Персидский гамбит. Полководцы и дипломаты

Добродушие генерала, впрочем, не сказывалось на его военном опыте. Собрав старших начальников, Глазенап объявил о первых мерах по наведению порядка:

– Прежде всего, займемся Дербентом, затем всеми другими отступниками. Надлежит наглядно показать зарвавшимся ханам, что Россия измены не прощает!

Войска начали готовиться к походу.

Опытный Глазенап требовал от офицеров бдительности:

– Война здешняя не столь опасна для полков и больших отрядов, сколь гибельна для солдат и казаков, которые отваживались отделиться поодиночке за какою-нибудь надобностью. Посему каждый должен быть не только искусным наездником, стрелком, но и неутомимым следопытом, чтобы по узким горным тропинкам на горы взбираться!

В июне 1806 года войска Глазенапа двинулись на Дербент.

Когда на холмах подле Дербента появился русский авангард, там начался настоящий переполох. До наших доносились крики и пальба из ружей. Как оказалось, горожане подняли восстание, хан бежал, после чего старейшины вручили Глазенапу ключи от Дербента. Тот немедленно привел жителей города к присяге императору Александру.

– Так бы всегда воевать, – потирал руки генерал. – Чтобы без всякой крови и полюбовно!

За присоединение Дербента император Александр одарил Глазенапа табакеркой, украшенной бриллиантами, и большой пенсией. Другой бы на месте Григория Ивановича усмотрел в этом намек на скорую отставку, но Глазенап был бесхитростен:

– Табакерку жене отдам, чтобы табачок нюхала, а пенсион на старость отложу!

Хватало Глазенапу и других проблем. Так, в Тифлисе неожиданно появился поручик лейб-гвардии Гусарского полка князь Роман Багратион, младший брат знаменитого российского генерала князя Петра Багратиона. Окруженный всеобщим вниманием, зарвавшийся поручик начал сочинять, будто приехал по личному поручению императора Александра для улучшения жизни грузинского народа. При этом поручик Багратион позволял себе дурно отзываться о начальствовавших лицах Грузии, особенно поливая грязью покойного Цицианова.

Рассказы приехавшего из столицы самозванца взволновали столичное грузинское дворянство. Многие, поверив на слово пьяному гусару, начали собираться на тайные сходки и совещания. Как это всегда бывает в Грузии, мгновенно образовались две враждебные партии, ссора между которыми дошла до кровавых драк. Вслед за дворянами начал волноваться и народ. Тогда несколько наиболее благоразумных князей обратились к правителю Грузии, прося разъяснить им причины тайных совещаний и сборищ.

– Мы вполне довольны русским правлением, не желаем ни о чем просить императора. Мы не понимаем, зачем он помимо наместника присылает еще и тайного агента? – огорошили они вопросами Глазенапа.

Разобравшись в этом вопросе, Глазенап и его помощник генерал Несветаев немедленно выдворили заигравшегося гусара из Грузии, запретив впредь туда возвращаться. Однако уезжая, поручик Багратион все же прихватил с собою прошения нескольких грузинских князей и дворян на имя генерала Багратиона. В этом прошении подписанты просили ни много ни мало о… возвращении независимости Грузии. Нетрезвый возмутитель спокойствия был уже изгнан, когда молва о неком тайном посланце русского царя дошла до провинций, а потом за грузинские пределы. Теперь там только и говорили о плохих наместниках и о том, что русский царь сам якобы хочет от них избавиться.

В короткое время ряд горских племен, надеясь на льготы и новые милости русского императора, заявляли свои претензии наместнику. В числе первых было племя хевсуров. Недовольные своим правителем-моуравом, они изгнали его из своих владений, после чего напали на Тионетский пост, защищаемый двумя ротами. Нападение отбили, но нападавшие остались безнаказанны. Это еще больше раззадорило воинственных хевсуров. Заявив, что не желают иметь при себе ни моурава, ни российского пристава, они пошли в набег на соседние племена. Пришлось принимать срочные меры. Посланные Глазенапом войска перекрыли хевсурам входы и выходы из их ущелий, после чего те оказались заперты в своих диких горах. Испытывая большую нужду в хлебе и соли, хевсуры продержались до холодов, после чего запросили пощады. Чтобы не нагнетать ситуацию, Глазенап разрешил им избрать себе нового моурава, а также свободный проезд в Грузию.

На этом собственно недолгое командование для Глазенапа и закончилось. Непонятно почему, но генерал ко двору не пришелся и император решил передать власть над Кавказом деятелю более известному и именитому.

* * *

Новым наместником Кавказа был назначен генерал от инфантерии граф Иван Гудович, убеленный сединами ветеран многих войн, завоеватель Гаджибея (нынешней Одессы) и Анапы. В свое время Гудович состоял адъютантом у императора Петра III, оставшись ему верным до конца, за что потом некоторое время пребывал в опале. После снова много воевал с турками. С Кавказом Гудович был знаком не понаслышке, так как дважды за свою долгую службу командовал Кавказской линией.

К сожалению, преклонный возраст изменил характер ветерана. Современники описывают Гудовича как «чрезмерно гордого, старинного века вельможу».

На старости лет Гудович стал раздражительным и упрямым, во всем и во всех видел лишь недостатки, а советы, даже самые дельные, отвергал, даже не слушая. В 1799 году он сумел разругаться даже со своим благодетелем императором Павлом.

Надо ли говорить, что о Цицианове надменный Гудович отзывался исключительно отрицательно, в упор не видя всего им сделанного. Что касается Глазенапа (с которым Гудович имел старую вражду), то прибыв в Тифлис, наместник отстранил его от всякого командования. Покоритель Дербента был без всякой вины отправлен в далекий Омск инспектором Сибирской инспекции и начальником Сибирской линии, где спустя какое-то время и скончался.

Впрочем, наследство досталось Гудовичу весьма непростое. Несмотря на локальный успех Глазенапа, до наведения порядка в Закавказье было еще далеко. Бунтовал имеретинский царь, участились набеги лезгин на Грузию, волновались осетины. Закубанские горцы и кабардинцы совершали дерзкие набеги до самого Ставрополя. Вот-вот могли выступить против и закавказские ханы, непрерывно плетущие заговоры. Предстояло продолжать войну против Персии, которая готовилась к новому вторжению, планируя отбить Карабах и Гянджу. А на носу была уже новая война, теперь уж с Турцией, которая тоже имела виды на Закавказье!

Предвидя возможность войны с Турцией, петербургский кабинет предлагал Гудовичу как можно скорее усмирить местных ханов, а. если представится возможность, заключить мир с Персией и постараться привлечь персов на свою сторону для совместных действий против турок.

Задача была, прямо скажем, непростая. Но граф Гудович был слишком горд, чтобы это признать.

– Я считаю возможным покорить всех ханов и владельцев «великой Армении и Дагестана» в самое ближайшее время, – объявил он сразу же по прибытии в Тифлис. – Мало того, в знак своего подчинения я заставлю их платить дань России!

Непокорных и упорствующих я изгоню из их владений, а сами владения разделю между преданными ханами. Карать же непослушных я начну с подлого убийцы – хана Бакинского!

Наша армия в Закавказье состояла на тот момент из девяти пехотных, одного драгунского и пяти казачьих полков, с батальоном артиллерии в 48 орудий. Помимо этого, на Кавказской линии стояло еще три драгунских и пять пехотных полков. Это ничтожное число войск должно было охранять границы и внутренние сообщения в Грузии, Имеретии и Мингрелии, защищать Памбаки, Елизаветполь, Маданское ущелье против Дагестана, Александровский редут и другие пункты, лежащие по реке Алазани. К тому же не могли быть оставлены без защиты ханства Карабахское, Шекинское и Джават, где Аракс сливается с Курою. Поэтому для отражения персидского нашествия главнокомандующий мог в лучшем случае собрать отряд в три тысячи штыков.

* * *

Еще в конце 1805 года в столицу Карабаха Шушу был отправлен батальон героя штурма Гянджи подполковника Лисаневича. Подполковник имел задачу обеспечить защиту границ ханства от вторжения персов и не дать карабахскому хану переметнуться на сторону противника.

Престарелый Ибрагим-хан Карабахский встретил русских с нескрываемым раздражением. С Лисаневичем он разговаривал, что говорится, «через губу».

– Если Ибрагим якобы на словах желает принять российское подданство и к нему на защиту пришел русский отряд, то чего рожу воротить? – делился он со своим помощником майором Джораевым.

Тот только плечами пожимал:

– Хитрит не иначе старый хрыч!

Что-что, а хитрить Ибрагим-хан действительно умел. За долгие годы своего правления он превратил свое ханство в самое могущественное в Закавказье. К мнению Ибрагим-хана прислушивались ханы Карадага и Ардебиля, Нахичевана, да и другие тоже.

Воевать Ибрагим-хан также умел. Когда-то он отбил нападение кубинского хана, а затем сумел выстоять в непростой войне против самого персидского властителя Ага-Мохаммеда-хана!

Всего год назад Ибрагим подписал Кюрекчайский договор, согласно которому его ханство переходило под руку России. Но затем старый хитрец передумал и теперь вертелся ужом, пытаясь усидеть сразу на двух стульях – российском и персидском.

Поэтому русскому гарнизону Шуши жилось не слишком сытно. Ибрагим-хан обманывал то с провиантом, то с фуражом, а то и с тем, и с другим. По этой причине не сложились у хана отношения с Лисаневичем, который не без оснований подозревал властителя Карабаха в двуличии.

Когда в мае 1806 года персидская армия Аббаса-Мирзы пересекла пограничный Аракс, то первым делом она направилась именно к Шуше. Во главе персидского авангарда был поставлен старший сын карабахского хана – Абдул-Фетх. Пока деятельный Лисаневич готовил Шушу к обороне, Ибрагим-хан внезапно объявил ему, что из-за наступившей жары плохо себя чувствует, а в каменной Шуше ему просто не хватает воздуха, поэтому ему надо срочно покинуть крепость.

– Вот ведь как, – невесело усмехнулся Лисаневич, – семьдесят лет хватало, а теперь вдруг нет!

Выехав из Шуши, Ибрагим-хан расположился вместе с сопровождавшими его домашними, большой охраной и свитой в четырех верстах от Шуши в замке Мирза-Али-Беков Сенгир. Оттуда он слал гонцов к своему сыну Абдул-Фетху, извещая его о всех делах русских. Раз в несколько дней Ибрагим-хан посещал Шушу, где его осведомители докладывали владыке о том, что нового предприняли русские для обороны. Но лазутчиков имел не только Ибрагим-хан. Были они и у Лисаневича, тем более что подполковник бегло говорил на фарси. При этом о хане докладывали ему, прежде всего, армянский врач мелик Джемшид и ближайшие родственники самого хана.

Налицо была прямая измена, но вначале Лисаневич пытался действовать уговорами, посылая к Ибрагим-хану его сына и внука, чтобы те уговорили изменника прекратить сношения с неприятелем и вернуться на российскую сторону. Лисаневич докладывал: «Как по сим случаям измена оказалась явною, то я послал для уговора оного сына его Мехти-агу и внука Джафар-Кули-бека, с тем чтобы он, разруша все с персиянами связи, возвратился бы со всем семейством в крепость, которые, пробыв там большую часть дня, сначала возвратившийся Джафар-Кули-бек объявил мне, что он хотя несколько раз уговаривал хана отстать от персиян, но кроме брани русских он ничего от него не слыхал и сверх того хан его убедительнейше просил, чтобы он постарался зазвать в дом меня к себе и, поймавши там, отдать ему и также выкрасть брата своего Шукур-Уллаха, находящегося в аманатах в Елисаветполе, отчего-де я ему отказался; сверх сего объявил, что в нынешнюю ночь или хан уйдет к персиянам или персияне с ним соединятся, после чего прибывший Мехти-ага также объявил, что он сколько ни старался уговаривать хана, но хан ни на что не соглашается и явно уже принял сторону персиян».

Надо было срочно решать, что делать? Промедление могло обойтись очень дорого. В случае побега Ибрагим-хана тот поднял бы против нас все Карабахское ханство.

Лисаневич был человеком действия, поэтому решил захватить и вернуть в крепость мятежного хана. Взяв с собой сотню егерей 17?го полка, в ночь на 27 мая Лисаневич вышел из Шушинской крепости и двинулся к замку Ибрагим-хана.

При этом, чтобы обмануть выставленные в сторону Шуши караулы, егеря зашли к ханскому замку с тыла. Но незаметно подойти не удалось. Увидев приближающихся егерей, ханские гвардейцы открыли по ним стрельбу.

Сколько ни старался Лисаневич криком уговорить стрелявших прекратить огонь и сдаться, те продолжали бой и убили одного егеря. Тогда раздосадованный Лисаневич приказал барабанщику бить атаку. Егеря бросились в штыки и в считанные минуты обратили оборонявшихся в бегство. При этом в неразберихе атаки сам хан и несколько вельмож были убиты пулями, а жена и дочь тяжело ранены. Что касается захваченных вещей, то, по военному обычаю того времени, Лисаневич все отдал своим егерям.

При этом один из ханских сыновей Ханлар-ага с группой всадников успел ускакать к персам.

Еще не развеялся пороховой дым, как прискакавший гонец доложил:

– Получено известие от муганлинского бека, что персидский авангард во главе с Абдул-Фетхом находился уже совсем близко от Шуши!

После этого Лисаневич поспешил вернуться в крепость. Едва успели закрыть ворота, как на ближайших высотах показались персы. Переведя дух, Лисаневич выступил против них с полутора сотнями егерей и конной карабахской милицией. Но Абдул-Фетх боя не принял. Узнав от беглецов об участи отца и его окружения, старший сын хана отступил.

Когда Гудовичу уже донесли, что командир егерского батальона убил беззащитного и невинного хана, перебив при этом его семью, включая жен и детей, а также разграбил все ханские ценности, он был, мягко сказать, огорчен.