Сталин. Энциклопедия

Во время Великой Отечественном войны И.В.Сталин требовал развивать инициативу командного состава, учить его умению правильно принимать решения в любой, в том числе и самой сложной обстановке, какую ни один устав предусмотреть не в состоянии. Поэтому в свой приказ, вводящий устав в действие, он внес пункт 4, дающий возможность боевого творчества и широкой инициативы командиров, В нем было записано: «Указания устава надлежит применять, строго сообразуясь с обстановкой».

Уставы разрабатывались с привлечением опытных командиров из войск и специалистов, которые давали весьма ценные рекомендации. Хотя не все уставы рассматривались в Ставке, но докладывали о них обязательно.

В начале 1944 при очередном докладе обстановки на фронте Верховный Главнокомандующий И.В.Сталин спросил, как работает новое управление по изучению опыта войны. А.И.Антонов доложил, что работает нормально, люди стараются и часто бывают на фронтах, обзоры представляются в Ставку.

– А по-моему, – заметал Сталин – работает оно плохо, а вы за этим не следите. Известно ли Генштабу и управлению, что в этом году изданы два артиллерийских устава – и оба с серьезными нарушениями установленных правил и порядка в этом деле?

Антонов и Штеменко не знали, поэтому промолчали. Тогда Bepxoвный Главнокомандующий И.В.Сталин, не дожидаясь их ответа, потребовал тщательно разобраться, все проверить и через два дня ему доложить. Оказалось, что без ведома Ставки командующим артиллерией Красной Армии Главным маршалом артиллерии Н.Н.Вороновым были разработаны и представлены на утверждение два устава: 29 мая 1944 – Боевой устав зенитной артиллерии, а 18 октября того же года – Боевой устав артиллерия Красной Армии. Оба устава были утверждена Маршалом Советского Союза Г.К.Жуковым.

Через два дня Антонов и Штеменко докладывали об обстановке на фронте и по «делу об уставах» сразу после заседания Политбюро ЦК, И.В.Сталин долго ходил по кабинету и, обращаясь к членам Политбюро», сказал:

– Надо по этому случаю издать приказ. Генштабу наверное неудобно писать про двух больших начальников, поэтому мы сами напишем.

И.В.Сталин начал диктовать:

– 29 мая 1944 года Главным маршалом артиллерии тов. Вороновым был представлен на утверждение заместителя наркома маршала Жукова без предварительного одобрения со стороны Ставки Верховного Главнокомандования Боевой устав зенитной артиллерии Красной Армии (две части).

Затем, посмотрев в уставы, лежащие у него на столе, продолжал;

– 18 октября 1944 года также без представления и без доклада Ставке Верховного Главнокомандования, тов. Вороновым был внесен на утверждение маршала Жукова Боевой устав артиллерии Красной Армии.

Маршалом Жуковым без достаточной проверки, без вызова и опроса людей с фронта и без доклада Ставке указанные уставы были утверждены и введены в действие.

Немного помедлив, Сталин продолжал:

– Проверка показала, что эти уставы в связи с поспешностью, допущенной при их утверждения, имеют серьезные пробелы, они не учитывают ряда новых систем орудий и не увязаны с планом принятия уставов артиллерии Красной Армии.

Народный комиссариат обороны исходит из того, что устав – это не приказ, имеющий силу на короткий срок. Устав – это свод законов для Красной Армии на годы. Поэтому требуется перед утверждением устава тщательная его проверка с вызовом товарищей с фронта. В таком порядке был утвержден Боевой устав пехоты. В таком же порядке надо было вести работу при представлении на утверждение и этих уставов, чтобы не допустить ошибок и чтобы попусту не наказывать потом военнослужащих из-за нарушения дефектных уставов. Приходится установить, что тов. Воронов пренебрег этим методом выработки и представления на утверждение уставов, а маршал Жуков забыл о нем…

Все присутствовавшие внимательно слушали И.В.Сталина. Переходя к заключительной части приказа, он ровно произнес:

– В связи с этим… – затем он чуть помедлил, чтобы подчеркнуть смысл приказа, продиктовал:

– Первое. Отменяю – Сталин опять посмотрел в уставы, где были проставлены номера приказов, – приказы № 70 и № 77 от 29 мая 1944 года и № 209 от 18 октября 1944 года первого заместителя наркома обороны СССР маршала Жукова об утверждении и введении в действие Боевого устава зенитной артиллерии и Боевого устава артиллерии Красной Армии.

Второе. Ставлю на вид Главному маршалу артиллерии товарищу Воронову несерьезное отношение к вопросу об уставах артиллерии.

Третье. Обязываю маршала Жукова впредь не допускать торопливости при решении серьезных вопросов.

Приказываю:

Для просмотра и проверки указанных выше уставов образовать комиссии:

а) комиссию по просмотру и проверке Боевого устава зенитной артиллерии.

б) комиссию по просмотру и проверке Боевого устава артиллерии.

Заместителю народного комиссара обороны СССР товарищу Воронову определить состав комиссий и представить мне на утверждение.

Настоящий приказ разослать всем командующим фронтами (округами), армиями, начальникам главных и центральных управлений и командующим родов войск Наркомата обороны СССР.

БОЛЕЗНЬ И СМЕРТЬ В.И. ЛЕНИНА.

18 декабря 1922 на Пленуме ЦК РКП(б) была принята следующая резолюция: «На т. Сталина возложить персональную ответственность за изоляцию Владимира Ильича как в отношении личных сношений с работниками, так и переписки». О состоянии здоровья В.И. Ленина был информирован только член Политбюро ЦК РКП(б) И.В. Сталин. 21 марта 1923 Сталин направил записку:

«Строго секретно. Членам Пол. Бюро. В субботу 17 марта т. Ульянова (Н.К.) сообщила мне в порядке архиконспиративном «просьбу Вл. Ильича Сталину» о том, чтобы я, Сталин, взял на себя обязанность достать и передать Вл. Ильичу порцию цианистого калия. В беседе со мной Н.К. говорила, между прочим, что Вл. Ильич «переживает неимоверные страдания», что «дальше жить так немыслимо», и упорно настаивала «не отказывать Ильичу в его просьбе». Ввиду особой настойчивости Н.К. и ввиду того, что В. Ильич требовал моего согласия (В.И. дважды вызывал к себе Н.К. во время беседы со мной и с волнением требовал «согласия Сталина»), я не счел возможным ответить отказом, заявив: «Прошу В.Ильича успокоиться и верить, что, когда нужно будет, я без колебаний исполню его требование».

Ленин и Сталин в Горках. Картина В.С. Сварога

В. Ильич действительно успокоился. Должен, однако, заявить, что у меня не хватит сил выполнить просьбу В.Ильича, и вынужден отказаться от этой миссии, как бы она ни была гуманна и необходима, о чем и довожу до сведения членов П. Бюро ЦК.

И. Сталин.

21 марта 1923 г.».

Ниже выражена реакция членов Политбюро на записку:

«Читал. Полагаю, что нерешительность Сталина – правильна. Следовало бы в строгом составе членов Пол. Бюро обменяться мнениями. Без секретарей (технич.).

Читал (Томский),

Г. Зиновьев

Молотов

Читал: Н. Бухарин,

Троцкий

Л. Каменев».

По-видимому, в этот же день Сталин пишет:

«Строго секретно. ЗИН., КАМЕНЕВУ.

Только что вызвала меня Надежда Константиновна и сообщила в секретном порядке, что Ильич в «ужасном» состоянии, с ним припадки, «не хочет, не может дольше жить и требует цианистого калия, обязательно». Сообщила, что пробовала дать калий, но «не хватило выдержки», ввиду чего требует «поддержки Сталина».

«Нельзя этого никак. Ферстер дает надежду… как же можно? Да если бы и не было этого! Нельзя, нельзя, нельзя!

Г. Зиновьев, Л. Каменев».

Режим строгой секретности, введенный тогда на все, что касалось болезни Ленина, с годами дал, однако, повод для слухов о том, что Сталин-де ускорил конец вождя. Утку запустил в полет в 1940 Троцкий. Он подписал контракт с известнейшим американским журналом «Лайф» о написании двух статей о Сталине. Первую из них журнал напечатал 2 октября 1939, вторую, содержавшую версию об отравлении, отклонил, предложив автору представить «меньше предположений и больше неоспоримых фактов». В самом деле, было трудно поверить версии Троцкого на том основании, что, по его словам, Сталин сообщил членам Политбюро о просьбе Ленина достать ему яд «со странным выражением лица». Отвергнутую статью после мытарств автора в крупных американских журналах напечатал не слишком известный журнальчик «Либерти» в августе 1940, за две недели до убийства Троцкого. Версия Троцкого не принимается всерьез западными исследователями.

Мария Ильинична Ульянова пишет: «30 мая Владимир Ильич потребовал, чтобы к нему вызвали Сталина. Уговоры Кожевникова отказаться от этого свидания, так как это может повредить ему, не возымели никакого действия. Владимир Ильич указывал, что Сталин нужен ему для совсем короткого разговора, стал волноваться, и пришлось выполнить его желание. Позвонили Сталину, и через некоторое время он приехал вместе с Бухариным. Сталин прошел в комнату Владимира Ильича, плотно прикрыв за собою, по просьбе Ильича, дверь. Бухарин остался с нами и как-то таинственно заявил: «Я догадываюсь, зачем Владимир Ильич хочет видеть Сталина». Но о догадке своей он нам на этот раз не рассказал. Через несколько минут дверь в комнату Владимира Ильича открылась и Сталин, который показался мне несколько расстроенным, вышел. Простившись с нами, оба они (Бухарин и Сталин) направились мимо Большого дома через домик санатория во двор к автомобилю. Я пошла проводить их. Они о чем-то разговаривали друг с другом вполголоса, но во дворе Сталин обернулся ко мне и сказал: «Ей (он имел в виду меня) можно сказать, а Наде (Надежде Константиновне) не надо». И Сталин передал мне, что Владимир Ильич вызывал его для того, чтобы напомнить ему обещание, данное ранее, помочь ему вовремя уйти со сцены, если у него будет паралич. «Теперь момент, о котором я вам раньше говорил, – сказал Владимир Ильич, – наступил, у меня паралич, и мне нужна ваша помощь». Владимир Ильич просил Сталина привезти ему яду. Сталин обещал, поцеловался с Владимиром Ильичом и вышел из его комнаты. Но тут, во время нашего разговора, Сталина взяло сомнение: не понял ли Владимир Ильич его согласие таким образом, что действительно момент покончить счеты с жизнью наступил и надежды на выздоровление больше нет? «Я обещал, чтобы его успокоить, – сказал Сталин, – но если он в самом деле истолкует мои слова в том смысле, что надежды больше нет? И выйдет как бы подтверждение его безнадежности?». Обсудив это, мы решили, что Сталину надо еще раз зайти к Владимиру Ильичу и сказать, что он переговорил с врачами и последние заверили его, что положение Владимира Ильича совсем не так безнадежно, болезнь его не неизлечима и что надо с исполнением просьбы Владимира Ильича подождать. Так и было сделано.

Сталин пробыл на этот раз в комнате Владимира Ильича еще меньше, чем в первый раз, и, выйдя, сказал нам с Бухариным, что Владимир Ильич согласился подождать и что сообщение Сталина о его состоянии со слов врачей Владимира Ильича, видимо, обрадовало. А уверение Сталина, что когда, мол, надежды действительно не будет, он выполнит свое обещание, успокоило несколько Владимира Ильича, хотя он не совсем поверил ему: дипломатничаете, мол».

Много спекуляций вокруг так называемого оскорбления И. В. Сталиным жены В.И. Ленина – Н.К. Крупской, в связи с этим гневного письма В.И. Ленина И.В. Сталину. Но было не письмо, а диктовка Ленина от 5 марта 1923. Сталин ясно сказал по этому поводу: