О том, что остается за кадром

– заместитель начальника политотдела (батальонный комиссар – майор);

– секретарь партийной комиссии, отвечающий за прием в партию (старший политрук – капитан);

– инструктор по организационно-партийной работе (старший политрук – капитан);

– инструктор по партийному учету (старший политрук – капитан);

– инструктор по комсомольской работе (старший политрук – капитан);

– секретарь политотдела (замполитрука – старшина).

Во главе политорганов дивизии находился военком – военный комиссар в звании дивизионного комиссара, равного комдиву (с 1940 – генерал-майору).

В каждом полку был свой полковой комиссар. Ему подчинялись политработники батальонного и ротного звена. В каждой роте был свой политрук и замполит (заместитель политрука по комсомольской работе), в батальоне – старший политрук или батальонный комиссар.

Какие функции политорганам предписывал Полевой устав 1939 г. – еще вроде мирный, но уже и военный, поскольку на востоке шла Халхин-Гольская кампания, на западе – поход по освобождению Западной Белоруссии и Западной Украины, впереди – советско-финляндская война и походы в Бессарабию и Прибалтику?

«Статья 46.

Политический отдел является важнейшей составной частью всей системы управления войсками. Он осуществляет все политические мероприятия, направленные к достижению успеха боевой деятельности войск, укрепления их политико-морального состояния и повышения боеспособности.

Политотдел организует и проводит политическую работу в своих войсках и среди населения района действий данного соединения».

Отсюда обязанности политического отдела:

– обеспечение правильного проведения политики ВКП (б) – Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) – и советского правительства во всех областях боевой деятельности и жизни войск;

– политическое и организационное руководство деятельностью всех подчиненных политических органов, комиссаров и всего политического состава, а также партийных организаций соединений и частей;

– получение и изучение сведений о политико-моральном состоянии своих частей, противника и местного населения с целью принятия надлежащих политических мер…

– организационно-политическая и агитационно-пропагандистская работа в своих войсках и среди местного населения, а также организация пропаганды в войсках противника, и т. д.

Как видим, функции весьма серьезные, по важности – на уровне ведения боевых действий, то есть основной задачи армии как таковой, определяющие стратегическую задачу боевых действий: не только победа, но и смысл этой победы – дальнейшее устройство мира в регионе, а то и шире.

(Сегодня, когда празднуя Победу семидесятипятилетней давности, начисто выхолащивают политическую ее составляющую, грубо говоря, представляют это святое для нашего народа событие в неправедном свете. Не ясно, что все же скрепляло воедино столь большое воинство, которое стояло насмерть буквально с южных гор до северных морей. Ну, не избыток же гречневой каши в разъезженной колее и фронтовые сто грамм, что взрослому мужчине на морозе – лишь на один ус… И тогда из-за спины появляются фальшивые страшилки вроде телесериальных «штрафбатов», «смершей» и пр. – мол, вот что заставляло наших солдат идти в бой, брать вражеские траншеи и освобождать города! Страх, что свои всадят пулю в спину!.. А ведь это и есть политработа – только с той, вражеской стороны, которая заполнила вакуум при отсутствии сегодня политработы своей. Не воспитательной – по-детсадовски звучит, ей-богу! – а именно политической, основанной на стройном мировоззрении, что зиждется не на мифических «общечеловеческих ценностях», коих в принципе не бывает, поскольку все «человеки» – разные, а на приоритетах, свойственных конкретно твоему народу. В сороковые-роковые таковым был пролетарский интернационализм, но первые месяцы войны показали, что ожидаемой солидарности трудящихся всего мира как-то не случилось и немецкие рабочие, вооруженные идеями своего национального правительства, что де в России живут не братья по разуму, а унтерменши, коих надо стереть с лица земли, с удовольствием вседозволенности всаживали штык в тело коммунизма. Где были души его научных теоретиков К. Маркса и Ф. Энгельса, бывших при жизни подданными германской короны? Должно быть, тихо хихикали из преисподней… И та же ВКП (б) в процессе войны сумела перенастроить свои идеологические гусли на другое звучание: возрождение гвардии, смена гимна, введение прежних званий и знаков отличия, учреждение ордена солдатской славы на ленточке по типу георгиевской – всё это следствие той же партполитработы, которая велась в параллель с разработкой и проведением военных действий. И при этом, конечно, дружба народов, основанная на том, что при социализме все народы равны, а это уже подход более высокого порядка – этнополитический, а не упрощенно классовый. А ведь именно здесь враги видели точку раскола единства советского народа, в чем и просчитались. И в этом – главная заслуга нашей партполитработы, которая с успехом проводилась как в довоенное время, так и на фронте.)

Если сказанное выше кажется сегодня кому-то излишне пафосным и даже натянутым, то вот свидетельство врага, который в искусстве пропаганды и агитации знал толк.

Н. В. Трущенко в книжке «Эхо сурового экзамена» приводит цитату из брошюры «Политическое воспитание в Красной Армии», выпущенной Главным управлением СС германского Рейха «для узкого круга»:

«Красная Армия, в противоположность армиям всех небольшевистских стран ни в коей мере не является инструментом аполитичных вооруженных сил. Ее своеобразие и опасность объясняются тем, что она внутренне насквозь политизирована и имеет одну определенную целенаправленность. Работа политического аппарата, его значение равносильно или даже превосходит значение военно-технического аппарата в армии…»

Думаю, сегодня будет интересно узнать, как же всё это достигалось конкретно на практике.

Тот же Н. В. Трущенко, бывший в начальный период войны политработником самого низшего – ротного – звена, вспоминая свою фронтовую деятельность в качестве замполита – заместителя политрука, отмечает, что особенность его работы была в том, что он постоянно находился среди солдат, и в бою, и в моменты отдыха. «Нашим местом работы с бойцами-комсомольцами были окоп, прифронтовые балки. И конечно, напряженные комсомольские собрания. Чаще всего проводили их перед боем, в час, когда солдаты уже получили цинковые коробки с патронами, гранатами и диски к автоматам. На повестке дня: выполнение боевой задачи. Прения подобны перекличке мужественных людей, их коллективной присяге…»

Вот живая иллюстрация к такому собранию – сохранившийся протокол:

«Слушали. О поведении комсомольца в бою.

Постановили. В окопе лучше умереть, но не уйти с позором. И не только самому не уйти, но сделать так, чтобы и сосед не ушел.

Вопрос к докладчику. Существуют ли уважительные причины ухода с огневой позиции?

Ответ. Из всех оправдательных причин только одна будет принята во внимание – смерть…»

Поскольку внезапно началась контратака немцев – 12-я за день! – докладчик от заключительного слова отказался. Но слово взял командир роты:

«– Я должен внести некоторую ясность в выступление комсорга. Он много говорил здесь о смерти и сказал, что Родина требует от нас смерти во имя победы. Он, конечно, неточно выразился. Родина требует от нас победы, а не смерти. Да, кое-кто не вернется живым с поля боя – на то и война. Герой тот, кто умно и храбро умер, приближая час победы. Но дважды герой тот, кто сумел победить врага и остался жив (Курсив мой. – В. С.)»

Так поднимался моральный дух нашего воинства.

В арсенале тогдашних политработников, как правило, не имелось каких-либо особых технических средств. Главным методом была беседа, то есть непосредственное общение. Как вспоминает Н. В. Трущенко, «мне очень хотелось вести живой, настоящий разговор с бойцами, которые все были старше меня, не раз ходили в атаку, видели смерть». Но особого внимания требовали, конечно, молодые солдаты, пополнившие ряды перед наступлением… «Одного солдата подбадривала веселая шутка. Другого надо было успокоить участливым словом. Особенно, если из дома приходили плохие вести… В коротких передышках проводили с солдатами политбеседы, читали вслух газеты, а то и письма от родных, согретые теплом далекого дома… Ничего так не поднимало силы бойцов, как вовремя пришедшая весть об успехе товарищей по роте или батальону, написанный о нем рассказ в боевом листке, который мы выпускали… Много было забот у заместителей политруков: следить за своевременной доставкой на передовую писем, газет, крепкой махры. Всё это не хитрый, на первый взгляд, но по-своему сложный круг забот замполита».

В условиях фронтовой жизни, когда бойцы находятся на позиции, охватить всех своим вниманием в равной степени замполит роты, конечно, не мог. И тогда в помощь ему назначались агитаторы – грамотные бойцы и младшие командиры, не обязательно члены партии. Как правило, они читали бойцам материалы из газет и сводок Информбюро о положении на фронтах, вели беседы по прочитанному. От агитатора требовалось не только понимание предмета, о котором он говорил с другими, но и умение убеждать, внушать веру в свои слова.

Писатель, а в годы войны фронтовой журналист, Александр Чаковский приводит в своей повести «Военный корреспондент (Это было в Ленинграде)» такую сцену:

«Мы вышли из машины и пошли к развалинам.

Немецкая артиллерия била не умолкая. Снаряды ложились правее нас, где-то в районе переправы. Подул холодный ветер, начинало морозить.

Было видно, как горят костры в подвалах сохранившихся домов. Я заглянул в один из подвалов. Там тоже горел костёр, и группа бойцов грелась у огня.

Никто не обернулся, когда мы вошли. Бойцы сидели вокруг костра и слушали кого-то. Говорила женщина. Мы не видели её лица, она сидела спиной к нам.

Мы тихо обошли круг, чтобы увидеть лицо говорившей. Это была совсем ещё молодая девушка. На вид ей нельзя было дать больше восемнадцати лет. У неё был очень высокий голос.

Девушка говорила о Ленинграде. Я понял это не сразу. Она не произносила слово «Ленинград». Девушка говорила «он», и мне сначала показалось, что речь идёт о каком-то человеке.

Девушка говорила о бомбёжках, артиллерийских обстрелах и о пожарах в городе. Она сказала, что Гостиный двор горел…

Наконец девушка кончила говорить.

Я подошёл и спросил, давно ли она из Ленинграда. Но девушка ответила, что никогда там и не была, а всё это только слышала и читала. Она агитатор полка и всю жизнь провела в Забайкалье…

– Вот кончится война, – сказала девушка, – тогда обязательно в Ленинград поеду…»

Б. Ф. Редько, бывший до войны учителем, вспоминает, как инструктор по пропаганде и агитации полка назначил его агитатором минометного взвода:

«– Политрук роты и комиссар полка, – говорил он, – помогут вам, обеспечат нужным материалом.

Сам он дал мне номера «Правды», «Красной звезды», «Ленинградской правды», а также армейской и дивизионной газеты. По их материалам я и начал агитационную работу.

Запомнилась первая беседа о жизни и борьбе ленинградцев, находившихся в блокаде. Все мы знали, что рабочие города на Неве получают в день всего по 250 граммов хлеба, а служащие и дети – и того меньше. Знали, что от бомбежек, обстрелов и голода тысячи мирных людей погибли. Положение Ленинграда чрезвычайно волновало всех нас.

Я подобрал много фактов, которые свидетельствовали о стойкости ленинградцев, их непоколебимой вере в победу, и рассказал о них гвардейцам. Мои товарищи узнали из беседы, что ленинградские рабочие не только ремонтируют боевую технику, создают оружие и боеприпасы, но и сохраняют исторические, культурные ценности. Они частично восстановили трамвайное движение, водопровод…