул от смеха. Толкнув Йолташа в бок, громко прошептал:

– Наместник-то надрался намедни! Вот башкой и мается!

Дядька Остах показал ученику кулак, а Кайхур, поддерживая наставника, строго тявкнул.