– Катерин Станиславна, звонил Лапшин, – доложила Зоя, пригубливая кофе.
– Зой, ко мне никого в течение часа. Никого!
– Понял, – буркнула Зоя.
В секретарскую вошла Малавец с соком в руке.
– Здрасьте, – кивнула ей Зоя, покосившись на форму. – А Лапшину что сказать?
– Через час.
Сотникова толкнула дверь в кабинет, пропуская Малавец. Та вошла. Сотникова закрыла и заперла за ней дверь, присела на край стола для заседаний, скрестив руки на груди и недовольно глядя в стену с благодарностью от Московской патриархии. Малавец села за стол Сотниковой, отодвинула отчет, поставила на стол сок и сумку. Открыла сумку, достала старую серебряную пудреницу, раскрыла. Из сумки вынула костяную трубочку, всунула конец в ноздрю, склонилась над пудреницей, сильно втянула в одну ноздрю, потом в другую. Замерла, глубоко выдохнула. Взяла бутылку с соком, отпила. Потом отключила свой мобильный:
– Давай.
Сотникова вздохнула:
– Ну, я приехала, как и договаривались, в девятом часу.
– Так, ты, во-первых, сядь поближе, вот сюда, – Малавец указала на стул.
Сотникова пересела, положив ногу на ногу.
– И сядь нормально, – пошарила по ней глазами Малавец. – Ты сидишь с каким-то вызовом.
– Нет никакого вызова, – Сотникова сняла правую ногу с левой, провела ногтями по коленям.
– Вот так естественней, – откинулась в кресле Малавец.
– Приехала, позвонила. Он открыл, я захожу, говорю: «Я ваша новая кухарка, от вашей бывшей жены. Меня зовут Виктория». Он говорит: «Ах, как вы вовремя. Я очень голоден, купил карасей, а жарить не умею». Вот. Я говорю: «Не волнуйтесь, я все сделаю». Он говорит: «Прекрасно! Тогда я сейчас пойду ванну приму. А вы располагайтесь и начинайте». Вот. Сам пошел в ванную, я прошла на кухню, там на столе уже лежал белый передничек, я его надела, рыба лежала в раковине. Взяла нож и стала чистить карасей. И тут он вошел на кухню неслышно, быстро сзади подошел и за зад меня взял, а я…
– Стоп! – хлопнула в сухопарые ладоши Малавец. – Стоп.
Сотникова вздохнула, поскребла ногтями свои колени.
– Ты что мне рассказываешь? – спросила Малавец.
– Ну… историю…
– Какую?
– Ну, то, что было у нас с ним.
– Ты рассказываешь страстную историю. Страст-ну-ю. И тай-ну-ю. Я к тебе приехала, отложив две важнейшие встречи только для того, чтобы ты рассказала мне страстную, тайную историю. Которую никто еще не знает. И никто, кроме нас с тобой, не узнает. А поэтому, если ты лишишь меня оча-ро-ва-тельных подробностей, я завтра же плюну на твое дело и передам его кому следует. И тогда ты узнаешь, как Бог свят и суд строг. Поняла?
– Я все поняла, хорошо, – вздохнула Сотникова.
– Рассказывай спокойно, не торопясь. И с исчерпывающими подробностями. Ясно?
– Ясно.
– Прошу, – Малавец сунула руку себе под юбку, сжала колени.
– Он вышел из ванны, я услышала, хоть он и шел босиком.
– Как ты была одета?
– На мне была юбка совсем коротенькая, колготок не было и трусиков тоже не было. Как договорились.
– Как договорились, – кивнула Малавец. – Продолжай.
– И майка. Лифчика не было. И этот белый передничек. Он взял меня за зад, обеими руками, стал трогать попу. Сначала через юбку, а потом забрался под юбку. И говорил: «Продолжайте, продолжайте». Я не оборачивалась, продолжала чистить карасей. Потом он опустился на колени, раздвинул мне ягодицы и стал лизать мне анус.
– Не анус, а попочку, сладкую попочку.
– Да, сладкую попочку.
– Он залез в нее язычком своим?
– Да.
– Глубоко? – дернула головой Малавец.
– Сначала не глубоко, а потом глубоко.
– А ты что? – Малавец сводила и разводила колени.
– Мне было очень приятно.
– Сладко тебе было?
– Сладко.
– Сладенько он язычком своим… да? Туда, сюда… сладенько? В попочке у Катеньки? Туда-сюда. Язычком забрался, да?
– Забрался в попочку мою языком, – кивала Сотникова.
– А Катенька что делала в этот момент?
– Чистила карасей.
– Чистила карасиков маленьких, хороших, а он, хулиган, Катеньке в попочку языком забрался, в сладенькую попочку?
– Забрался языком, – кивала Сотникова, разглядывая свои ногти. – А потом…
– Погоди! – прикрикнула Малавец, тяжело выдохнула. – Он что… он сам… сам он стонал?
– Стонал.