Твоя Шамбала

Штефан призадумался и, ещё не понимая, как он будет действовать далее, выдавил из себя:

– Я прямо и не знаю даже теперь, как быть, ведь без денег остался. Но думаю, что в любом случае я пока возвращаться не собираюсь. Я не смог попасть на похороны моего деда, его недавно похоронили, но считаю нужным попасть на его могилу и встретиться с его соседом. Мне, видимо, необходимо каким-то образом добраться до немецкого или швейцарского посольства или консульства.

– Таких организаций у нас вблизи, мне кажется, нет, – неуверенно поглядев на Веру, сказал Виктор, – но это мы завтра узнаем. У нас, в соседнем доме, знакомая в овире работает, может, она знает или подскажет чего. А в крайнем случае в понедельник в милиции узнаем. Они-то должны в любом случае помочь. Это их работа. Так где же твой дед жил? Ты о Кучерле говорил! Там или в том регионе?

– Да, там деревня есть, Усть-Улаган, возле этой деревни в лесу, неподалёку. Трудно мне объяснить, один раз я там только был. А как попал туда, не знаю. Ну, это очень длинная история.

– Даа… – протянул Виктор. – Хочу туда не знаю куда, – вновь глядя на Веру, произнёс он. – Дела-а-а! Помочь придётся человеку. Как ты отнесёшься к тому, если я его отвезу туда? У меня ещё отпуск есть, пять дней. Не расстроишься, если оставлю тебя на пару дней? – вновь обратился он к жене.

3

К заимке они подъезжали уже поздно вечером, и в лесу, где находились два старых и слегка осевших деревянных дома, располагавшихся в паре километров от близлежащей деревни, Виктору приходилось напрячь все свои водительские способности. Дорога от деревни до заимки представляла собой две, глубоко продавленные в лесной почве тракторные колеи, но было заметно, что даже трактор не ездил здесь уже очень давно, так как в низине, перед подъёмом, то, что называлось дорогой, местами заросло молодым кустарником и высокой травой. От движения по высохшим отпечаткам тракторных колёс, создавшим труднопреодолимые ухабы для легковушки, иконка с образом Спаса Нерукотворного, висевшая на зеркале заднего вида, кружилась и прыгала из стороны в сторону, ударяясь уголками о зеркало. Ветви кустарника, возвращавшего своё жизненное пространство в лесу и отвоёвывавшего его назад у человека, который редко пользовался выделенной ему лесом полосой дороги, царапали бока машины. В салоне «жигулей», которые Виктор очень любил, скрежет усиливался, и создавалось впечатление, что ветви и сочная жёсткая трава соскребут весь лак с боков. Глядя на заброшенность местности, Штефан начал сомневаться в том, что на заимке ещё кто-то живёт, и встревожился из-за перспективы увидеть пустые, заброшенные дома: «Что тогда? Где искать Муклая? Перед Виктором будет неудобно, такой путь проделал человек впустую». Боковым зрением, несмотря на тряску, он непроизвольно встречался взглядом с ликом Спаса, который, как ему казалось, смотрел на него как-то не по-дружески. «Что за икона такая, мрачная?» – держась за ручку двери, удерживая себя в плавающей по кочкам машине, думал Штефан.

Напрягая весь свой зрительный потенциал, Виктор не отрывал взгляда от освещённого светом фар пространства, называемого дорогой. Казалось, что он, вытянув шею почти к самому лобовому стеклу, пытается забросить взгляд вперёд, под самые колёса машины, чтобы разглядеть лучшие возможности для продвижения. Но, несмотря на концентрацию взгляда, он изредка, на доли секунды, успевал бросить взор на иконку. Это было его давней привычкой. Перед началом пути он всегда обменивался взглядом со Спасом Нерукотворным и считал его своим покровителем. Может быть, это являлось одной из причин, по которой он никогда не имел дорожных неприятностей. Дорога пошла на подъём и выровнялась. Исчезли глубокие колеи, и ехать стало намного легче. В свете фар мелькнули силуэты построек и ворот, означавшие конец пути.

– Всё, Штефан, расслабься! – улыбаясь и с облегчением вздохнув, глядя на своего иностранного гостя, произнёс Виктор. – Надеюсь, не спят хозяева, или кто тут у тебя, дед?

– Да, я узнаю это место даже в темноте, – с радостью и душевным подъёмом, несмотря на сильную усталость от долгого пути, воскликнул Штефан. – Спасибо тебе, Виктор, за всё, огромное спасибо!

Виктор подогнал машину к большим деревянным воротам и, осветив их светом фар, выключил скорость, заглушил мотор и, глядя на иконку со Спасом, которая теперь только слегка покачивалась на цепочке, мысленно поблагодарил образ своего покровителя, но вслух произнёс:

– Для этого и существует дружба! Так ведь, Штефан? Давай, пошли хозяев будить.

Во дворе без умолку лаяла собака, и по высокому визгливому голосу можно было понять, что она вовсе не большая и, скорее всего, не такая уж и злая.

Виктор два раза нажал на сигнал, чтобы уже наверняка разбудить жителей отшельнической заимки, и вышел из машины. Штефан раскрыл дверь, запустив в салон свежий воздух, но остался сидеть. В этот момент он думал о том, что те десять минут дороги через темень леса показались ему вечностью, а теперь за секунду пробегают часы, которые уносят вдаль всё неимоверное количество его мыслей, и он никак не успевает за ними. Это были воспоминания о произошедших здесь два года назад событиях, и одновременно огромное волнение перед встречей с Муклаем, а может, даже и с дедом: «А вдруг мой сон был всего лишь сном, и дед ещё жив и встретит меня сейчас?» Также он вспомнил вокзал в Бийске, украденную сумку и деньги, Михаила, с которым их навсегда разлучила судьба в этих краях. Мысли и воспоминания кружились в его голове, как торнадо, поочерёдно подводя к его взору отдельные картинки воспоминаний: «Как мне повезло встретить этого человека!» Штефан глядел на Виктора, стоявшего у забора и пытающегося успокоить лающую собаку.

Он почувствовал на себе чей-то взгляд, но не мог понять, чей. Виктора он видел совершенно чётко, тот стоял спиной к машине, и больше никого поблизости не было видно. Но он чувствовал присутствие. Мощный взгляд, который говорил, не издавая звуков: «Я с тобой, но не забывай никогда того, что ты здесь впитал». Штефан повертел головой, повернулся и поглядел сквозь заднее стекло, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Но нет. Никого не было. Темень, и лишь на траве тусклые отблески отражённого от ворот света всё ещё светивших фар. Он собрался выйти из машины к Виктору и встретился взглядом с глазами, взиравшими на него с той самой иконки, которая теперь совершенно спокойно висела, распространяя вокруг силу своего покровительства и покоя. Подобное состояние Штефану уже приходилось испытывать, но тогда природа воздействовала на его сознание. А здесь… Здесь его сознание попало под энергетику, исходящую от малюсенькой, за небольшие деньги купленной в церкви иконки. Можно даже сказать, продукция массового производства, не рукописная и, скорее всего, не намоленная, а просто напечатанная промышленным способом картинка. Осознав, что взгляд действительно исходит от маленького образа, Штефан стал наполняться уверенностью в том, что всё правда, что он делает всё правильно и в нужное время. Он почувствовал прилив сил, и вновь услышал никем не произнесённые слова, которые он отчётливо слышал. Слышал он их не по-немецки и не по-русски, он просто слышал и понимал их сердцем: «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода». Исходивший от иконки взгляд ослабел и отпустил Штефана полностью. Он почувствовал лёгкость, но всё помнил, а главное, понял. Он понял, что Георг, его дед, действительно умер, оставив после себя множество плодов, одним из которых Штефан посчитал себя, и решил стать его последователем, чтобы превратиться в отборное зерно, которое, когда придёт время, будет положено в землю для того, чтобы принести новый урожай. Ход времени нормализовался, приняв свой темп, а Штефан заметил, что Виктор всё также стоит в ожидании хозяев дома и пытается всячески успокоить собаку. Возможно, прошла всего одна секунда, может, две, а он вновь получил урок, на принятие которого, в его обычной повседневности, ему потребовались бы месяцы, а то и годы. Следом за Виктором из машины вышел Штефан и подошёл к нему, уже стоявшему у забора:

– Кажется, в доме кто-то есть. В окно выглядывали только что, – стоя у забора, полностью освещённый светом не выключенных фар, повернувшись к Штефану, сказал Виктор. На крыльце дома появилось свечение от керосиновой лампы и направилось к воротам.

– Тихо, Смородинка, тихо. Чего разлаялась на добрых людей? Свои ведь! Не узнала, что ли? – донёсся голос идущего во дворе, слабо освещённого тусклым светом хозяина дома.

– Это Муклай, – сообщил Штефан Виктору.

– Откуда ему известно, что свои, да ещё и добрые? – спросил Виктор.

– Он знает, Муклай уже всё знает. А добрыми становятся все люди, побывавшие когда-либо на этом дворе. Если даже злые были, то станут добрыми, – улыбаясь, с чувством гордости, что он – тот, кому повезло в своей жизни побывать в этом доме, ответил Штефан. Из темноты вышел старик-алтаец в накинутой на плечи телогрейке, одной рукой придерживая её спереди под воротником, в другой руке он держал керосинку. Увидев этого старика, Виктор тут же убедился в словах Штефана. Старик вышел один к незнакомцам, стоявшим перед ним в свете включенных фар машины, не зная цели столь позднего визита, и вообще, совершенно спокойно, подперев спиной створку ворот, мотнул головой в направлении дома, сказав лишь:

– Свет не забудь потушить, батарея сядет. Можешь не закрывать, никому она здесь не нужна.

И дождавшись, пока Виктор вернётся от машины и войдёт на двор, молча пошёл вперёд, освещая дорогу. Следуя за ним и Штефаном, Виктор думал о глазах этого маленького алтайского старичка. В них, маленьких, прищуренных, даже в темноте была видна, с большим перевесом, чем у него со Штефаном, вместе взятыми, невероятная сила. Огромная сила взгляда, способная заставить любой пистолет сделать осечку или пулю полететь совершенно не в том направлении, куда её направляет нажимающий на курок. Виктор ждал, что Штефан наконец-то начнёт разговор, но тот почему-то молчал. «Видимо, знает, как нужно себя вести здесь», – подумал он. Разговор начал старик:

– А я вас вчера ожидал, видимо, старость даёт о себе знать.

У Виктора по телу побежали мурашки и слегка поднялся волос на всём теле: «Будто к колдуну в дом попали. Ждал он нас уже, оказывается. Откуда мог узнать?»

– На целый день ошибся, или случилось чего в дороге? – произнёс дед, глядя на Штефана, но для получения ответа повернулся к Виктору.

– Да, была небольшая проблемка, но всё уладилось.

Дед пристально вгляделся в Виктора и несколько секунд разглядывал его. Затем, повернувшись к Штефану, сказал:

– Повезло тебе с ним, – Виктор понимал, что дед разговаривает через обращение к Штефану, который не понимает по-русски, с ним, и этим показывает уважение. – Я уже примерно понимаю, что произошло и что этот добрый человек сделал для тебя, – вновь по-русски обратился к Штефану дед. – Я скажу тебе, Штефан, что это будет большая и сильная дружба и много добра принесёт.

Виктор улыбнулся такому своеобразному общению с ним через непонимающего Штефана и сказал старику:

– Меня зовут Виктор. Должен ли я перевести на немецкий то, что вы ему говорите?

– Нет нужды в этом. Проснётся утром и всё поймёт сам. Он знает об этом. Я с его дедом покойным, Жорой, так раньше разговаривал, когда он русский плохо понимал. Меня зовут Муклай, собаку Смородинка. Всё остальное завтра.

Войдя в дом, в котором было две комнаты, Муклай предложил переночевать у него, а утром, если у Штефана будет желание, можно перейти в Жорин дом. Для Виктора Муклай пояснил, что Жорой он называл Георга, для простоты:

– Раньше так удобней было, а со временем прижилось. Во второй комнате вам на полу постелил.

И, больше ничего не говоря, Муклай снял с плеч телогрейку, отдал Виктору керосиновую лампу и, указав взглядом в проём двери второй комнаты, молча улёгся на деревянную кровать, больше напоминавшую широкую лавку, устланную в несколько слоёв тонкими ковриками.

В комнате вдоль обеих стен на полу лежали застеленные одеялами и пуховыми подушками матрасы. У обоих было одинаковое ощущение от перемены условий быта. Вчера они ложились спать в городе с его ночным шумом и освещением, они помылись в душе, почистили зубы, и это было нормой городской жизни. Сегодня они лежали на полу в таёжной избе, не имеющей даже, как понял Виктор, электричества и многих других, привычных городскому жителю вещей. При этом они чувствовали себя прекрасно. Штефан молча переглянулся с Виктором, также молча, дабы не тревожить хозяина дома, разделись и улеглись, каждый на свой матрац. Виктор затушил лампу, и наступила густая и тихая темнота. Полежав некоторое время и привыкая к новой обстановке, он вспомнил своё детство.

Тогда, вместе с младшим братом Серёжей, он очень много времени проводил у деда Ивана с бабушкой, которые жили на самом краю деревни и за оградой их дома начинался лес. Была какая-то схожесть ощущений, тех, из детства, и сейчас. А также в своих воспоминаниях он нашёл объяснение таинственности и способностям Муклая в экстрасенсорике. Он увидел чёткую параллель между Муклаем и своим дедом. Тот также, как казалось Виктору в детстве, имел необъяснимые способности. Иногда им с братом становилось даже страшновато от необъяснимости дедовских обрядов или рассказов. Они тогда, в детстве, воспринимали многое как волшебство, но дед Иван говорил, что ему во всём помогает сама природа, которую он научился понимать от своего деда. Дед Иван брал с собой в тайгу только одного из внуков, но всегда по очереди. Ни Витя, ни младший Серёжа не замечали в этом дедовского мудрого замысла. Он ещё с вечера распределял обязанности по хозяйству на следующий день. Один должен был выполнять якобы очень важные дела по дому, помогая бабушке, а другой шёл помогать деду в лес.

Дед никогда не говорил, что они будут делать в лесу. Определённые темы дедовского воспитания должны были быть пройдены индивидуально и серьёзно, без ребячьего баловства, которое часто возникало, когда Витя и Сергей были вместе. Поэтому он давал им играть и шалить дома, а воспитательный процесс проводился поодиночке и с тонким подходом. Дед Иван делал это так же, как и его дед проделывал это с ним, у которого было ещё пять братьев и три сестры. Но внучки деда не интересовали, ими занималась бабушка, а он воспитывал мужей, понимающих суть природных вещей и умеющих находить с ними равновесие. Всё это было в дополнение к чисто мужской части ведения хозяйства. Уходя в лес, они быстро, по-солдатски, выполняли свои дела по заготовке дров или лыка, собирали грибы и ягоды. Дед Иван очень красиво и доходчиво объяснял, как и где искать определённый гриб или ягоду. Все дела зависели от времени года, и поэтому оба брата постигали природу во всех её ипостасях. Дед водил его по кедрачу и показывал, как бьют шишку, зимой ставили петли на пушного зверька. А затем, после выполнения дел, начинался незаметный процесс постижения природной мудрости.

Дед Иван умел проводить его играючи, чего дети полностью, с детской серьёзностью, погрузившись в игру, даже не замечали. Чаще всего они поднимались на одну из сопок, дед рассчитывал силы внуков так, чтобы они не уставали и не теряли интереса к окружающему их волшебному миру. И затем наслаждались прекрасными пейзажами, простирающимися пред их взором. Дед Иван просил внучат запомнить ту картинку, которая простиралась перед ними в одно время года, а через какое-то время, уже в следующие каникулы, он приводил их на то же место, и восхищению не было предела. Постоянное изменение цвета и, как следствие, формы рельефа местности изумляло Витю с Сергеем. Приходя домой из леса, один всегда с восторгом рассказывал другому об увиденном и пережитом, чем вызывалось естественное детское любопытство у второго, а также непреодолимое желание увидеть и пережить то же самое.

Во время таких познавательных прогулок всегда, без исключения, дед Иван и Витя ложились под большое дерево, чаще под берёзу, головой к комелю, и просто молча глядели вдоль ствола, сквозь листву в небо. Витя поначалу всегда заводил разговор с дедом, либо, повернувшись на бок, следил за муравьями, либо ещё что-то затевал, а дед Иван предлагал ему игру. Условие той игры было совсем не сложное для взрослого, но очень трудно выполнимое для ребёнка. Лежать спокойно, не разговаривая, по возможности не шевелясь, и стараться почувствовать себя самого изнутри. Так же прислушаться ко всему, что вокруг. К дереву, у комеля которого находилась голова, к траве, на которой они лежали, услышать шелест одного определённого листочка на дереве, шорох ползущих у уха насекомых, а в конце игры нужно было услышать и прочувствовать себя. Для начала – всё тело, затем сконцентрироваться на отдельных его частях, затем впустить сознание внутрь и постараться представить себя изнутри, стать одним из органов. В конце нужно было стать мыслью, войти в неё, и тем самым не видеть и не ощущать её. Вначале, по причине естественной детской непоседливости и быстрой смены интересов, тем более, в лесу, где мальчику всегда очень легко найти новую забаву, эти игры не длились и двух минут. Но дед Иван мудро находил путь к достижению своей воспитательной цели. Он назвал эту игру очень интересным и загадочным именем – «Тренировка Святослава».

Дед рассказал историю о боевых способностях великого князя, да и вообще о старых, русских, казачьих войсках. О том, как они тренировались управлять временем во время боя, как могли опережать выпущенную стрелу, и даже мысль противника, при помощи способности находиться здесь и сейчас. О том, что один миг – это очень важная единица измерения времени, особенно в бою. О том, что есть ещё меньшая единица времени – сиг, познав которую, сможешь управлять временем. Дед говорил: «Будешь жить в равновесии с природой, будешь чтить свой род – тогда сможешь спокойно реагировать на все жизненные изменения и не пугаться их. Будешь чтить традиции рода, а главное, беречь их как самого себя – станешь как Святослав». После всех этих завораживающих рассказов Витя подходил к тренировкам очень серьёзно и не рассказывал об этом никому, даже Серёже.

Ложась спать и закрыв глаза, он представлял себя таким же, как Святослав. Верхом на белом коне он скачет впереди своего войска на полчища заклятых хазар. И взгляд его видит каждую летящую в него стрелу. Он отбивает их, словно брошенную горсть палочек, очень медленно летящих в него, а на самом деле хазарские стрелы очень быстрые и мощные, но он, Витя, умеет быть быстрее стрелы и мысли противника. Поэтому одерживает победу и возвращается домой победителем. С такими мечтами он часто засыпал, нередко размахивая во сне рукой, будто держал в ней меч.

4

Незаметно детские воспоминания перетекли в сказочные события. Сон всегда выжидает правильную секунду и, укрыв Виктора своим сладким и лёгким покрывалом, переместил его из детства, где он внимательно слушал своего деда Ивана, который рассказывал о Святославе, на самый верхний этаж ночной тайги.

– Очень интересные ощущения, не правда ли? – спросил Виктор, прыгая с верхушки одного кедра на другую, у человека, который приближался к нему, так же, как и он, паря над тайгой. – Это просто волшебное чувство! Мне кажется, что я в детстве так парил над тайгой, или мне это снится? Чувствовать себя частью этого сказочного мира, ощущая себя лёгкой пушинкой во Вселенной, летая в ночи… Это просто грандиозно!

Приблизившийся человек ничего не отвечал. Он встал носочками на верхушку одного из кедров и, вывернув карманы, в которых ничего не оказалось, произнёс на иностранном языке:

– Меня обокрали!

Подлетев ближе к незнакомцу и паря вокруг него, Виктор спросил:

– Я не знаю языка, на котором вы говорите, но почему-то я вас понял. Что у вас украли и где?

Человек, вращаясь в воздухе и следуя за взглядом Виктора, с явно выраженным удивлением в глазах сказал:

– Я вас тоже понял, но никогда не разговаривал на вашем языке. Интересно, как это происходит? А может, это действительно сон? Но я чувствую и осознаю себя, хотя сейчас это не важно. Кража совсем незначительна и не стоит вашего внимания. Украли сумку с личными вещами и деньги.