То крик несет Его посыл,
Вникает взглядом простодушным,
Даря уставшим страсть и пыл.
То сеет новые сомненья
В застывшем поле бытия,
Осуществляя наважденья
В пути меж станций «Он» и «Я».
То иссушает нерв до боли
То поит чистою слезой
И искушает в новой роли,
Во гневе молнии с грозой.
То учит нас терпеть без срока,
Прощать невидимых врагов
И гнать кликуш, лжецов, пророков,
От разделённых берегов.
От наших дел созреют всходы,
К земле пустынь придет вода.
Народ, рождённый для свободы,
Не будет сломлен никогда.
И суд верша свой непредвзято
За все поступки и слова
Он сохранит всё, что нам свято,
Да будет так! Шана това!»
А в наших храмах нету куполов
А в наших храмах нету куполов,
Чтоб золотом на солнце отливались.
Оправа не нужна для веры и для слов,
Когда мы с Богом в сердце повстречались.
А в наших душах нет понятья зла,
Мы создаём иллюзии химеры.
Эпоха сострадания ушла,
Так и не стукнув тростью в наши двери.
А в наших венах старое вино,
Разбавленное привкусом свободы.
Другим возможно, нам не суждено
И ни к чему, мы лишь громоотводы…
А в наших спорах каждый за своё.
Коль вера есть, плюем на факты смело.
Милее нам от ближнего враньё,
Чем правда от того, кто знает дело.
А в наших снах мы свой не слышим храп,
Но шорох ближнего нас будит бессердечно.
У нас есть тот, кто вечно виноват,
И в этой роли он останется навечно.
А в наших строчках многое сплелось,
И нам отмерен лист событий краткий,
И вырывается из пут слепая злость
За то, что совесть все ещё глядит украдкой.
Жизнь застыла в последней попытке
Жизнь застыла в последней попытке
Защитить деревенский уклад.
Смазан стержень железной калитки,
И от скрипа не вздрогнет закат.
А всего-то три печки дымятся.
Утром ключ провернулся в сельпо:
На неделю хлеб, масло и яйца.
Водка есть, но не выпьет никто.
Три семьи, дед один и старухи,
Крови северной крепкая стать.
Протопилась печурка к разрухе,
Новых дров до весны не достать.
Разомлела земля в снеге белом
И следов чужаков не видать.
Солнце гладит лучом неумелым,
Мерзнут слезы в бессильи рыдать.
В церкви тихо свеча догорает,
И погаснет нахлынувший свет.
Сколько прожито – Бог его знает.
А осталось годов, а не лет.
Только б сердце не сжало до боли —
Не доехать к больнице никак.
Одинокая степь – смерть от воли,
Лёд не крепок, под ним только мрак.
Разнесло всех по разным дорогам,
Ищут люди тепло и уют.
Позабытая ветром и Богом…
Песни грустные здесь лишь поют.
Слышен шум убегающей тени,
Коромысло в колодце стучит,
Царство холода, бедности, лени
В безысходной печали кричит.
А старик, да ещё три старухи
Доживают полвека свои,
Допивая бутылку сивухи,
Чтобы вымыть всю грусть из крови.
Зачем ты, дедушка, освобождал Корею?
Мы впишемся в любое содержанье,
Продолжив мысли тех, кто всё сказал.
Чужой сюжет для нас, как наказанье,
А свой – неистребимый идеал.
Всё повторяем разными словами,
И узок круг, и страшно далеки…
Мы знаем наперёд, что будет с нами,
Не видя дальше выжженной строки.