Чтобы остался в нас навечно добрый гений,
И описал в словах пришедшей музы лик…
«Она совсем другая Анна… из предсказуемых потерь…»
Она совсем другая Анна… из предсказуемых потерь,
За ней четыре чемодана…
в глазок прикинул я сквозь дверь.
Стучит надменною рукою и разрывает в клочья ночь,
Решил, что ей я не открою, поймет сама и свалит прочь…
А за окном цыганит стужа, и гнутся палки фонарей,
Ушла в который раз от мужа дорожкой принципов своей,
Её в порыве откровений я пригласил на кружку в паб,
Я не пишу стихотворений для потерявших разум баб.
Костюм спортивный наизнанку, два левых тапка на носок,
Чуть не успел закончить пьянку, мир одиночества жесток.
К замкам добавил я цепочку и отключил свой аппарат,
Я думал, что поставил точку, пускай другой ей будет рад.
А утром выдохнул будильник застрявший в горле перегар,
Заполнен старый холодильник и завтрак, словно божий дар,
На полке сушится посуда, и не считает капли кран,
Она пришла из ниоткуда в мой неприметный балаган.
Я ущипнул своё сознанье и повернул на тёплый бок,
Проспал удачно наказанье, хотел быть с нею, видит Бог.
Вернуться снова обещала, поверив в свой самообман,
И все колёса обломала, вкатив последний чемодан…
«Выгорает судьба-неудачница…»
Выгорает судьба-неудачница,
Перевёрнутым к облаку дном,
Промелькнула бесстыжая пятница,
Все дорожки сведя в гастроном.
Наступила на душу без повода,
Из пакета налив свой этил,
Два конца оголённого провода,
Сквозь себя за неё пропустил.
А она вся улыбкою щурится,
Поднимая за здравие тост,
Может после с другим окочурится,
У меня только вширь нынче рост.
Рвутся нити по шву и по времени,
Не хватает надежных заплат,
Да кредиты бьют палкой по темени
Незаметных за лупой зарплат.
День закрылся угрюмыми тучками,
И смеётся дождем невпопад,
Накосячил, ежа съел с колючками,
Не выходит и колется гад.
Лето к морю колесами катится,
Отутюжив колдобины в гладь,
Раздружился я с теми, кто плачется,
Каждый ищет свою благодать.
Две луны раскачали околицу,
Руки в помощь походке чудной,
Кто-то свечку поставил и молится,
А кому-то ещё по одной.
Жёлтый шар в моё зеркало пялится,
Чтоб пропасть над морскою волной,
Промелькнула бесстыжая пятница, —
У неё вновь свиданье со мной.
«Вам захотелось почитать свои творенья…»
Вам захотелось почитать свои творенья,
Иглу поставив граммофона на винил,
Я не нашёл причины для сопротивленья
И согласился, в чём себя потом винил…
Ко мне приблизились на расстоянье вдоха,
Зубами щёлкая подвешенный язык,
И получалось так нелепо, глупо, плохо,
И мой порыв на ваш перформанс как-то сник…
Вы словно бабочка влететь в меня хотели,
Уже не помню, что я там у вас просил,
И отрешённо выразительно шипели,
Когда кивал, не находя для злобы сил…
Овал лица вам портил третий подбородок,
Но пальцы жирные листали рукопи?сь,
А я с рождения так «телигентно» робок,
С тем и живу, хоть лбом в молитве расшибись…
В стихах вас кто-то очень твёрдо домогался,
За что карьерой и рассудком пострадал,
А я смотрел и эмпатично улыбался,
Введенье кончилось, хореем заморгал.
Вы перекрыли путь от шкафа мне к дивану,
Я нервно гладил под столом тяжёлый том,
Тот негодяй от вас сбежал, оставив рану,
Его я понял, и завидовал потом.
Однажды вечером талант на вас свалился,
Его признал солидно выпивший сосед,
К вам приставал… вы отказали… застрелился,
Уж лучше так, чем разделить остаток лет…
Потом психолог чем-то был вам интересен,