Гошины штаны

Вадим положил мобильник, залез обратно в ванну, стараясь не упасть, и продолжил думать. Итак, первым в очереди на расправу был Витя, и заняться им следовало завтра же, сразу после посещения больницы и всех необходимых манипуляций со сломанным носом…

Однако, как это часто бывает, события пошли по какому-то своему плану, и как-то по-дурацки, гораздо хуже и для Вити, и для всех. А вышло так, что Гоша на другой день позвонил Юле спросить о каком-то документе, который никак не мог найти и подумал, что, может быть, он у нее остался. И Юля на вопрос о том, как там сын, сказала, что вчера Вадим с Витей подрались. Быстро сообразила она, что болтнула лишнего, и попыталась успокоить Гошу, говоря, что все в порядке, но было уже поздно. Гоша что-то прошипел и положил трубку. Затем он позвонил Вадиму убедиться, что с ним все нормально и действительно убедился. Однако это убеждение никак не изменило ход дальнейших событий и никак не повлияло на реализацию плана, уже созревшего в Гошиной голове.

В больнице Вадиму сделали снимки, сказали, что трещина есть, но ничего страшного, само должно зажить, главное – беречься и драк избегать. Прямо из больницы Вадим поехал на съемную квартиру, где после вчерашней и сегодняшней пьянки с сильным похмельем боролись уже известный нам Денис Рубанов по прозвищу Дед, Леха Овсеенко по кличке Овес и Артем Иванов, он же Иван. С ними оказались три девицы, которые бог знает в какой последовательности, кем и как использовались, а потому, собственно, были не в счет. Своих постоянных подруг у этих ребят не имелось, поэтому они всегда находили разных – или знакомились (что было предпочтительнее), или вызывали временных спутниц (что доставляло меньше радости, но все же было действенным вариантом, когда хотелось любви и нежности). Этих, раз они так надолго задержались, скорее всего, не вызывали. По крайней мере именно так подумал Вадим, когда через открытую входную дверь зашел в накуренное, пропитанное запахом перегоревшего спирта помещение и увидел в нем весь этот коллектив.

Четверо сидели за столом – Дед, Овес и две девушки, а Иван расположился на диване с третьей девушкой, навалившись на нее и поглаживая гладкую кожу ее бедра. Дед первым увидел вошедшего Вадима и от удивления вытянул шею, как жираф:

– Твою ж мать! Вадя, чё у тебя с рожей?

– Да так.

Вадим вошел в комнату, пожал руку каждому из друзей, девушек проигнорировал – не поздоровался, не представился и вообще повел себя так, как будто их и вовсе не было, сел за стол.

– Так, что тут у вас? Пиво есть?

Вопрос был риторическим, потому что пиво как раз было, его-то друзья и пили. На столе стояли пивные бутылки и остатки вчерашней закуски. Овес буркнул сидящей рядом девушке:

– Оля, дай стакан.

Та молча встала, подошла к шкафу, достала стакан и поставила перед Вадимом. Овес открыл бутылку, Вадим налил себе, отхлебнул и задал еще один риторический вопрос:

– Ну как вы вчера?

Овес ответил:

– Да как. Нормально. Сам видишь. В клуб поехали, а потом обратно, сюда.

«Да уж, – подумал Вадим. – Вижу».

Повисла пауза. О других подробностях вчерашнего веселья Овес рассказывать не торопился. Иван по-прежнему сидел на диване и молча наблюдал за происходящим, поглаживая свою подругу. Дед разглядывал распухшее и посиневшее лицо Вадима. Он-то и прервал тишину, повторив свой вопрос:

– Так что с лицом-то?

– С лицом… Да нашелся тут один мудак. Сейчас обсудим.

Дед посмотрел по очереди на подружек и скомандовал:

– Девочки, подождите-ка нас на кухне. Или в другой комнате телик посмотрите. Возьмите себе вот пива, вина. Еды какой-нибудь. А мы сейчас поговорим и придем к вам.

Была у этих друзей привычка не обсуждать, как они это называли, «дела», при девушках – эдакий признак взрослого подхода, по их мнению: мужики дела делают, а женщины парят рядом в блаженном неведении и мужиками восхищаются, вдохновляя их на новые подвиги. И хотя эти подруги никакими вдохновительницами не были, но с ними, как и всегда, изображалось одно и то же. Да и нечего им знать лишнего: мало ли какими решениями могло закончиться сегодняшнее обсуждение, здесь может и криминалом попахивать.

Девочки вышли, и Вадим рассказал друзьям обо всем произошедшем вчера: и о том, как узнал про измену Иры, и о том, как подрался с отчимом. Начало драки, правда, он описал несколько иначе, чем было на самом деле, – вроде как отчим на него накинулся, когда открыл дверь и увидел, что Вадим пьяный.

Иван, до этого молчавший, прокомментировал:

– Да, Ирка сука.

Овес высказал свое мнение:

– Я бы на твоем месте придушил ее… Вместе с тем уродом.

А Дед, как всегда смотревший на проблему немного шире, чем остальные друзья, решил уточнить:

– Слушай, Вадя, а чего он накинулся на тебя? Раньше же такого не было?

– А я почем знаю? Ну да, сказал я ему типа отвали и типа рукой толкнул. А он сразу в рожу.

Дед не слишком-то поверил такому объяснению, но глубже решил не копать. Смысла в этом не было никакого: о чем пойдет речь дальше, он предполагал (да это было очевидно), а что касается его самого и собственных действий, то для себя он все уже решил. А потому просто спросил:

– И что делать будешь?

Вадим ответил, не задумываясь:

– Наказать их надо. С этой сукой я пока не знаю, что делать… Сам разберусь с ней… Потом… А Витю надо отпиздить, и того ублюдка найти. Короче, пацаны, с Витей надо решать сегодня же. Помощь ваша нужна.

Такая просьба, особенно на фоне выпитого, Овса и Ивана сильно взбодрила, и они выразили свою готовность идти бить Витю хоть немедленно:

– Да не вопрос, Вадя. Он у нас таких выхватит, что кланяться тебе будет каждый раз. Пидор… Пошли!..

Вадим, однако, сказал, что сейчас идти рано: только три часа, отчим на работе и придет около шести. Поэтому надо выдвигаться в половине шестого и караулить его в подъезде. Двое друзей даже обрадовались такому графику, потому что у них имелось еще два с лишним часа, чтобы допить остатки спиртного. И только Дед не выказывал признаков радости и, после того как шум по поводу принятого решения идти бить Витю немного поутих, сказал:

– Пацаны, погодите. Само собой, этого хмыря надо проучить. Я ему лично ногу сломаю. Но предлагаю завтра.

Вадим посмотрел на Деда как на предателя и возмутился:

– Почему завтра? Я тут со сломанным носом и синей рожей хожу, а он, падла, гуляет, как ни в чем не бывало. Ты чё, Дед?

– Да ты посмотри. Мы со вчерашнего дня не просыхаем. Не соображаем уже ни хера. Осталось еще на пьяную голову дел натворить. Или убьем на хер его, или вообще ничего не получится. Овес щас выйдет за дверь и уснет. Иван вон уже на диван присел. А ты говоришь, еще два часа ждать. Мы ж не ждать будем, а бухать. Сам нас через два часа собирать будешь? Надо поспать хотя бы. Тут еще шлюхи эти. Щас при них поговорим, типа все нормально, замяли тему. А завтра все сделаем, так же вечером, красиво.

В итоге все поддержали благоразумную идею Деда отложить казнь Вити. Назавтра же сговорились встретиться в полшестого вечера и поджидать Витю у подъезда.

Однако предложение Деда основывалось отнюдь не на стремлении к тому, чтобы обставить это дело как можно лучше и как можно надежнее его организовать. Им двигало совсем другое: он с самого начала решил, что участвовать в этом не будет. А потому и нужно было перенести дело на завтра: сегодня-то ему не отвертеться, он уже здесь, а завтра – это завтра: и заболеть можно, и неприятность какую-то получить, да и вообще что угодно… К тому же сама идея идти бить Витю в подъезде казалась ему идиотической. Ну что там? Так, потолкаться только. Ну, еще так же дать в рожу. И на этом все. А не дай бог ненароком нанести серьезные травмы? Тут и соседи, и прохожие, и, небось, полно других свидетелей окажется. Но если хотят – пусть сходят, думал Дед, а я пас.

Глава 4

Но на другой день Деду не пришлось даже ничего придумывать, потому что все уже случилось накануне, то есть ровно сегодня, пока они вчетвером допивали пиво и болтали с подругами. Разъяренный Гоша сам сделал то, что замышлял его сын с приятелями.

После разговора с бывшей женой Гоша впал в ярость, прыгнул в свой джип и поехал к Юле, чтобы несколько раз приложиться своей рукой к Витиному лицу. Он ехал и мечтал, как сломает ему челюсть, так что тот будет потом лежать в больнице, делать операции, ходить с болтами, стянутыми проволокой, и только шипеть, а не разговаривать. Потом он подумал, что сломает ему еще и руки, да так, чтобы они никогда ровно не срослись, чтобы никогда больше не повадно было ими размахивать. А потом подумал и про ноги, что нечего ему, такому уроду, и ходить. И много еще о чем думал, и какие только способы наказания ни вертелись в его голове, пока он не доехал до подъезда, зашел внутрь, поднялся на этаж, позвонил и… никто не открыл.

А дома никого не было. Юля, так и не дождавшись Вадима, который ушел с утра, чтобы пойти к врачу, но до сих пор не вернулся и трубку мобильного не брал (а он намеренно не брал – пусть беспокоится), пошла к подруге в гости в соседний дом (хоть как-то отвлечься от своих мрачных мыслей: а вдруг у него сотрясение, а вдруг кости сломаны); Витя был на работе; а Вадим, живой и относительно здоровый, с друзьями на съемной квартире обсуждал план мести. Так что Гоша позвонил еще несколько раз, помялся под дверью, выругался и, разочарованный, пошел обратно в машину – ждать.

Примерно через час ожидания и прослушивания своего любимого шансона он увидел идущую домой Юлю. Гошиной машины она не заметила, шла быстро, явно, как показалось Гоше, чем-то обеспокоенная. «Неужели дело плохо?» – подумал Гоша. Сначала он решил дожидаться Витю здесь, в машине, и настигнуть его в подъезде, но после того как увидел Юлю, которая была как будто расстроена, терпение его стало заканчиваться. Теперь он уже думал, что нужно идти к ним и ждать Витю там. Через десять минут терзаний он заглушил машину, вышел, двинулся было к подъезду, но подумал, что нет, что сейчас как начнут бабские сопли литься, так все только испортят, вернулся, сел в машину, запустил мотор, включил музыку и снова принялся ждать. Тут он решил еще раз позвонить Вадиму, с первых же фраз понял, что тот слегка захмелевший, обрадовался этому (значит, точно все в порядке) и после получения подтверждения, что все у Вадика все хорошо, попрощался:

– Ну ладно, сын, отдыхайте. Пацанам привет.

– Давай, папа.

Однако такая радостная новость вовсе не изменила Гошин настрой. Разве что немного смягчила: вроде того, что ноги можно и не ломать.