От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры

– Если же ваш султан откажется выполнить мои требования, то горько пожалеет! – сказал Колпаковский передавая свое письмо посланцам.

Получив письмо, султан Алахан медлил с ответом. Понять его было можно. Пчелы не могут воевать против меда, и Алахан, сам первейший из разбойников, не мог отдать на расправу свое ближайшее окружение.

Между тем грабежи и беспорядки на границе только множились.

* * *

По истечении срока ультиматума, в начале мая 1871 года, к границе с Кульджой выступил небольшой рекогносцировочный отряд полковника Михаила Ждан-Пушкина. Полковник был из артиллеристов, участвовал в Крымской войне и боях на Кавказе. Практически все свои чины Ждан-Пушкин получил вне очереди за боевые отличия, поэтому опыта ему было не занимать.

На границе Ждан-Пушкин соединился с небольшим Тяньшанским отрядом подполковника Елинского. Объединенный отряд подошел к Кетменскому перевалу, где был встречен огнем засевших на высотах таранчинцев. Но остановить русских не получилось, и разбойники были быстро выбиты с перевала. Ночевать солдатам и казакам пришлось на высоте 9 тысяч футов. Ночью ударил мороз, началась метель, поэтому к утру часть лошадей и верблюдов замерзла.

На следующий день, посланные в дозор казаки обнаружили огромную толпу таранчинцев, поджидавших спуска нашего отряда с перевала. Не стремясь вступать в бой в столь неблагоприятных условиях, Ждан-Пушкин решил отойти назад в долину реки Чалкадысу. Разбойники начали было преследовать наших, но, нарвавшись на картечь, бежали, понеся большие потери.

Теперь они преследовали отходящий отряд Ждан-Пушкина, не приближаясь, пока не получили еще несколько тысяч подкрепления. После этого последовала новая атаку, которая также была отбита с большими потерями для нападавших.

На следующий день кульджийцам удалось окружить наших и с возвышенностей открыть огонь. Однако в ходе шестичасового упорного боя противник снова понес большие потери и откатился за Кетменский перевал. После этого наш отряд перешел границу и вернулся к месту своей постоянной дислокации. За время боев наши потери составили трое убиты и восемь раненых.

Поняв, что надо действовать серьезно, Колпаковский начал формировать для похода на Кульджу более мощный отряд. Чтобы отвлечь противника от главного пути наступления, полковник Михайловский с двумя ротами пехоты, четырьмя орудиями и полусотней казаков, а также группой джигитов выдвинулся к таранчинскому кишлаку Кетмень. Навстречу им выступили кульджийцы, но после атаки казаков быстро разбежались по местным оврагам, откуда вели беспорядочный и неточный огонь.

Постепенно выбивая местных из оврагов, казаки и пехота к вечеру подошли к Кетменю. На следующий день, выбив противника с выгодных позиций, Михайловский занял кишлак, обратив кульджийцев в бегство. Казаки преследовали беглецов еще десять верст. Но на этом сражение за Кетмень не закончилось.

Воспользовавшись тем, что ночь на 31 мая была темной, а русские, устав от боя должны были спать, более трех тысяч кульджийцев подкрались вплотную к нашему лагерю и на рассвете бросились на него со всех сторон. Однако застать нас врасплох не получилось. Как оказалось, дозоры вовремя заметили крадущегося противника, поэтому отряд уже ждал нападения во всеоружии – казаки на лошадях, а пехота с заряженными ружьями.

Подпустив атакующих вплотную, пехота начала расстреливать их точными залпами. Одновременно начала бить в упор картечью и артиллерия.

Очевидцы позднее вспоминали, что кульджийцев в присутствии самого султана и главных военачальников показали в том бою небывалую отвагу и, невзирая на страшные потери, бросались в рукопашный бой.

Однако и самому большом мужеству бывает предел. После четырехчасового противостояния нападавшие были опрокинуты и обращены в бегство. Беспорядочно бегущего противника преследовали казаки, рубя на скаку отставших.

Войско султана потерпело сокрушительное поражение, а потери были просто катастрофически. Более того, отныне местные уверовали в непобедимость казаков и более уже не только никогда не нападали на казаков, но всегда бежали от них при их появлении.

* * *

Вскоре после битвы за Кетмень главный отряд генерала Колпаковского двинулся к реке Хоргос, за которой, по донесениям лазутчиков, султан Алахан собирал новое войско. Состав отряда Колпаковского был весьма впечатляющ: почти семь рот пехоты, пять казачьих сотен (четыре – Сибирского войска и одна – Семиреченского), а также несколько сотен верных казахов. Артиллерия отряда насчитывала десять орудий.

Когда наш авангард перешел Хоргос, кульджийцы, увидев казаков, начали отходить к лагерю. Казаки преследовали противника, выбивая его со всех позиций, пока не обратили в полное бегство.

А дальше произошло вообще нечто невероятное. Преследуя отходивший авангард противника, казаки на кураже ворвались в главный лагерь противника у кишлака Алимту. Это вызвало невероятную панику. После этого начался совершенный разгром войска султана.

Более четырех тысяч таранчинцев в ужасе бежали во все стороны. При этом в результате боя потери казаков составили пять раненых, двое из которых остались в строю. Захватив брошенный лагерь султана Алихана у кишлака Алимту, Колпаковский двинулся к крепости Чинга-ходзи. Быстрому продвижению мешали изрезанные арыками поля. Когда же наши все-таки подошли к крепости, казаки быстро разогнали подступившую было кульджийскую конницу и остановились в садах на ночевку.

Утром наша пехота атаковала пятитысячное войско кульджийцев, снова обратив его в бегство. Преследуя бегущих, наши солдаты ворвались в крепость и захватили ее без боя.

То же самое произошло и со следующей крепостью – Суйдун. Увидев страшных казаков, крепость сразу же сдалась на милость победителей.

После этого сибирские казаки настигли часть войск султана в долине реки Или у кишлака Баяндай. Но реального боя не получилось – кульджийцы, побросав сабли и пики, просто разбежались.

Спрятавшись в Кульдже, султан Алихан наконец-то понял, что проиграл.

20 июня Колпаковский получил его письмо с просьбой остановить наступление и начать переговоры.

– Я начну переговоры только тогда, когда мне выдадут всех преступников, грабивших российских казахов! – ответил Колпаковский переговорщикам.

21 июня Колпаковский двинулся уже прямиком на Кульджу. В пути он встретил посольство султана во главе с его старшим сыном. Тот выдал генералу одного из главных разбойников – некоего Тазабека. Следом к Колпаковскому прибыл и сам султан Алихан в окружении главных чиновников.

– Я отдаюсь в руки русского царя и прошу пощадить мой народ! – встал он на колени.

Выслушав разбойного султана, Колпаковский покачал головой:

– Я гарантирую вам и вашим подданным безопасность и неприкосновенность. Но я жду от вас возмещения материального и морального ущерба как от главного виновника сегодняшней войны!

22 июня Колпаковский вступил в Кульджу. Там он конфисковал казну султана и разоружил его армию. С разбойничьим гнездом в Кульдже было отныне покончено. На южных границах Семиречья установился покой, а сама Кульджа временно вошла в состав нашей Заилийской области.

Вскоре китайскому императору сообщили, что российские войска очистили долину реки Или от мятежников и будут удерживать ее до тех пор, пока он или кто-то другой не сможет защитить регион от посягательств властителя Кашгарии. Но императора это не убедило, и он потребовал немедленного восстановления своей власти в Кульдже. Петербург на это идти отказался. В отношениях между двумя державами возникла определенная напряженность. Впрочем, вскоре все успокоилось. Не тревожась больше о возможной конфронтации с Пекином, Кауфман возобновил переговоры с Якуб-беком по вопросам признания Кашгарии в ее тогдашних границах и развития взаимной торговли.

Позднее Кульджа и прилегающие к ней районы, занятые исключительно в целях умиротворения населения, были возвращены обратно Китаю.

* * *

В 1872 году начался новый этап Большой Игры – между Англией и Россией возобновились переговоры по разграничению зон влияния в Центральной Азии. Год спустя переговоры завершились. В результате обе стороны снова подтвердили, что для сохранения мирных отношений было бы желательно не допустить непосредственного соприкосновение их владений в Средней Азии. Как вариант, англичане предложили некую промежуточную нейтральную территорию, неприкосновенность которой бы гарантировала как Англия, так и Россия. При этом, как и раньше, под нейтральными территориями англичане видели Хиву, Бухару и Коканд. Это нас, разумеется, не устраивало.

В ответ Горчаков в который уже раз предложил объявить нейтральной территорией Афганистан, брав обязательство не вмешиваться в его внутренние дела. При этом Россия снова проявила завидную сговорчивость. Так, в Петербурге согласились признать в качестве северо-западной границы Афганистана линию, проходящую по его северной границе с пустыней, которая принадлежала туркменским племенам. Это было выгодно Англии и не слишком выгодно нам. Но и это не все! Если Россия изначально считала, что ханство Бадахшан должно было стать независимым от Афганистана и входить в нейтральный пояс между афганскими и среднеазиатскими владениями, то затем, идя навстречу англичанам, она согласилась отдать Бадахшан Афганистану, то есть фактически уступала его Англии. Да, уступки были огромными, но их ценой в Петербурге рассчитывали заставить Англию отказаться от претензий на Бухару, Коканд и Хиву.

Англичане потирали руки, поверив, что им удалось достичь важной победы, хотя формальный договор подписан не был. В реальности тогдашняя граница являлась лишь весьма условной линией на еще более сомнительной карте. Относительно гор Памира в Восточном Афганистане пока речи вообще не шло. Это было делом будущего.

Увы, наши щедрые предложения англичан не удовлетворили. Их аппетиты росли. Посовещавшись с вице-королем Индии лордом Мэйо, премьер-министр Джордж Кларендон пришел к убеждению, что один Афганистан (даже с Бадахшаном!) не может отвечать условиям нейтральной территории, поэтому необходимо расширить пределы нейтральной территории на север, то есть включить в него среднеазиатские ханства. Тем самым Россия снова отбрасывалась к границам Оренбурга. Это была уже откровенная наглость! Надо ли говорить, что посягательство Лондона было с гневом отвергнуто! Таким образом, вопрос о нейтральной территории снова повис в воздухе.

При этом перерыв в переговорах был больше выгоден нам, чем англичанам. Наши войска по-прежнему продвигались на юг, а это заставляло англичан сильно нервничать. Поэтому пауза в переговорах долго не затянулась. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, англичане решили вместо переписки перейти к личным контактам. В Петербург прибыл член индийской администрации Дуглас Форсайт, имевший от лорда Мэйо разрешение вести переговоры по среднеазиатским вопросам.