Шилибар, или Край пересаженных сердец

Привычно брать взаймы любовь второго сорта,
Сливая чувства на перо сухих чернил,
От зоны доступа всё больше дискомфорта
И тянет к тем, кто никогда б не позвонил.
Опять избавился от старого блокнота,
То поднимаюсь, то лечу с крутых вершин…
Так и живу в плену душевного цейтнота
И вечных поисков лекарства от морщин…

«Всё в прошлом, милая, всё в прошлом…»

Всё в прошлом, милая, всё в прошлом,
Последний гвоздь вбит в табурет,
Не дайте памяти нарочно
Морочить вам остаток лет.
Добавьте утренней прохлады
В своих историй резюме,
А ваших слёз, увы, не надо
Ни вам, ни уж, конечно, мне.
Запала клавиша рояля,
Сыреет порох под запал,
Тепло лишь дарит одеяло
И переводы на PayPal.
Там у приморского бульвара,
Печальным взглядом Кара-Даг
Твердил про то, что мы не пара,
Любви не выпал добрый знак.
Лишь запах скошенной соломы
Гнал лошадей в ночную степь,
Мы оказались невесомы,
Порвав любви печальной сеть.
Качали волны пирс под нами,
И грозный ветер парус рвал,
Казались дни блаженства снами,
В ночной спускаясь карнавал.
Сошлись желанья и предлоги,
И шар земной катил к весне,
С тех пор ищу я к вам дорогу,
По вашей заплутав вине.
Судьба пошла с козырной масти,
Не изменив лишь ваш портрет,
А время гонит наши страсти,
Туда, где нас давно уж нет.
То вас люблю, то ненавижу,
Жизнь – интереснее кино,
Молюсь за вас в чужом Париже,
Надеюсь, всё сложилось, но…
Безумным, правильным и пошлым
Я спрятал в память наш секрет,
Всё в прошлом, милая, всё в прошлом,
Последний гвоздь вбит в табурет.

«Час двадцать три, не пишется о главном…»

Час двадцать три, не пишется о главном,
Из шкафа рукопись раздует в топке жар,
Опять не мой тот жанр эпистолярный,
Пока над крышей закрутился жёлтый шар.
Час двадцать три, задёрнутые шторы
Растянут ночь на несколько минут,
Не совпадают моей матрицы миноры,
Сбивая рельсы на проверенный маршрут.
Час двадцать три, я взорванный реактор,
Во мне горят сто тысяч Хиросим,
Я сам себе читатель, критик, автор,
И с миром связь моя лишь картой-сим.
Час двадцать три, пришла и отогрела,
Повесив гордые упрёки на крючок,
Глаза светились, хоть душа ревела,
Пока скулил невнятное сверчок.
Час двадцать три, мне с ней совсем неплохо,
Химеры веры рвут последний шанс,
А я долью до донышка из штофа,
Чтоб мои думы шли транзитом в транс.
Час двадцать три, и всё назад, как прежде,
Скрипит, пружиня, хрупкая кровать,
Вы отдались иллюзиям невежды,
Он вас научит сердцу нагло врать…
Час двадцать три, судьбой категоричной,
Размазан стих на высохший сухарь,
Сложилось всё для счастья в жизни личной,
Лишь ноги рвутся к свету на фонарь…

«Эгоизм маразма, лайкнул свой же пост…»

Эгоизм маразма, лайкнул свой же пост,
Утекает плазма с клеток на погост,
Плитка шоколада в мой серотонин,
Да следы помады с равнодушных спин.
Шелестит валюта над приютом лжи,
Счастье почему-то не под точкой G.
Было очень тяжко, выпил и забил,
На лице подтяжка выбилась из сил.
С ней умчался в лето, вам оставив лёд,
Знаю, до рассвета это всё пройдёт,
Пробивает стены страсти резонанс,
Вздулись шеи вены в утренний альянс.
Разыгрались волны об моё окно,
Я живу по полной, хоть врастаю в дно,
И давно не пара мне её каприз,