Сказки смерти. Сборник 4

– Вот так я оказался здесь.

Лизонька нахмурилась, смотрит на меня.

– А что такое грин-де-сы?

– Гриндерсы. Это такие модные ботинки. Очень тяжёлые, с толстой подошвой. Неубиваемые.

Она засмеялась.

– Как мы?

Я подмигнул ей, тоже улыбнулся. Она иногда подмечает вещи, до которых взрослым ещё предстоит додуматься.

– Точно.

– А что потом случилось?

Я пожал плечами, подразумевая очевидное. Не «не знаю», а «как будто были варианты».

– Попал сюда. Теперь лежу.

– Но про-це-дур тебе не делают.

Я кивнул.

– Так надо. Что могли, уже сделали. Теперь ждут результата.

Она поёрзала на кресле, оперлась обоими локтями о недавно изрисованный дерматин, подпёрла голову кулачками.

– Давай дальше рассказывай. Мне нравится история.

* * *

Я помню себя только здесь. Как лежал на постели и оглядывался по сторонам. Палата маленькая, двухместная, и тишина. Сосед за ширмой лежит, сопит. Аппарат рядом с ним пикает, другой – воздух качает, чтобы легкие работали. У соседа врачи крутятся, а ко мне даже не подходит никто.

Полежал я так немного, потом встать решился. Руки-ноги работают, голова вроде тоже. Ничего нигде не болит, всё функционирует. Сколько времени прошло – даже понять не могу, память начисто отшибло. Походил по палате, на соседа глянул тихонько сквозь щёлочку. Вся голова замотана, трубка в горле торчит одна. Другая в носу, и по ней жижа какая-то розоватая вытекает. Ноги на вытяжении, грузы вправляют поломанные лодыжки.

А потом помню – очутился я опять в парке.

Сижу на лавочке и понимаю, что не просто так это. Вечер уже, люди кругом ходят. Постарше, помоложе, а всё мимо, будто и не замечают. А я знай себе сижу и по сторонам оглядываюсь.

Парк тот же оказался, где «Клетка» находится. Музыка играет уже, стробоскопы включили, и люди потихоньку появляются.

А я сижу дальше, монетку в руках кручу. Большая какая-то попалась, с незнакомым рисунком. И откуда только взялась? Вроде не в ходу такие. А пальцы сами её перебирают. По костяшкам взад-вперёд гоняют, или подбрасывают тихонько, да ловят. Орёл-решка, игра такая. И всё чаще орёл выпадает. Хорошо это, люблю, когда так выходит. Всегда орла выбираю. Орлы летают.

И нутром чую, что жду чего-то. Скоро уже должно случиться, и чем ближе, тем быстрее я монету гоняю по пальцам. Взад-вперёд мелькает, как и люди перед лавочкой.

И кажется мне, что она мягкой стала. Я пальцами её сжал, а она поддаётся. Как будто таять начала. Но не должно так быть, металл – он жёсткий ведь, пальцами не согнёшь. А у меня получилось. Ощутил силу какую-то в руках, а потом и во всём теле – будто тесно стало. Кожа как чужая, и лежит плохо, хочется сбросить. Воздуха не хватает, и кажется, что не было бы груза этой кожи, так и взлетел бы.

Пальцы сжал как следует – монета и согнулась пополам. Такое я только про Петра Первого слышал, что он пятаки медные пальцами гнул. Силища была у него невозможная.

А и правда, думаю, вдруг и я таким даром обладать начал. Монету выпрямил, да легко так получилось, играючи. Поднял камешек с земли. Щебень средней фракции. Сжал в кулаке, он в труху и рассыпался.

И тогда мне эта мысль пришла, от которой я никак отделаться не могу. Ни тогда, ни сейчас. Сколько раз уже приходила, а никак ответа найти не получается. Может, наше тело тоже как клетка? Живём мы в нём запертые всю жизнь, а способностей своих и не знаем. А попадаются иногда люди, которые барьеры эти ломают. И хоть летай, хоть рельсы сгибай. Не было бы этой кожи тяжёлой, так хоть в космос можно улететь, а до проводов допрыгнуть – дело плёвое.

Задумался я об этом и не заметил, как стемнело. Аллея опустела, а я всё сижу и жду чего-то. Есть такое ощущение внутри, что знаешь – должно случиться. А что – загадка.

Смотрю, значит, а по аллее девушка та идёт. С которой в «Клетке» знакомился, да пострадал потом. И не одна ведь идёт, а с компанией. Ребята, трое. Все чуть постарше, лица серьёзные такие. Останавливаются возле лавочки моей, и начинают разговаривать. Будто меня и рядом нет.

– Мы подождём, – говорит один. – Ты лоха цепляй и сюда веди. Штырь будет приглядывать, а как на выход с кем пойдёшь, так мы вас тут встретим. Как того, последнего…

Троица загоготала, да так противно стало. Они ведь про меня говорили, наверняка это.

Девушка невесело улыбнулась, а потом говорит: – Он ведь в больницу попал, вы знаете? Весь город говорит.

– Не дрейфь, подруга. На нас не выйдут, это точно. Мы же его тогда за ограду оттащили, чтобы следы замести. А менты глубоко копать не будут, откуда и куда его припёрли. Нашли под оградой, пьяный был, да и попал под раздачу.

Она отмахнулась и тут на меня уставилась. До этого не замечала словно, а теперь вдруг узрела. И троица вся повернулась, замерла.

– Что, братиш, проблемы? – весело спросил старший.

Девушка признала, распахнула глаза. Ладошкой рот прикрыла, чтобы не закричать.

– Это он, – только и смогла сказать.

Старший не понял, кто он. А тот, который Штырь, пригляделся да и ответил: – Это мы его отмудохали в прошлый раз. Он с Ленкой из «Клетки» выходил, точно!

– Ты уверен? Тогда ведь темно было.

Потом подошёл ближе, присмотрелся.

– Валил бы ты отсюда, фраерок.

Злобно так сказал, на выдохе. С хрипотцой, с угрозой. И кулаки вроде как сжались.

А я не хотел уходить. Мне почему-то хотелось расквитаться. Нет, я не против своего состояния – мне нравится эта новая сила, мне понравилось избавление от тяжёлой кожи, которая не давала воли. Сам бы я ни за что не решился на такой шаг, даже если бы был уверен, что всё получится.

А эти трое сделали всё как надо. Теперь нужно вернуть им все страдания, которыми они поделились.

И это будет моим прощальным приветом.

Я прислонил ему к лицу руку, чуть сжал пальцы. Короткий крик ударил прямо в ладонь, а после затих. Пальцы тисками сдавливали череп, сухой хруст вдавившихся костей раздался оглушительным грохотом. Я почти чувствовал, как его мозги выдавливаются через глазницы, сосуды лопаются, заливая всё доступное пространство. Этот несчастный за короткое мгновенье оглох и ослеп, и лишь только успел ухватиться за мои пальцы в бесполезной попытке спастись. Боролся он недолго.

Штырь пытался помочь, но упал от короткого удара в грудь. Рёбра треснули, проткнули лёгкие и он начал быстро захлёбываться своей кровью. А третий, в «гриндерсах», попытался убежать, но не смог. Ноги отказали, он упал на траву и пополз прочь, вопя от ужаса. Догнать его было делом двух шагов. Я наступил ему на лодыжки, они хрустнули и теперь болтались безвольными культями. Той же участи удостоились руки и позвоночник. А напоследок осталась шея. Он так и остался лежать за лавочкой, весь искорёженный в неестественной позе.

И единственная оставшаяся в живых, Ленка, всё так же стояла посреди дорожки, с ужасом в глазах и мгновенно поседевшими волосами.

* * *