Маракуда

– Назовем его Маракуда, – Ваугашин взяла сына на руки и поднесла к груди. Она чувствовала, что молоко разрывает ей груди, и ткнула сына личиком в набухший сосок. Малыш поводил носиком, обхватил ручонками грудь и, потянувшись губками, принялся сосать молоко, так и не открыв глаза.

– Какое-то странное имя… Что оно означает? – Каутемок с нетерпением посмотрел на жену, но она лишь пожала плечами, сосредоточенно думая о чём-то своём. Не дождавшись ответа, мужчина встал. Отряхнул от песка колени, выпрямился и сказал:

– Маракуда так Маракуда… Вчера днем я видел тебя одну, а сегодня утром я вижу вас двоих. Я всю ночь искал тебя, а найдя, увидел кровь на твоих волосах и сына у тебя на руках, – вождь поклонился трем частям мироздания: небу, лесу и воде – всему тому, что кормит их племя, – после чего громко сказал: – Сегодня Курупира благосклонен к нам. Он помог тебе родить сына, и это имя будет посвящено ему.

– Да, милый, – жена вождя улыбнулась, перевернула малыша на другую сторону и еще раз потрогала затылок.

Кто, как и когда помог малышу появиться на свет, никто так и не узнал. Каутемок не спрашивал, а Ваугашин не рассказывала, потому что не знала, точнее не помнила.

В деревне же рассудили так: если женщина, упавшая во время грозы в реку и ударившаяся головой о камни, смогла родить здорового мальчика, значит, ей помогли не лесные духи, а речные, которых никто никогда не видел.

Акута

Но мы-то знаем их, и видели, и говорили с ними.

Один из них – старый и мудрый Акута, повелитель омутов и затонов. Кайман, который еще в юности перебрался в долину реки Каювин. С тех пор утекло много воды, он постарел, его глаза стали слезиться, зубы потеряли остроту кинжалов, а сам он из неутомимого охотника превратился в ленивого старикашку, который любил полежать на мелководье, поджидая зазевавшуюся добычу.

Что толкнуло крокодила выплыть в тот вечер из-под коряги, он и сам не мог сказать. Интуиция, провидение или голос свыше. Словно кто-то толкнул его в бок и сказал: «Иди, ты нужен там». Кряхтя и проклиная барабанящий по голове дождь, Акута высунул морду из воды и осмотрелся. Из-за сетки дождя ничего нельзя было рассмотреть. Но вот его слух уловил вскрик человека и плеск воды. Падение сопровождалось характерным стуком, будто кто-то ударил глиняным горшком по камню. «Только люди могут так неуклюже падать в реку», – подумал старый кайман, разглядев барахтающуюся в реке женщину. Вокруг её головы расплывалось алое пятно.

– Что за ерунда! И ради этого меня вытащили из норы, – Акута не ел людей и был очень недоволен своей интуицией. Но что-то удержало его, и он подплыл поближе, старясь разобраться, почему человек кружится на месте, а не плывет к берегу.

Женщина с остекленевшими глазами в исступлении хватала ртом воздух, с трудом держась на поверхности, и шарила под водой руками, как будто искала там что-то. Вот наконец её рука подняла над водой что-то маленькое, красное и кричащее. Акута понял: это ребенок и, судя по голосу, мальчик.

– Прекрасно, – сказал сам себе старый кайман, – я стал свидетелем рождения человека.

Акута собирался уже вернуться под свою корягу, когда понял, что женщина не доплывет до берега. Её голова ушла под воду, и только рука всё еще держала младенца над поверхностью, старясь продлить ему жизнь.

Удар хвоста решил за старого каймана.

Пока мозг переваривал информацию, сработал рефлекс – и в полброска он уже был возле тонущей Ваугашин. Перехватив женщину в районе талии своей мощной челюстью, Акута, словно торпеда, пролетел расстояние, что отделяло их от берега. Не тормозя, выскочил из воды, пробежал по песку и аккуратно уложил её под деревом. За свою длинную жизнь он много раз видел, как люди спасают друг друга из воды: кладут на берегу и переворачивают на живот, чтобы из легких вытекла вода. Что он и сделал, радуясь своей смекалке.

Женщина выплюнула воду и захрипела, судорожно шаря руками. Пока она искала ребенка, Акута перекусил пуповину, аккуратно взял дитя в пасть, сбегал к реке, обмыл его от песка и так же бегом вернулся к матери, сунув младенца прямо ей в руки. Не открывая глаз, Ваугашин прижала к себе кричащего сына и провалилась в забытье.

Аттила

В том месте, где суетился старый кайман, как раз переправлялась армия куруинчи[24 - Куруинчи (бор.) – «солдаты» – хищные рыжие муравьи с длиной тела от 18 до 25 мм.]. Несколько десятков тысяч солдат-муравьев из клана саперов устроили подвесной мост, по которому через реку переходило многомиллионное войско. Дождь усилился, и мост готов был разорваться пополам от потоков перекатывающейся через него воды. Саперы, намертво сцепившись друг с другом, героически удерживали переправу до тех пор, пока все солдаты не ступили на родной берег. Последним прошел муравьиный фельдмаршал[25 - Фельдмаршал – высший чин в армии; выше только генералиссимус.], размахивая маленьким соломенным жезлом. Спрыгнул на песок и не спеша подошел к кайману.

– Зачем он тебе, Акута? Разве ты стал людоедом и решил сожрать несчастное дитя? – сказал Аттила, рассматривая женщину с ребенком. Аттила, по прозвищу Свирепый, был предводителем куруинчи – воинственных рыжих муравьев, которых непогода застала возвращающимися с набега. Аттила был солдат, вся его жизнь прошла в битвах и сражениях, и то, что кайман мог его проглотить (да и не только его, но и часть его армии), нисколько не смущало бравого фельдмаршала. К тому же они были соседями, и Аттила мог себе позволить такую шуточку.

– Я не знаю, зачем он мне, но что-то подсказывает, что он станет великим воином и спасет наш мир от белых людей.

– Белые люди – плохие люди. Пять лет назад мы подошли к ранчо и попали на липкую тропу. Это была смола, которую потом поджег белый человек. Я потерял сто тысяч воинов. – Аттила замолчал, вспоминая тот злосчастный поход. – Так ты говоришь, он будет великим воином? – Фельдмаршал прыгнул младенцу на лицо, бодро прошел по подбородку и встал на нижней губе.

Мальчику стало щекотно, он сморщился и чихнул, сметая главнокомандующего.

Акута хихикнул.

– А он и вправду велик, – сказал вояка, спускаясь с дерева.

– Лучше принеси воск и кокосового молока, надо залепить пуповину и накормить ребенка.

– Хорошо, мой друг! – муравьиный вождь взмахнул жезлом. От основного войска тут же отделилась группа муравьев и выстроилась перед главнокомандующим. Помахивая соломинкой, Аттила прошелся вдоль строя, рассматривая разведчиков. Облокотился на жезл и стал простуженным голосом объяснять боевую задачу. Через пару минут отряд муравьев, разделившись на две группы, ушел в джунгли.

Черный ибис в черном небе

Ребенок и его мама лежали возле старой колючей сейбы[26 - Сейба – дерево, покрытое шипами, достигает высоты в 50 м.], крона дерева упиралась в небеса, а корни уходили вглубь земли. Среди густых ветвей, на нижнем ярусе, устроил себе гнездо Кукри-кури (Черный Ибис). Гнездо было квелое, из плохо скрепленных между собой веток, отчего рыхлое и неустойчивое строение могло развалится в любой момент. Кукри-кури больше всего боялся, что свистящий ветер разрушит жилище и сбросит домик с дерева, а он сам, не успев взлететь, упадет прямо в пасть крокодилу, который зачем-то ползал между корней. Ибис всё время крутил головой, стараясь понять, в какой момент произойдет разрушение его насеста.

В тот самый миг, когда муравьи принесли пчелиный воск, ветер вырвал толстую палку в основании гнезда – и домик развалился. Ветки осыпались, а Кукри-кури с криком, похожим на писк обиженного ребенка, успел взмахнуть крыльями и подняться в темное грозовое небо.

Акута задрал голову, разглядывая стонущую и кружащуюся над ним птицу. «Черный ибис в черном небе. Тяжелые грядут времена», – подумал мудрый кайман, вздохнул и посмотрел на ребенка.

Плач в деревне

Сборщицы креветок были уже возле своих хижин, когда кто-то спохватился, что с ними нет жены вождя. Идти в джунгли ночью в грозу было опасно и глупо. Темнота не давала шансов найти кого-либо до утра, а вспышки молний и раскаты грома пугали и без того напуганных женщин. Придя в деревню, они дружно кинулись к дому вождя, причитая, плача и крича на все голоса. Выслушав плакальщиц, муж Ваугашин – смелый Каутемок – взял копье, лук со стрелами и ушел искать жену в том направлении, куда показали женщины.

Награда за труды

Всю ночь старый крокодил и муравьиный маршал просидели возле сейбы, охраняя женщину и её сына. О чём они просили своих богов, никто не знает, но рано утром, когда Ваугашин еще спала, из джунглей вышел мужчина. Вождь ступал тихо, но Аттила учуял колебания земли и разбудил Акуту. Кайман поднял голову, увидел крадущегося война с копьем и решил уйти.

– Останься, – сказал Аттила.

– Люди не любят кайманов, – буркнул старик, разглядывая приближающегося индейца.

– Да, я знаю… Но ты спас его сына.

– Откуда ты это знаешь?

– Пришли разведчики из деревни. Они рассказали, что слышали, а слышали они, будто у вождя пропала жена и он ушел её искать. Наверное, это он!

– И все-таки я лучше пойду. Да и в животе что-то сосет, надо чем-нибудь набить брюхо после тяжелого и волнительного дня.

– Ну как знаешь, а я останусь и буду свидетелем встречи отца и сына.

– Оставайся и постарайся выжить, – кайман развернулся и не спеша заковылял к берегу.

У реки пахло тиной и кувшинками.

Прошедший накануне дождь поднял со дна реки ил, и он, словно кисель, плавал по поверхности. «Дом, милый дом», – Акута плюхнулся в темную воду, вильнул хвостом и ушел на глубину, оставляя за собой пузырящийся след.

Аттила проводил взглядом крокодила и поднялся во весь свой гигантский рост. Он был выше любого солдата из своей армии и достигал половины спичечного коробка. Но ни его рост, ни его квадратная голова с мощной выступающей челюстью нисколько не смутили человека. Он даже не заметил фельдмаршала. Его взгляд был прикован к Ваугашин и лежащему у неё на руках младенцу. Вождь подбежал к ним и упал на колени, бесцеремонно вдавив Аттилу по прозвищу Свирепый в мокрый песок, на котором еще виднелись следы, оставленные мудрым Акутой.

Порт Макапа

Вдоль пологого берега, увитого корнями мангровых деревьев и утыканного лодками, стояли тростниковые хижины рыбаков.

Всё пространство вокруг домов было завалено разбитыми ящиками, порванными и спутанными сетями, рассохшимися бочками для солонины, прогнившими парусами, кусками мачт, ржавыми якорями и прочим хламом. Всё, что приходило в негодность, сваливали за домами и возле них. Вдобавок ко всему сюда же сливали помои, бросали старую истлевшую одежду, пустые бутылки и дохлых животных. Всё это не придавало поселку чистоты, а запахи заставляли даже самых стойких зажимать носы, проходя мимо рыбацкой деревушки.

За поселком рыбаков начинался город Макапа[27 - Макапа – город в Бразилии, в устье реки Амазонки.] с его каменными двух- и трехэтажными строениями. В городе была всего одна улица. Дома, выстроившись в одну кривую линию, тянулись до того места, где река, разорванная островами, соединялась в один широкий пенящийся поток; там уже пахло океаном и слышен был шум прибоя.