Белый квадрат (сборник)

– Знаете, – заговорил Юра. – Я живу неподалеку от Красной площади, на Пятницкой. Но никакой красной пирамиды на ней никогда не видел.

– Вы не можете ее видеть.

– А вы можете?

– Да.

“Ясно. У него галлюцинации…”

– И что делает эта пирамида?

– Испускает красный рев.

– Как… громкоговоритель?

– Приблизительно так. Только это совсем другие волны. И совсем другие колебания.

– И зачем она… испускает?

– Чтобы заразить людей красным ревом.

– Для чего?

– Чтобы нарушить внутренний строй человека.

– Нарушить? Зачем?

– Чтобы человек перестал быть человеком.

“Антисоветчина…” – подумал Юра и оглянулся по сторонам.

Но на перроне по-прежнему никого не было.

– Значит, Ленин построил эту пирамиду?

– Нет. Он только ее запустил.

– Повернул, что ли, рубильник?

– Вроде того.

– А кто ее построил?

– Вы их не знаете.

– Немцы, что ли? Карл Маркс? Энгельс? – усмехнулся Юра.

– Нет, не немцы.

– Янки?

– Нет.

– Ну… кто они? Откуда?

– Оттуда, – ответил толстяк и добавил: – Ваш поезд идет.

Юра глянул на рельсы, сужающиеся слева в нагретом воздухе, ничего не увидел, но все же встал, поправил на плече ремень от сумки. Посмотрел на тот самый плакат с Лениным.

– А… коммунизм?

– Что коммунизм? – Толстяк поднял на него замороженные глаза.

– Ну… это же… светлое будущее?

– Это не светлое будущее, а красный рев сегодняшнего дня.

В этот момент вдали раздался гудок. И Юра увидел электричку. Она была далеко, двигалась пока бесшумно. Юра что-то хотел сказать толстяку на прощание, что-то смешное и обидное, но неожиданно передумал. Он стоял, покачиваясь на месте, как любил делать, и смотрел на странного человека. А человек сидел и глядел перед собой. Послышался звук электрички. Она подползала к перрону. Вдруг Юра остро почувствовал, что никогда в жизни больше не увидит этого необычного человека. Он был абсолютно уверен, что тот так и останется сидеть на этом пыльном, пустом перроне. Не поедет в Москву. Может, вообще никуда не поедет. Непонятно, куда этот человек мог бы поехать. Он словно сросся с лавкой. Юре вдруг стало жутко тоскливо. Так, что слезы навернулись на глаза.

Электричка подползла со знакомым скрежетом.

Юра автоматически шагнул внутрь. Вошел в вагон и сел. Вытер глаза рукой, глянул в окно на перрон. Толстяк все так же сидел на лавке. И смотрел перед собой. В толстяке было что-то мучительно родное.

Электричка отправилась.

Юра сидел на своем месте в оцепенении. Ему было тоскливо. Но спокойно. И никуда не хотелось спешить. И мыслей совсем не было. Вместо мыслей в голове застряла последняя фраза толстяка:

“Красный рев сегодняшнего дня”.

Юра оцепенело смотрел в окно на зелень, столбы, домики, машины, помойки, пакгаузы, подъемные краны, угольные кучи, котельные, людей, птиц, коз, собак.

Но совершенно забыл про день рождения Наташи.

И проехал Мытищи.

Очнулся, только когда поезд подползал к Ярославскому вокзалу. Едва вагон остановился, как оцепенение прошло. Юра встал. Вместе с пассажирами вышел из вагона на платформу, отделился от толпы. Остановился, доставая сигареты.

“А день рождения? Загорянка? Наташа? – вспомнил он. – Кретинизм…”

Он двинулся вдоль платформы.

– Идиот! – произнес он и в сердцах сплюнул.

Закурил. Побрел по вечерней Москве. Пересек Садовое, двинулся к себе на Пятницкую.

Сигарета вернула к реальности.

– Это был гипнотизер, – произнес Юра и рассмеялся. – Как я влип, дурачок! Красный рев! Кра-а-а-асный рев! Пирамида!