Маракуда

– Сеньор[15 - Сеньор – уважительное, вежливое обращение.], – Мария посмотрела на старого вождя, – расскажите нам про Священное озеро.

– Расскажи, расскажи, – тут же загалдела детвора, пугая притихший лес.

– Ладно. – Старик подбросил веток в костер, подумал, глядя на звезды, и начал свой рассказ. – Это было давно, больше ста лет назад. В те дни наш народ был свободным, и всё вокруг – и горы, и леса, и то, что в небе, и в реках – всё принадлежало нам. Каждая деревня, каждое племя имели свои земли, где мужчины охотились, а женщины выращивали кукурузу. Мы ходили голые, а оружием нам служили луки и копья. Мы не знали ружей, не знали обуви и шляп, но мы были счастливы, потому что в реках в изобилии водилась рыба, в лесах – дичь, а в небе всегда парили птицы. Все племена жили в мире и согласии до тех пор, пока в наш мир не пришли белые люди, искавшие золотой город. А с ними к нам пришла кровь, болезни и предательство. Среди нас нашлись такие, которые за горсть медных пуговиц рассказали пришельцам про Священное озеро. И началась война. Жестокая и беспощадная. – Вождь умышленно сделал паузу, интригуя и завораживая слушателей. Помолчал немного для солидности и продолжил. – В тот год, когда родился Маракуда, войны и болезни, завезенные белыми людьми, унесли сотни жизней. Деревни опустели, а те, кто выжил, ушли подальше в джунгли.

– Дедушка, а кто такой Маракуда? – девочка лет шести, сидящая рядом с Марией, тронула старика за руку. – Ты никогда не рассказывал нам про него.

Старый вождь поправил шляпу и, покачав головой, ласково сказал:

– Ооо, это был великий воин…

Часть 1. Маракуда

Мальчик с ягуаром

На берегу сидел индейский мальчик.

Он сидел на корточках, созерцая темную, спокойную гладь реки. Рядом с ним на песке, уткнувшись мордой в передние лапы, лежал молодой ягуар. Зверь то ли спал, то ли прикидывался, но как только щелкала ветка или у берега раздавался плеск играющей рыбы, его уши дергались, ловя посторонний звук, а хвост вытягивался и чуть приподнимался над землей. Мальчика звали Маракуда, а его друга – Онка (Молодой Ягуар).

Они кого-то ждали.

Маракуда, из племени вай-вай[16 - Вай-Вай – индейское племя, проживающее в верховьях реки Эссекибо и на её притоках.], был не совсем обычный мальчик. О том, что он потомок светлокожих муисков[17 - Муиска или чибча – одна из высокоразвитых цивилизаций Южной Америки (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AE%D0%B6%D0%BD%D0%B0%D1%8F_%D0%90%D0%BC%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BA%D0%B0) в XII (https://ru.wikipedia.org/wiki/XII)—XVI вв. (https://ru.wikipedia.org/wiki/XVI_%D0%B2%D0%B5%D0%BA)] – королей Америки, он не знал, зато всегда, с того самого времени, как разум вошел к нему в голову, он осознавал свое предназначение. «Не может охотник, познавший язык братьев своих меньших, охотится на них, так же, как и лесоруб, не может срубить дерево, когда слышит стук его сердца», – так говорил старикам Маракуда. Они же в ответ только качали головами, удивляясь его мудрости.

Когда-то чибча правили этим миром, но потом, что-то пошло не так, империя пала, муиски рассеялись, растворившись среди меднокожих племен. Триста лет назад, первые белые, прибывшие в Америку, еще встречали в джунглях Амазонии индейцев со светлой кожей и голубыми глазами. Португальцы называли их «индиос до тапиок» – белые индейцы, но потом те пропали и о них почти забыли. Забыли все кроме жителей деревни, в которой родился мальчик с голубыми глазами.

На вид мальчику было лет двенадцать. Невысокого роста, с кожей цвета светлой бронзы, будто выкрашенной белилами. Чуть пухлые губки, маленький носик, и огромные, похожие на два бездонных озера, нежно-бирюзовые глаза. Черные, как смоль волосы, словно листья осоки, падали на лоб, образуя челку, из-под которой на мир смотрел не то ребенок, не то взрослый воин, познавший жизнь и мудрость матери Камуди (Анаконды[18 - Анаконда – змея семейства удавов, по способу размножения относится к яйцеживородящим. Взрослые особи достигают размеров в 10–12 м и весят 150–200 кг.]). Набедренная повязка из кожи тапира[19 - Тапир – крупное млекопитающее животное, имеющее небольшой хобот. Живет вблизи рек и болот; из-за пристрастия к воде зовется «речной свинкой».] опоясывала его бедра, а на шее, на веревке, сплетенной из лыка дерева эшвейлеры[20 - Эшвейлера – дерево с дисковидными корнями, достигает в высоту 30–35 м.], висел деревянный амулет в виде каймана[21 - Кайман – крокодил, водится в Центральной и Южной Америке. Размер особей, обитающих в бассейне реки Амазонки, достигает 4–4,8 м; весят они 300–400кг.]. Никакого оружия у него не было, да и оружие ему было не нужно, ибо он был воплощением самого Курупиры – Духа леса.

Маракуда появился на свет в большую грозу на острых перекатах Себур-тероан, что значит Ревущие Пороги. Его отцом был Каутемок (Падающий Орел), а матерью – Ваугашин (Ручей-у-Дома), его крестным стал старый кайман Акута, а армия огненно-рыжих муравьев трубила в его честь, сообщая всем, что родился великий воин.

Как всё это было

Двенадцать лет назад жена вождя Ваугашин возвращалась с женщинами с Ишкиши-вау (Река Креветок), где собирала ползающих по мелководью красных рачков. Загрузив под завязку плетеную ивовую корзину, она взвалила ношу на спину и пошла домой, стараясь не отстать от остальных. В джунглях темнеет рано, и нет ничего хуже, чем остаться одной в ночном лесу, кишащем хищниками, змеями и ядовитыми насекомыми. Вокруг лежал непроходимый лес Кумария[22 - Кумария – дословно «клубок»: буйный тропический лес, сплошное переплетение растений.] с его бездонными омутами, трясинами и ядовитыми лианами.

Ваугашин была на девятом месяце, и ей пришло время рожать, когда прибежали соседки и сказали, что все берега Ишкиши-вау усыпаны креветками. Маленькие существа выбирались на теплое мелководье всего лишь раз в году и то на два-три дня. Поэтому надо было спешить, и все женщины в деревне, похватав корзины, устремились за деликатесами.

Не захотела остаться дома и Ваугашин.

Как назло, в ту ночь пришла гроза с острогов Камо-Маунтинс (Солнечные Горы). Тяжелые свинцовые тучи закрыли небосклон, коснувшись верхушек деревьев. В лесу быстро сгустился мрак, а по небу прокатилось эхо приближающейся грозы.

Жена вождя прибавила шаг.

Она испугалась, что сильно отстала. Ей было тяжело и неудобно тащить ношу, и от этого у неё заболел низ живота. Младенчик дернулся и завозился во чреве, усиливая неприятные ощущения.

– Ой! – вскрикнула Ваугашин, опуская корзину на землю. Женщина вытерла пот, струящийся по её миловидному лицу, и, обхватив живот, привалилась к дереву. Бросать креветок не хотелось: зачем, спрашивается, тогда тащилась в такую даль? Она решила переждать, пока утихнет боль и вернутся силы. Ваугашин присела на вывернутое с корнем дынное дерево. Поваленный ствол был увит лианами и покрыт густым бледно-зеленым мхом.

Сидеть было тепло и мягко, но не безопасно.

Лес наполнился ветром, сила которого росла, предвещая бурю. Заскрипели деревья, загудели гигантские папоротники, шевеля растопыренными лапами. С шумом поднялись с ветвей дремавшие попугаи и, хлопая крыльями, кинулись искать укрытие. Ломая кустарник, мимо Ваугашин с визгом пронеслась капибара, спеша укрыться в своей норе. Боязливая водосвинка до полусмерти напугала женщину. «Пуганый пуганого пугает», – подумала жена вождя и встала.

Надо было идти.

В небе громыхнуло, по земле ударили первые капли дождя. Пока она отдыхала, соплеменницы ушли так далеко, что стихли их голоса. И даже если бы кто окликнул жену вождя, из-за шума ветра звук не достиг бы её ушей.

Ваугашин стало страшно.

Боясь привлечь крупного зверя, она покрутила головой и робко позвала. Прислушалась и чуть громче крикнула еще раз. Потом еще и еще. Никто не отвечал, и людей нигде не было.

Она осталась одна.

Только ветер, раскаты приближающейся грозы и истошные крики птиц наполняли джунгли. Ваугашин подхватила корзину с ненавистными ей креветками. Подняла – и тут же опустила на землю. Острая боль пронзила всё тело, живот заболел еще сильней, и ей показалось, что младенец пнул её ножкой изнутри. В небе еще раз громыхнуло, и дождь забарабанил по земле, набирая темп. Закусив губу, женщина вцепилась в край корзины и потащила плетеный короб к реке. То, что река была рядом, она знала, уловив сквозь ветер шум бегущего через пороги водопада.

Беда не ходит в одиночку.

На осыпи, ведущей к воде, нога Ваугашин зацепилась за корягу. Потеряв равновесие, женщина упала на песок. Корзина выскользнула из рук, подпрыгнула и укатилась на мелководье – к неописуемой радости креветок. Волна ударила в днище, вымывая пленников из темницы. Измученные духотой и скученностью, они с удовольствием окунулись в прохладные воды быстрой и мутной реки и, виляя своими хитиновыми туловищами, постарались побыстрей убраться на спасительную глубину.

Ваугашин стало обидно за себя, за ушедших женщин, за уплывших креветок. Слезы навернулись на глаза, и она сжала кулаки, стараясь не разрыдаться.

Ливень превратил мир в сплошное серое пятно, пересекаемое косыми полосами, падающими с неба. Женщина с трудом поднялась с мокрого, пропитанного дождем песка и посмотрела на кипящую реку. Это была Каювин (река Белоголовой Маруди[23 - Маруди, или гуана, – редкая птица семейства краксов.]). На той стороне за пеленой дождя просматривалась мокрая заболоченная низина, заросшая папоротниками, осокой и гигантскими орхидеями. Где-то там, в гуще леса, была её деревня. Три полета стрелы, не больше, но как добраться?

Жена вождя ступила на скользкие камни, ведущие вдоль невысокого водопада. Развела руки и пошла, старательно удерживая равновесие. Вокруг нее бурлил поток, то касаясь живота, то доходя до груди. Она почти перешла реку, когда несущийся по течению ствол вырванного с корнем дерева зацепил её своими обломанными ветвями и сбил с ног. Потеряв равновесие, Ваугашин упала в бурлящий поток. Водопад подхватил её, закрутил и швырнул с двухметровой высоты.

Вниз, на камни…

Тайна имени «Маракуда»

Очнулась Ваугашин на берегу.

Солнце было в зените, а рядом с ней на коленях стоял ее муж – Каутемок. Он держал на руках младенца. Это был мальчик. Он спал, посапывая в две дырочки. Малыш был завернут в банановые листья, обмыт и накормлен.

Вокруг пели птицы, а лес радостно гудел, приветствуя рождение нового человека.

Ваугашин чуть приоткрыла глаза, скосила их и посмотрела на ребенка. Она видела мужа, видела сына. И еще она видела, что пуповина была перекушена и залеплена пчелиным воском. Не понимая, что произошло, не веря, что она сама родила, сама перекусила пуповину, сама всё залепила воском, Ваугашин прикрыла глаза, еще раз пытаясь вспомнить события прошедшей ночи. Но в голову ничего не лезло, кроме креветок, уплывшей корзины и дерева, несущегося на неё. Последнее, что она помнила – это темную мутную воду, сомкнувшуюся у неё над головой.

И всё…

А дальше?

А дальше была пустота…

Ваугашин попыталась подняться. Острая боль пронзила голову, она вскрикнула и потрогала затылок. Там была рана, а на волосах – засохшая кровь.

«Я сама его родила?» – хотела спросить жена у мужа, но вовремя одумалась. «Ничего глупей ты не могла придумать. Конечно, сама», – пробурчал внутренний голос. «Странно, но я ничего не помню», – женщина попыталась вступить с ним в беседу, но «голос» прервал её: «И не надо… Лучше скажи спасибо духам».

Превозмогая боль, Ваугашин села, посмотрела на спокойные воды реки, на синее небо и перевела взгляд на стоящие стеной джунгли. Шевеля только губами, она проговорила: «Спасибо вам, добрые духи».

Будто читая её мысли, Каутемок всё время кого-то благодарил, улыбался и целовал малыша в щечку. Мальчик морщился, чмокал губами, но не просыпался.

– Ему надо дать имя, – вождь покачал малыша на руках и передал матери.