Когда наступит вчера

Глава 6

Сказ о чистосердечной помощи следствию

Раненые и сраженные головной болью разбойники уже отдыхали на сеновале, нуждаясь в уходе, вернее, в приходе врача, а Оринка со своим отважным спутником все еще находились на прежнем месте во флагманской телеге. Наконец на высоком крыльце донжона показался некто в балахоне, торчащем из-под кирасы. Его округлая голова, покрытая несуразным колпаком, вся его нескладная нелепая фигура выглядела скорее шутовской, чем устрашающей.

– Этих тащите наверх! – прокричал он, стараясь придать голосу мощное звучание. Прямо сказать, получалось не слишком удачно.

– Фуцик, – негромко бросил я Вадиму, узнавая слышанный недавно голос.

– Это я просек, – кивнул Злой Бодун Ратников, спрыгивая с телеги. – Сходим типа подсобим.

Возница и его помощник, восседавший на козлах первого, вероятно, самого комфортабельного возка, засуетились, стараясь аккуратно поднять израненного стременного. Не говоря ни слова, могутный витязь Злой Бодун Ратников подошел к повозке и протянул руки к Оринке.

– Куда прешься, Трифон? – беззлобно, но с явным неудовольствием прикрикнул возница.

– Ишь, охальник! – осуждающе покачал головой его помощник. – К девке руки потянул! Ужо погоди – все Глафире порасскажу.

– Так надо, – не разжимая зубов, процедил Вадюня, кладя свою немалую пятерню на плечо возчика и запуская большой палец в шею чуть выше ключицы. Глаза у бедолаги распахнулись неестественно широко, рот от боли и ужаса открылся и тотчас захлопнулся.

– Слово вякнешь – удавлю!

– Мы поможем, немного поможем, – стараясь улыбаться как можно благодушнее, произнес я, отодвигая возницу и перекидывая руку гридня через свое плечо.

– А-а-а, насчет оплаты?

Незамутненная крестьянская душа мобилизованного возчика безропотно могла стерпеть службу бандитам, прямое неприкрытое насилие над собой, но оплата – дело святое! Ибо сказал Бог Нычка: «За все воздам!»

– Не боись, перетрем в лучшем виде, – обернулся Вадим, легко поднимая на руки тоненькую, словно утренний лучик, девушку.

Что и говорить, я видел разбойников, пострадавших от ее чар. Это были крепкие мужчины, по всему видать, не склонные к дамским мигреням.

Возможно, в первый раз в жизни голова у них болела не с перепою, а так, вдруг, ни с того ни с сего. Сейчас все они лежали в полубессознательном состоянии, с холодной испариной на лбу и закатившимися от боли глазами. Но, кажется, юной кудеснице было еще хуже, чем им.

– Следуйте за мной! – гордо изрек Фуцик, поворачиваясь к нам спиной.

– Как прикажете, – подобострастно затараторил я, удобнее перехватывая раненого пленника и помогая ему ступить на лестницу. – Не извольте беспокоиться.

– Оришенька! – тихо, склоняясь к самому уху, шептал Вадим. – Ты, чисто, как? Это в натуре я, Злой Бодун. Слышишь меня?

– Фляга, – одними губами прошептала внучка деда Пихто.

– Клин, слышь, она какую-то флягу спрашивает.

– О чем вы там переговариваетесь? – недовольно кинул боевой маг, налегке поднимавшийся впереди нас по винтовой лестнице.

– Да тут девка пить спрашивает, – поспешил ответить я и добавил, но уже значительно тише: – Что за фляга?

– Клин, а я, чисто, почем знаю?

– Молоко из одуванчиков, – делая над собою немалое усилие, пробормотал стременной. – За кушаком.

Ну да, конечно, теперь все стало на свои места. Еще утром Делли говорила, что нейтрализовать действие болиголова может молоко, добытое из цветов одуванчика. То самое, которое образуется на сломе зеленого стебля майской порой. Интересно, сколько же цветов нужно изломать, чтобы набрать целую флягу этого белесого сока?

Я остановился и начал старательно ощупывать кушак, опоясывающий крепкий стан гридня. Сплетенный из бересты флакон, который мне удалось там обнаружить, язык не поворачивался назвать флягой, но, судя по виду жидкости, в ней находившейся, мои поиски увенчались успехом. Вероятно, перед началом схватки Оринка успела передать этот сосуд воинственному спутнику, чтобы головная боль не сразила и его. А вот вернуть антидот1 обратно стременной, вероятнее всего, не успел.

– Ну! Куда вы там подевались? – раздался сверху недовольный окрик Фуцика. – Ишь, увальни неживые!

– Так тяжело ж поди тащить! – жалобно посетовал я, передавая противоядие Вадиму.

– Давайте-давайте! Нечего баклуши бить! – радуясь случаю покомандовать, прокричал маг-недоучка. – Не то сейчас враз в земляных червей превращу!

– Помилосердствуйте! – истошно взвыл я, с умилением глядя, как Вадюня подносит к губам девушки заветную флягу.

– Давай, Ориша, пей! Выздоравливай скорей.

– Идем-идем, – поспешил я успокоить «грозного чародея», заждавшегося нас в конечной точке маршрута следования. – Эк у вас тут темно! И ступеней-то не разглядеть.

– Превращу! – еще раз пообещал войсковой колдун.

Пожалуй, как следовало из собственных признаний Фуцика, превратить человека во что бы то ни было ему не по силам. Но ведь в данный момент я числился темным селянином, а не одинцом-следознавцем. А стало быть, подобная осведомленность была мне совсем не к лицу. Потому, убедившись, что взгляд Оринки принимает осмысленное выражение, я удовлетворенно кивнул и запричитал, старательно изображая ужас.

– Ох, горюшко-то! Ох, напасть!

Темная винтовая лестница вела на верх донжона. В ржавых железных кольцах, вмурованных в стену через каждые пару метров, за время подъема я насчитал лишь четыре факела, и те больше коптили низкий сводчатый потолок, чем освещали потрескавшиеся от сырости выщербленные ступени. Не нужно быть сыщиком, чтобы с уверенностью сказать – лесное убежище последние десятилетия не использовалось в качестве жилища.

Винтовая лестница, не прибиравшаяся, должно быть, с момента сдачи замка, в смысле, сдачи в эксплуатацию, наконец завершилась круглой залой, перегороженной не так давно кирпичной стенкой. Грубо сколоченная дверь отделяла почти не меблированную приемную от личных покоев местного криминального авторитета. У входа в апартаменты на сундуке, покрытом рваной попоной, положив на колени боевой топор, сидел мрачного вида хмырь с человеческим лицом. Следы интеллекта никогда не искажали его угрюмые черты, но, должно быть, столь невыносимых усилий от караульного и не требовалось. Он молча смерил нас недружелюбным взглядом, зыркнул на ждущего у дверей Фуцика и, кивнув головой, вернулся к прерванному занятию – зашивать дратвой порванный сапог.

– Пошевеливайтесь, бездельники! – недовольно прикрикнул чернокнижник, потрясая кулачишком перед лицом Ратникова. – Хозяин заждался, а он ждать не любит!

– Это мы еще посмотрим, кто тут бездельник! – пробормотал Вадюня, недобрым глазом смеривая коротышку-чародея и не в меру хозяйственного стражника.

– Что ты там язык распустил? – не унимался маг, должно быть, не расслышавший таившейся в речах моего напарника угрозы, но вполне ощутивший ее направление.

– Дверку-то, мил-человек, отворите, – не давая скандалу и мордобою разгореться раньше времени, вмешался я.

– Вот они, батька Соловей! – Фуцик склонился в поклоне, демонстрируя нам задний фасад. – Прибыли.

– Пусть войдут, – скомандовал разбойничий вожак, и согбенная фигура мага распрямилась в повороте, заметно увеличиваясь в размерах.

– Сюда заносите!

Кабинет, или, вернее, парадные апартаменты чащобной «малины», нельзя было отнести к помещениям плохо обставленным, но и жильем это место назвать было трудновато. Оно больше походило на склад, заставленный в художественном беспорядке разнокалиберной мебелью, загруженный домашней утварью, заваленный коврами, кое-где развернутыми, а кое-где прислоненными к резным шкафам унылыми пыльными бревнами. Посреди всего этого великолепия за идеально чистым, без единой бумажечки столом восседал лохматый седеющий бородач с обвисшим овалом лица, которое, пожалуй, влезло бы не во всякий жбан.

– Туда вон, – скомандовал он, указывая кивком головы на скамью, криво поставленную у стены.

Мы поспешили исполнить его приказ, успев лишь шепнуть Оринке, чтобы она готовилась принять деятельное участие в веселье, как только оно начнется. Боюсь, подобное напутствие немного сказало едва пришедшей в себя кудеснице, но ни времени, ни способа поведать ей о наших планах, увы, не было. Поудобнее пристроив раненых на лавке, мы с Вадимом замерли в ожидании последующих команд, старательно разглядывая комнату, которая могла вскоре оказаться импровизированным полем боя.

– Ну что торчите тут столбами? – рявкнул атаман, поднимаясь из-за стола и демонстрируя обтянутое бархатным камзолом чрево, способное вызвать счастливую улыбку на лицах пивоваров и производителей сосисок. – Вон пошли!