С кортиком и стетоскопом

Вышли в море утром и к вечеру подошли к Новороссийску, пришвартовались к стенке. Несколько офицеров сошли на берег, как оказалось позже, до утра.

Утром перед подъемом флага на шкафуте меня встретил штурман.

– О, док! – обрадовался он. – Ты молодец и средство твое классное, спасибо, друг!

Я был доволен.

– Ну что, все «окей»?

– «Окей», «окей», потом еще налей, – продекламировал штурман.

Тут же подошел помощник. Лицо его было злым, бледным и несколько одутловатым, как у человека, измученного длительным невысыпанием.

– Так вот, док! Ты только служить начал, а уже второй раз меня подставляешь, со старшим товарищем шутки шутишь!

– Какие шутки? – удивился я.

– Ты почему мне другие, чем штурману, капли накапал, а? Я на тебя так надеялся, а ты!

– Да что вы говорите! – возмутился я. – И лекарство то и доза та же!

– А почему штурман «три», а я… – И он пальцем показал «ноль». – А? В чем дело, доктор? Ты меня так подвел.

– Да что вы говорите, товарищ капитан-лейтенант, все было, как у штурмана, – оправдывался я.

– Ну, смотри, что-то ты мне мозги пудришь.

Позже я узнал суть дела. Оказалось, у них в Новороссийске были две знакомые женщины, которые проживали в одной квартире. Придя к ним, собрав стол и выпив, они приготовились к самому главному. Предварительно зайдя на кухню и, чокаясь пенициллиновыми флакончиками, были застигнуты врасплох одной из хозяек.

– Мальчики, а что вы тут пьете? – поинтересовалась она.

Это так смутило помощника, что его последующие усилия были тщетны, и ночь любви превратилась в сплошные страдания без сна и без любви. У штурмана нервы были покрепче, он не обратил внимания на этот провокационный вопрос, и все у него пошло, как по маслу, к большому удовольствию, как его самого, так и одной из хозяек.

Результат – мои медицинские возможности в этом деле и авторитет дали трещину.

Корабль возвратился в Поти устранять выявленные в походе дефекты ремонта. Через несколько дней внезапно в медпункте появился Володя Свидерский.

– Слушай, я к тебе. Назначен проверить твою деятельность в составе комиссии, проверяющей корабль, и составить акт. Ты понимаешь, дружба дружбой, а служба службой.

Я был очень удивлен, особенно последними словами Вовки.

– Ну и проверяй, давай копай, тебе ведь приказали, – провожая, сказал я.

На следующий день Свидерский целый день шатался по кораблю, совал свой нос всюду, присматривался. Просмотрел все мои бумажки и в результате при подведении итогов комиссии появился акт, где в отношении медицины прозвучали очень нелестные слова. Я был в шоке.

– Ты что, обалдел? – шипел я на него. – Мог бы и не писать так гнусно.

– Дружба дружбой, а служба службой, – причитал он. – Ты должен меня понять.

Я, конечно, понял, но затаил. Бумеранг сделал свое дело буквально через неделю. Меня вызвали к командиру дивизиона ремонтирующихся кораблей, и мне была поставлена задача проверить медслужбу «Огневого» самым внимательным образом и отразить результаты проверки в акте. Немезида торжествовала. Сделав постную и безразличную рожу, я явился к Свиде и изложил суть дела. Он обмяк:

– Что, мстить будешь?

– Да ты что, мы же друзья, но дружба дружбой, а служба службой. Так что завтра готовься. Даю тебе полдня для устранения недостатков. Видишь, я поступаю благородно, никакой внезапности.

На следующий день с утра я начал свое черное дело. К вечеру, уставший и удивленный бардаком, который был у Володи, ушел писать акт. Сами понимаете, акт был злой, но абсолютно справедливый. Командир дивизиона был доволен.

– Молодец, хорошо отразил дело в этом клоповнике. Я им всем, и не только доктору, такой втык дам, долго помнить будут. Полтора года ремонтируются, а кавардак устранить не могут!

После оглашения моего акта, Володька не выдержал и заскочил ко мне.

– Слушай…

– Не хочу я служить, мне так тяжело.

– Всё, всё не по мне и не по моему характеру. Приходи ко мне, посидим, потолкуем.

К вечеру я зашел к нему в медпункт. Его эсминец был старым, медпункт малюсенький и очень неуютный.

– Как я буду дальше служить, а? Матросов боюсь, офицеры грубые. Все, все не по мне, – причитал он.

Хорошо зная Свиду, я его понимал, он был умный и тонкий человек, начисто лишенный той дозы солдафонства, которую хочешь, не хочешь, а получал каждый курсант за три года казарменной жизни. Это был теоретик и любое практическое дело, даже самое пустяковое, ставило его в тупик. Работа же корабельного врача – это сплошная медицинская проза.

– Слушай, а у меня есть идея, – обрадовано воскликнул я. – У тебя же врожденная желтуха, дело-то пустяковое, но из нее можно «слона сделать». Иди к терапевту базы и жалуйся на боли в правом подреберье. Он же твоего диагноза не знает, лаборатория здесь слабая, кроме билирубина ничего не определяют. Вот по повышенному билирубину и жалобам он тебе хронический гепатит и прицепит. И прощай флотская служба.

Володька внимательно слушал.

– Так, изучи в совершенстве клинику гепатита и вперед! – скомандовал я.

И дело пошло. Через месяц Свида был выписан из гарнизонного госпиталя с заветной бумажкой, где черным по белому было написано «Негоден к военной службе в мирное время, ограниченно годен, 2-ая степень в военное время.

Великий обман состоялся. Военно-морской флот потерял не очень перспективного офицера, а наука получила будущего Академика РАН, директора престижного ленинградского института Свидерского Владимира Леонидовича. Моя причастность к его судьбе в очередной раз была очевидной. Да здравствует человек, то есть я, три раза «спасший» Свиду от смерти и травм и «разглядевший» в нем будущего Академика.

Профилактика деторождаемости на корабле

Дни шли, ремонт затягивался. Офицеры шепотом жаловались, что в этом чертовом Поти даже презервативов в аптеках нет. Это для молодых здоровых ребят, которые вырывались с корабля к своим женам, как к любовницам, было просто трагичным.

И вдруг слух – в центральной аптеке есть! Необходимо срочно снарядить гонца в город и гонец был назначен. Им был, конечно, я (стал было возражать, что мне-то они не нужны, жена в Питере и так далее). Но Слон коротко приказал:

– Тем более, доктор, Вы, и никто другой, а то подцепите еще чего-либо, да и товарищей выручайте.

Заявки стали поступать тут же:«мне 20 штук, мне – 15» и так далее. В общем набралось заявок на 200 штук. Я взял свой фибровый чемоданчик (тогда все мужчины имели фибровые чемоданчики) и пошел в бой с деторождаемостью. Придя в центральную аптеку, переждав пока все выйдут, подошел к продавцу. Им оказался толстый старый грузин.

– Что угодно, генацвали?

Не успел я сказать, что мне нужно, как дверь отворилась и вошла молодая грузинка. Я мялся и полушепотом произнес:

– Мне, пожалуйста, пакеты. – А, презервативы! – громко продублировал проклятый фармацевт. – Сколько? Я опять тихо, чтобы не услышала грузинка, сказал: