Тень Железного клыка

Это произведение предназначено исключительно для читателей старше 18 лет!

Книга основана на реальных событиях, а некоторые описания могут показаться слишком правдивыми и тяжёлыми. В тексте присутствуют:

• сцены убийств и жестокости,

• подробные описания насилия,

• элементы каннибализма,

• психологическое давление,

• эпизоды, способные вызвать эмоциональный дискомфорт.

Содержание книги может оказаться травмирующим для неподготовленного читателя.

Людям с повышенной впечатлительностью или нестабильным эмоциональным состоянием не рекомендуется продолжать чтение.

Все персонажи и диалоги воссозданы в художественной форме, однако основа событий восходит к реальным криминальным материалам.

Продолжая чтение, вы подтверждаете свою готовность столкнуться с темной стороной человеческой природы.

Зло не умирает.

 Оно просто ждёт,

 когда его перестанут бояться.

 От автора.

Пролог

 Декабрь в Узун-Агаче выдался лютым. Мороз стягивал землю так, что под сапогами хрустела не только корка снега, но и, казалось, будто сама земля трещала от холода. К вечеру по улицам начинали тянуться клубы сизого дыма: в домах топили печи. Дым медленно поднимался над крышами частных домов, потом опускался вниз, переливаясь оттенками – от светло-серого до почти чёрного, снова светлея у самой земли и растворяясь, оставляя после себя терпкий запах зимы.

 На трассе, что вела от Майбулака к Узун-Агачу, в тот день почти никто не ездил. Лишь редкие грузовики и несколько рейсовых автобусов. Последний уходил с фабрики около шести вечера, но Лариса опоздала на него.

 Она работала на суконной фабрике в Фабричном – посёлке, где в воздухе всегда пахло мокрой шерстью, мазутом и паром из цехов. Когда она вышла из ворот фабрики, сумерки уже сгущались. Автобус ушёл минут десять назад. Надев шерстяной платок поверх шапки, Лариса решилась идти пешком, надеясь, что кто-то всё-таки подбросит её.

 От Фабричного до Узун-Агача было всего пятнадцать километров, но зимой это расстояние превращалось в мучительное путешествие. Дорога тянулась между голыми тополями и полями, укрытыми инеем. Вдалеке виднелись дачные домики, позади которых темнели контуры гор. Ветер был резким, снег хрустел под ногами звонко и пусто.

 Она шла, прижимая сумку к груди, иногда оглядывалась: далеко-далеко вспыхивали фары. Но машины, редкие и одинокие, проносились мимо, даже не сбавляя скорость.

 Больше её никто не видел.

 Тело нашли почти через месяц – 25 января 1979 года, утром, на свалке в трёх километрах от Фабричного.

 Ночь отступала медленно, неохотно задерживаясь на верхушках тополей. С юга тянуло промозглым, горы стояли в тумане уже неделю, и мороз с каждым днём становился крепче. На востоке подрагивал тусклый рассвет, и посёлок начинал просыпаться. Лаяла где-то собака, тяжело взревел трактор.

 Тракторист Дьяков, лет пятидесяти или около этого, в грязной телогрейке каждое утро выезжал на своём «Беларусе» раньше всех. Он жил на окраине, у поля, недалеко от водонапорной башни, и подрабатывал тем, что вывозил мусор с суконной фабрики на свалку. Старенький «Беларус» дрожал, как живой, когда Дьяков заводил двигатель.

 Дьяков был человеком привычки: долил солярку, перекрестился, сплюнул в снег и тронулся. Солнце ещё не показалось, но горизонт уже подрагивал от серебристого света. Утро было тихим, зимним – всё вокруг казалось неподвижным.

 По дороге валялись комья глины, промёрзшие, как камни. Колёса громыхали на каждой кочке. Холодный трактор дрожал и сипел, но ехал, как всегда, уверенно.

 Свалка располагалась возле выезда на старую дорогу Узун-Агач – Чемолган – Каскелен, ту самую, по которой раньше шёл плотный поток машин, пока в конце семидесятых не построили новую трассу Фрунзе – Алма-Ата, уходящую в обход всех поселков.

 Летом на свалке жгли мусор и пахло ощутимо далеко гарью, а зимой стояла тишина, никто не жег ничего, а если и жгли, то немного. Не смотря на раннее утро вороньё уже копалось среди обледеневших куч.

 На подъезде к свалке, Дьяков заметил, небольшую стаю ворон в одном месте. Увидев трактор, они взлетели и тут же сели неподалеку на ржавые железные бочки, деревянные переломанные ящики, захлопали крыльями, закаркали, но улетать не спешили…

– Тьфу ты, – пробормотал Дьяков, – чего собрались-то, орёте с утра пораньше… – высказался он в кабине, будто те могли его слышать.

 Проехав немного вглубь свалки, он заглушил двигатель, вылез из кабины, вытащил из кармана рукавицы, одел и пошёл вниз, к куче тряпья и мусора. Где только что копошились вороны. Воздух был колючим, пахло пеплом и чем-то сладковатым. Дьяков поморщился – свалка никогда не была в радость, ни летом, ни зимой.

 Он подошёл ближе и остановился. Между мешками и обломками мебели лежало что-то странное. Сначала ему показалось что это туша собаки, замёрзшая, засыпанная снегом. Но в свете бледного рассвета он разглядел человеческую руку.

Дьяков замер. Внутри будто что-то оборвалось.

– Господи… – тихо выдохнул он и, отступив, перекрестился.

 Рука была женская, тонкая, в запёкшейся грязи. Пальцы скрючены, будто в последнем движении.

 Он обошёл вокруг. Это была не собака. Под небольшим слоем снега лежало человеческое тело. Рядом он увидел, из-под снега выступала голова, точнее часть лица, оно было в грязи и в снегу. Волосы на лице слиплись от инея.

– Матерь Божья… – У Дьякова перехватило дыхание и под ложечкой где-то глубоко нехорошо засосало. Он стоял и смотрел не зная, что делать. Он такое видел впервые. От страха его начало трясти. Но делать надо было что. Дьяков развернулся и быстро рванул к трактору. Через несколько секунд запустился двигатель, и гул трактора снова разнёсся над полем. Напуганные вороны взлетели.

 Через полчаса на свалке уже стояли милицейская «Жигули» и темно-зеленый «бобик» Газ 69, с затянутым брезентом прицепом для перевозки трупов. Мороз окреп. Дьяков стоял в стороне, растирая руки и всё время повторял одно и то же:

– Я думал, собака… честное слово, думал, собака…

 Сержант, молодой паренёк, глядел на него настороженно, как на человека, который сошел с ума.

 Следователь Серов – мужчина лет сорока, в потёртой, кожаной милицейской шубе с теплым овчинным мехом внутри, с густыми бровями и усталым лицом, наклонившись над телом, разглядывал его ничего не трогая.

– Не понятно, мужчина или женщина… – проговорил он. – судя по телу оно недавно тут лежит. Несколько дней, может два, может три…

 Поближе к телу подошёл криминалист, до этого снимавший общий вид свалки и то место, где найден был труп. Он начал фотографировать лежавший труп и все что находилось рядом.

 Следователь поднялся и отошел.

 Сержант, стоявший неподалеку негромко спросил:

– А волки могли?

– Волки сюда не доходят, – ответил следователь. – Слишком близко к людям.

 Он обошёл находку по кругу и направился к Дьякову доставая блокнот.

– Тут пахнет горелым. Кто-то жёг мусор недавно? – Спросил он у тракториста, которого все еще трясло… толи от страха толи от холода.

– Неделю назад я мусор с фабрики возил и зажег. – негромко ответил тот

– Я понял.

 На некоторое время следователь замолчал, глядя на тело, затем тихо сказал:

– Тут не волки, тут хуже… – и повернулся к сержанту. – В периметре метров на сто, пройдите, поищите, может следы какие… хотя… снег вчера прошел… но все равно поищите.

 Сержант и два молодых милиционера тут же отправились исполнять приказ. Следователь некоторое время потом что-то писал в блокноте.

 Дьяков все еще не знал, что ему делать, на автомате полез в карман вытащил папиросы и закурил, рука дрожала. Он чувствовал, что-то нехорошее – не просто смерть, не просто тело. Он чувствовал что-то большее, что-то страшное…

 Когда следователь и остальные милиционеры уехали, и увезли страшную находку, оставив на снегу следы своих шин и пятно тёмной жидкости, похожей на воду, но пахнущей железом. Следом за ними быстро разгрузив мусор, уехал и перепуганный Дьяков на своем тракторе, вороны снова опустились на то место, где недавно они хотели полакомиться человечиной – но ничего не нашли. Их громкое карканье сразу разнеслось над свалкой, и они взлетели. Улетая, они уже знали, что ещё вернутся. И, возможно, не раз…

 На следующий день в райотдел милиции села Узун-Агач пришли пожилые люди. Муж и жена. Женщина плакала, мужчина держался, но глаза выдавали отчаяние.

 Серов достал фотографии, положил перед ними. Женщина поднялась, вскрикнула, закрыв лицо руками, тут же осела на стул. Находившаяся рядом молодая медсестра из вытрезвителя, что находился при милиции, подскочила к ней с открытым пузырьком нашатырного спирта.

– Да это, наверное, наша… – начал мужчина глухо, вглядываясь в фотографии. – Дочь. Лариса наша.

– Да. Это она. Она у нас на фабрике работала. Не пришла домой… Мы думали, автобус пропустила, по дороге задержалась. Я на «Запорожце» ездил искать – не нашёл.

 Он замолчал, глядя на фотографии. Молчание длилось несколько минут. Потом Серов поднялся.

– Мне искренни жаль. Но мы сделаем, всё возможное… – произнёс он. – Всё. Чтобы найти того, кто это сделал и наказать его.

 Он сказал это тихо, почти машинально. Но в глубине понимал – это будет очень трудно сделать.

 В селе о находке узнали быстро, хотя милиция пыталась держать всё в секрете. Люди уже шептались у магазинов, на базаре, везде где только можно.

– Говорят, на свалке в Фабричном женщину нашли…

– Молодую…

– Говорят, без головы…

 Ночами улицы пустели. Женщины перестали выходить по вечерам одни. Мужчины возвращались с работы пораньше. Даже пьяницы у магазина на РТС и у столовой в центре села долго не задерживались и шатаясь шли по домам, как будто все почувствовали, что, сама смерть зашла в их село. И осталась.

 Серов не спал уже третьи сутки. В кабинете пахло табаком, на стене висела карта района с одним единственным кружочком, обозначавшим место найденного, трупа – свалку. Больше ничего не было. Не было свидетелей, не было следов, ни отпечатков. Ничего. Только холодный ужас – и чувство, что кто-то рядом наблюдает, слышит каждое их слово, видит каждый их шаг.

 Поздним вечером, возвращаясь домой пешком, Серов остановился на Абайском мосту через речку. Ему показалось, что у ближайших домов, в темноте, среди деревьев, кто-то стоял. Под ногами хрустнул снег, но когда он моргнул, фигура исчезла, растворилась словно в тумане…

 Он задержался на секунду, достал сигарету, закурил.

 Дым тонкой струйкой поднялся вверх.

 Где-то рядом, в той же тьме, кто-то тихо улыбнулся.

Глава I. Следствие начинается

 В кабинете следователя, как всегда, было накурено. На подоконнике стояла пепельница, переполненная окурками, а на стене висела все та же карта района с одним красным кружочком. Серов сидел, уронив голову на руки. Уже третьи сутки он почти не спал. Ему хотелось спать. Но нужно было работать. Искать убийцу.

 Дело было заведено – «по факту обнаружения трупа неустановленного лица», теперь известной как Лариса К., двадцати семи лет, работницы Каргалинской суконной фабрики. На столе лежало всё: протокол осмотра, заключение эксперта, справки и характеристики с места работы, из сельсовета.

– Ну что, нашли хоть что-то? – спросил заглянувший лейтенант Никифоров, участковый с улицы Фрунзе и друг Серова. Он прошел к столу, протянул руку. Серов пожал ее и участковый сразу же сел на свободный стул.

– Ничего, – коротко ответил Серов. – Следов нет. Ничего нет. Её либо привезли или принесли и бросили на свалке да немного закидали мусором чтобы не нашли. Расстояние от свалки до фабрики не более 5-6 километров. От свалки до дороги на Узун-Агач не более пятьсот метров. На каком участке произошло убийство мы не знаем. Да и никто не будет убивать, да еще расчленять на открытой местности, вблизи среди домов. Это либо она села кому-нибудь в машину, и ее увезли и убили в другом месте, а потом привезли на свалку. Или… Там вдоль все дороги растут деревья, сам знаешь…

 Он поднялся, подошёл к окну. За стеклом – январская серость, редкие фигуры на улице.

– Такое ощущение, будто не человек, а сам чёрт убил, и не просто убил, а такое с ней сделал… а потом принес туда и положил…

 Никифоров молча пожал плечами.

– Может, из Фабричного кто?

– Уже проверяем, – Серов повернулся. – Если от фабрики, то до свалки прилично. Пешком не донесёшь. Значит, на машине. А машины могут быть любые вплоть до частных легковушек. Но никто не видел, чтобы она у фабрики садилась в машину. Говорят, пешком пошла.

 Он сел, пролистал блокнот.

– Машины, проезжавшие с вечера и ночью по дороге до Узун-Агача, установлены. Три грузовика с нашей автобазы, одна аварийка с их подстанции и четыре легковых. Водителей проверили – всё чисто. Может еще кто ездил – не знаем.

 Никифоров потянулся к папке.

– Я слышал, у неё парень был. Александр… как его…

– Руднев.

 Фамилия звучала тяжело. В характеристике, что уже была пошита к делу – написано «вспыльчив, неуравновешен, склонен к конфликтам».

– Да шофёр на автобазе. – сказал Серов. – Грубит начальству, пару раз дрался.

 Никифоров кивнул.

– Может, приревновал. Или поссорились.

 Серов помолчал, потом затушил сигарету.

– Да уже послал за ним. Ладно, у меня дел полно… надо работать. Ты уж извини.

– Я понимаю. Ладно, я тогда пойду. – сказал Никифоров, Серов в ответ кивнул. Тот встал и вышел из кабинета.

 Не более чем через час, в кабинет ввели высокого парня лет тридцати. Лицо осунувшееся, глаза усталые, руки в мазуте.

– Садись, – сказал Серов.

 Руднев опустился на край стула.

– Вы зачем меня дёргаете? Я же, уже всё сказал.

– Повтори, – спокойно сказал Серов. – Где был вечером, двадцать четвёртого декабря?

– Да, дома я был в тот день… Как раз перед Новым годом аврал у нас был. Работа сами знаете, собачья…

– Кто подтвердит?

– Мать. Кто еще?

– Больше никто?

– Никто…

 Серов записал.

– Когда видел Ларису в последний раз?

– Утром. В тот день, когда она пропала. Она поехала на фабрику. Мы не ссорились, если вы про это.

– Уточни. Какое число это было.

– Двадцать четвертое, какое еще? Я случайно ее увидел, она на остановку шла.

– Ты знал, что она верующая? – Серов, не отрывая глаз смотрел на парня.

– Ну, ходила в церковь, да. Я не лез. Хотела – пусть ходит. Только не звала меня туда.

– Ты там был?

– Нет. Мне там делать нечего.

 Серов закрыл блокнот.

– Ладно, Руднев. Пока останешься здесь, в отделе. До выяснения.

– За что?! – парень резко поднялся. – Вы думаете, это я?! Да я…

– Сядь. – Голос Серова стал жёстким. – Никто ничего не думает. Но пока не разберёмся – будешь тут.

 Руднев сел. Опустил голову.

 К вечеру Серов выехал к церкви адвентистов. Чистенькое одноэтажное здание с широкими окнами стояло на окраине, рядом с полем и пожарной частью. Во дворе – две женщины в платках и пожилой мужчина в сером пальто.

– Следователь Серов, районный отдел, – представился он. – Мне нужно задать несколько вопросов.

 Мужчина кивнул.

– Конечно. Если Вы про Ларису. То мы знали Ларису. Хорошая девушка. Спокойная, тихая. Пела у нас в хоре.

– Когда вы видели её в последний раз?

– В последнее воскресенье, до Нового года. На собрании. Она была в хорошем настроении. Ничего странного не было. Разве что сказала, что спешит домой – мать ждёт.

– У кого-то из прихожан был с ней конфликт? – Серов внимательно смотрел на лица.

– Нет, – ответила женщина. – Она всем нравилась.

 Серов записал. Потом закрыл блокнот и убрал ручку.

– Спасибо. Если вспомните хоть что-нибудь, позвоните в райотдел.

 Он вышел за ворота. Ветер гнал мелкий снег, который тихо хрустел под сапогами. Серов остановился, закурил, глядя на церковь.

 Ни чего нет. И ни одной зацепки.

 Вечером в райотделе было тихо. Только дежурный пил чай и листал потрёпанную газету.

 Серов зашёл к нему.

– Если Руднев попытается звонить – не давай. Пусть сидит.

– Есть.

 Он поднялся в свой кабинет, включил настольную лампу.

 На столе – фотографии с места преступления, протоколы.

 Серов провёл рукой по лицу. Что я упускаю?

 За окном медленно падал снег. Внизу по улице, проехал Москвич белого цвета.

 Серов машинально проследил за ним взглядом.

 Куда на ночь глядя?..

 В кабинете прокурора было душно и пахло бумагой. Сам прокурор района, Иван Павлович Тарасов, стоял, опершись ладонями о стол. Лицо у него было уставшее, бледное, но голос звучал резко и требовательно:

– Мы не можем тянуть. Это дело уже на контроле в области. Газеты пока молчат, но слухи идут. Причём быстро.

 Серов сидел напротив, чуть в стороне. На коленях – папка с материалами.

 Рядом – два следователя, старший лейтенант Волков и капитан Крюков, из прокуратуры. Все трое сидели, как ученики на разборе.

– Женщина, двадцать семь лет. Фабрика, церковь, к криминалу отношения никакого, – продолжал прокурор. – Труп изуродован до неузнаваемости. Экспертиза показала – расчленение после смерти. Инструмент… – он замялся, – … инструмент острый, вроде хорошего ножа. Но следов, нет.

 Тарасов прошёлся по кабинету, остановился у карты района, ткнул пальцем в место между Фабричным и Узун-Агачем.

– Вот здесь её нашли. На свалке?

– Да, – подтвердил Серов. – В пятистах метрах от дороги. Есть следы шин под снегом, но они старые. Грязь перемёрзла, определить невозможно. Может вообще они не имеют ничего общего с убийством.

 Прокурор обернулся:

– Что с окружением?

– Опросили всех. Родители, соседи, коллеги. Все подтверждают – девушка спокойная, скромная. Конфликтов ни с кем не было.

– А парень?

– Руднев. Держим пока в КПЗ. Характеристика плохая, но прямых улик против него нет.

– «Держим пока». – повторил прокурор. – А вы понимаете, что, если завтра что-то случится снова, головы полетят?

 Серов молчал.

 В углу стоял зам прокурора Поляков, молодой, уверенный, с золотистым чубом.

 Он заговорил, слегка усмехнувшись:

– Может, всё проще? Парень сорвался, приревновал. А потом изрезал, чтобы сбить с толку. У нас такое бывало.

– Может, и так, – Серов поднял глаза. – Но тело слишком аккуратно разделено. Не в запале. Человек, который это делал – знал, что делает.

 Поляков перестал улыбаться.

 Тарасов бросил взгляд на часы.

– Ладно. Так. Серов, ты ведёшь дело. Но я подключаю к тебе своих людей – из прокуратуры.

– Разрешите спросить, зачем? – голос Серова прозвучал жёстче, чем он хотел.

– Потому что это приказ. – Прокурор повернулся. – Крюков, Волков – будете работать под руководством Серова, но ежедневно докладывать мне лично.

– Есть, – ответили оба.

 Тарасов продолжил.

– И запомните: никаких разговоров. Ни одной строчки в прессу. Ни слова вне отдела. Даже дома – языки за зубами. Всё, что выйдет наружу, я лично сочту диверсией. Поняли?

 Серов кивнул. Внутри всё сжалось.

 Он знал этот тон – когда сверху ждут не правды, а результата. Быстро. Любой ценой.

 Позже, в коридоре, Волков догнал его.

– Ну, держись, капитан, – усмехнулся он. – Теперь у нас прокуроры в штанах следователей.

 Серов лишь махнул рукой.

– Не время шутить.

 На улице уже смеркалось. Серов поднял воротник своей шубы и пошёл к отделу.

 Под ногами хрустел снег, воздух пах дымом и морозом.

 Он вспоминал свои слова, сказанные зам. прокурору – «аккуратно разделено».

 Эта аккуратность его пугала. Ни вспышка, ни ревность, не ссора. Это – холодная работа.

 В отделе его ждал дежурный.

– Товарищ капитан, из лаборатории звонили. По следам с места.

– И что?

– Да ничего. Ни отпечатков, ни следов волочения, ни крови. Как будто…

– Как будто не убивали на свалке… – мрачно закончил Серов. – Ладно, понял.

 Он вошёл в кабинет, включил настольную лампу.

 На столе лежали фотографии. На них – кисти рук, ступни ног, все было аккуратно разделено, другие части тела с которых были срезаны мягкие ткани и безликая, тёмная масса, то, что осталось от лица.

 Серов долго смотрел на снимки. Затем неожиданно даже для себя, произнес. – Где бы ты не был, ублюдок, я все равно тебя найду…

 На следующий день в райотдел пришла телефонограмма из области.

 В ней – распоряжение: создать межведомственную группу для координации расследования особо тяжких преступлений на территории района.

 В переводе с бюрократического – «ваше дело пошло наверх». Серов сел на край стола, читая эти строки. В груди неприятно кольнуло.

 Значит, в Алма – Ате уже узнают. А значит, скоро сюда приедут – с портфелями, бумагами, приказами.

 А у нас – ничего, ни одной зацепки.

 Он поднялся, вышел на улицу. Воздух был колючий, с запахом дыма.

 Недалеко у ворот школы стоял тот самый Москвич, который он видел пару дней назад. Водитель сидел и курил в машине, глядя в сторону школы.

 Серов просто решил проверить, чтобы развеять свои подозрения.

 —Товарищ, Вы кого-то ждете? – подойдя спросил он в слегка приоткрытое окно.

 Водитель повернул голову. Не задерживая взгляда, глянул на Серова и сразу ответил. – Да. Жду. Дочь жду. – и быстро отвернулся.

 Серова такое поведение насторожило – А можно глянуть на Ваши права? – поинтересовался он снова у водителя.

– А чё их глядеть? Права как права. Я что-то нарушил?

– Нет. Не нарушили. Но все же я хотел бы посмотреть.

 При этих словах водитель еще больше занервничал. Он сжал руль так, что костяшки пальцев побелели. Серов еще не успел ничего сделать, как водитель быстро повернулся в его сторону и нажал на кнопку на двери, заблокировав замок. Следователь по инерции схватился за ручку, но дверь не открывалась. Водитель в этот момент включил заднюю скорость, и нажал на газ.

 Серов успел только отдернуть руку, как машина рванула назад. Через секунду ее заднее правое колесо, оказалась в бетонном лотке арыка у школы. Мотор ревел, колесо на весу в холостую крутилось, но машина не ехала. Для того чтобы она поехала необходимо было выдернуть машину с арыка. Серов быстро обошел машину спереди и открыл переднюю дверь с водительской стороны.

– Глуши мотор! – крикнул он, водителю. Тому ничего не оставалось делать, как заглушить машину. Он теперь сидел и не знал, что делать.

– Документы есть на машину? – спросил Серов, глядя на него в упор.

– Есть. – ответил неохотно водитель и полез в бардачок. Через пару секунду он уже подавал их Серову. Серов внимательно изучил документы, сверил их с автомобилем. Все в порядке.

– Права есть? – снова спросил он у водителя.

 Тот тяжело вздохнул и ответил. – Нету. Еще не получил. На днях должен получить.

– Понятно. – покачал головой следователь. – Как фамилия?

– Сазонов. Иван.

– Хорошо, Сазонов Иван. А тут, что делал? У школы?

– Так я же говорил, дочь жду со школы… сами понимаете время сейчас какое… люди пропадают… убивают… а она маленькая еще, боюсь за нее… а идти далеко, вот я и приехал за ней.

 Серов понял все. На его месте он, как отец, поступил бы так же. Он вернул документы на машину водителю. Потом он помог водителю, подтолкнул машину с арыка, чтобы она выехала. Как раз, когда машина уже была на асфальте на всех четырех колесах подбежала маленькая девчушка с радостным криком – Папка! И бросилась к нему на шею.

 Серов улыбнулся, видя эту картину и пошел обратно, в свой кабинет.

 Дел было много, а времени мало.

 Утро в отделе начиналось как обычно – с незаконченных дел.

 Серов вошёл в здание чуть позже восьми, на ходу поздоровался с дежурным.

– Доброе, товарищ капитан, – поднял голову сержант за стойкой.

– Что у нас?

– Ничего особенного… – тот замялся. – Только Руднев ваш, похоже, неважно себя чувствует.

 Серов приостановился.

– С чего это вдруг?

– Ну… – сержант понизил голос. – Вчера, после вашего ухода, ребята из дознания решили… как бы это… «поработать». Потом сказали, что «сам упал».

 Серов почувствовал, как внутри сжалось.