Безбожник

– У вас оружие есть? – спросила Дарья, пожалев, что не позвала Тихона с собой. У того-то точно есть, сама видела.

– А что нужно?

– Да как вам сказать… Буянил Макар давеча… так, немного, с топором по дому бегал, обещал меня убить. Как бы чего не вышло.

– Знаете что, Дарья Пантелеймоновна, вот, – Шпаков нырнул с головой в портфель, вытащил бумагу и протянул женщине. – Вы это… короче, пусть Макар Кузьмич подпишет постановление. А я здесь подожду.

– Как скажете. – Держась за перила, Дарья поднялась на крыльцо, толкнула дверь и вошла в сени. Было тихо и холодно. Постояла, прислушиваясь. Потрогала стены, отделяющие сени от избы, они были ледяные. «Остыла уже печь, значит, не топил. Может, ушёл куда? А куда? Да меня искать пошёл и замёрз где-нибудь. А следы? Не по воздуху же он улетел?» Сердце ещё раз дрогнуло – как там, в храме, когда Бирюкова за сатану приняла. Застучало, заколотилось, погнав адреналин по венам, отчего появилась храбрость и дерзновение на поступки смелые, необдуманные. Толкнула она дверь в хату, шагнула через порог – и полетела, споткнувшись о тело мужа.

***

Втроём, считая извозчика, перенесли Макара Кузьмича на кровать. Уложили, накрыли тёплым одеялом и встали, не зная, что делать. Макар Колокольников был жив, но изрядно промёрз, лёжа на холодном полу, куда упал не по своей прихоти, а по случаю полного паралича. За Дарьей погнался или просто хотел выйти во двор – одному Макару было известно да Богу, но оба молчали в силу разных обстоятельств. Только топор был всажен в дверь по самый обух. На том и порешили, что всё-таки погнался.

Дали знать Бирюкову, который обещал привезти доктора. Пока ждали председателя с активом, Дарья рассказала уполномоченному, как в её мужика вселился бес и довёл до состояния полной расслабленности, а всё из-за того, что не было у Макара страха Божьего. А так как она была женщина грамотная и начитанная в Писаниях и патериках, то сходу и цитату подобрала для пущей убедительности.

– «Венец премудрости есть страх Господень, дающий мир душе и невредимое здравие», – говорила Дарья, гладя Макара по голове. Макар мычал что-то невразумительно и кивал головой, во всём соглашаясь с женой. – «Страх Господень отгоняет грехи; не имеющий же страха не может оправдаться»[12 - Прем. Сир. 1:18, 21]. – И добавила, глядя в глаза Шпакову: – Наказал его Бог за дерзость, что осмелился Божьим распоряжаться.

Шпаков слушал, икал и мысленно крестился, робея в присутствии Дарьи и хлопающего глазами Кузьмича перекреститься явно, троекратно.

Пришёл актив. Долго, как в доме покойника, шаркали в сенцах валенками, обивая снег, и так же долго входили – по одному, хлопая безостановочно дверью. Последним зашёл врач местной амбулатории, осмотрел Кузьмича и вынес вердикт, и так всем понятный: апоплексия, или, по-простому, инсульт. Доктор прописал покой, грелку на онемевшие члены и ушёл, пообещав к вечеру заглянуть: всё-таки не рядовой колхозник – директор музея и завклуба по совместительству, третий человек на селе после председателя и участкового.

***

Уже больше часа все присутствующие в доме, за исключением расслабленного, сидели за столом. Пили чай, курили, спорили. Что делать с музеем, никто не знал. Что делать с церковным имуществом – тоже. Председатель сельсовета отнекивался, уполномоченный открещивался. И только Дарья имела план, открытый ей провидением.

– У меня предложение, – сказала она и замерла, ожидая реакции мужиков.

Реакция была положительной.

– Что предложите Дарья Пантелеймонова, всё примем. – Товарищ уполномоченный был решителен. После душеспасительных бесед с Дарьей он был готов на всё, кроме музея.

– За что возьмёшься, во всём поддержим, – подмаслил кашу Бирюков, после встречи в храме тоже пожелавший встать на путь исправления.

– А тут и предлагать нечего. Вынести всё во двор, полить керосином и сжечь. Попустил Господь сжечь – значит, надо было жечь, а не устраивать музей, да ещё с таким дурацким названием «Безбожник».

Сказала – как обрубила. На душе у всех полегчало, от сердца отлегло, оставалось выработать схему, как всё устроить, чтобы всем было хорошо и за это никому ничего не было. Кумекали недолго, после чего и появилась на свет бумага, поставившая точку в этой истории.

Текст постановления звучал так: «Учитывая, что директор музея слёг, разбитый параличом, и нет перспектив его выздоровления, всё церковное имущество, принадлежащее музею, дабы его не расхитили церковники и не использовали в своих религиозных целях, решением поселкового совета под председательством тов. Бирюкова и в присутствии тов. Шпакова, подлежит сожжению». Подписали и прихлопнули сверху поселковой печатью для солидности.

***

Бирюков передвинул стул и подсел к кровати, на которой лежал Макар Кузьмич. Взял слабую, безвольную его руку в свою и безо всякой злобы сказал:

– С чего начали, тем и закончили. А стоило ли начинать, а, Кузьмич?

И услышал председатель и все, кто были в комнате, голос не земной, ангельский:

– Стоило! И об одном покаявшемся грешнике ангелы поют на Небесах…

notes

Примечания

1

Быт. 26:12.

2

Скоромное (от устар. ско?ром, ст.-слав. скрамъ – жир, масло) – молочные и мясные продукты, которые не рекомендуется употреблять в пост.

3

Вечерняя молитва

4

Покровцы – расшитые матерчатые платы, которыми покрываются дискос и потир во время литургии.

5

Камилавка – головной убор священника.

6

Цвета богослужений в зависимости от церковных праздников и священных событий: белый, красный, желтый, зеленый, синий, фиолетовый, черный.

7

Речь идет о 1932 г.

8

Лев. 26:27–28.

9

Катапетасма – завеса в алтаре, прикрывающая Царские врата.

10

Потир – чаша, сосуд для христианского богослужения, применяемый при освящении вина и принятии Святого Причастия.

11

Солея – возвышение пола перед иконостасом в христианском храме.

12