Лицо отмщения

Бернар Клервоский и аббат переглянулись. Событие, о котором говорил старец, произошло более шестидесяти лет тому назад.

– У короля была голова, – снова приходя в чувство, пробормотал несгибаемый старец.

– Ну конечно, – кивнул святой отец.

– Нет! У него была отсеченная голова, – с досадой выдохнул его собеседник.

– Говорят, он был убит стрелой, – неуверенно произнес аббат Сан Микеле.

– Это правда, я был рядом. У короля была отсеченная голова, которую Хардрада всегда держал при себе. И она говорила.

– В уме ли ты, сын мой?

– Это правда, святой отец! – с неожиданным для умирающего жаром проговорил Арнульф. – Мне скоро подыхать, но я в здравой памяти! Король возил голову на серебряном блюде и вопрошал ее, когда хотел узнать что-то важное. И голова давала ему ответ! Верный ответ! Всегда верный! Этот старый дракон всякий раз знал, что намерен предпринять враг.

– Это не помогло ему при Стэнфорд-Бридж.

– Король спросил... устоит ли трон англосаксов, и голова ответила, что и год не успеет смениться, как на престоле в Лондоне будет восседать потомок конунгов.

– И сбылось по тому, – тихо проговорил Бернар Клервоский.

– В тот день в Иерусалиме... – не обращая внимания на слова прелата, продолжал умирающий дан явно слабеющим голосом, – ...на стене фреска, – силы уже окончательно оставляли его, – такая голова... – совсем уж еле слышно прошептал он. При этих словах порывистое дыхание его вдруг пресеклось, и глаза последнего викинга закатились.

– Он мертв, – тихо, прикрывая зрачки Арнульфа, пробормотал Бернар.

– То, что сейчас произошло – чудо! – не слыша его, ошарашенно выдохнул настоятель Сан-Микеле.

Глава 2

Отсутствие выбора облегчает выбор.

    А. Кочергин

Сиятельный Иоанн Аксух с почтением глянул на своего протеже. Тот был немолод, но в глазах его светилась мудрость Божьего человека, в манерах чувствовалась ловкость царедворца, а в осанке проглядывала спокойная уверенность профессионального воина. И то сказать, всем этим резидент институтской агентуры Джордж Баренс, или, как его называли в этом мире, Георгий Варнац, обладал с избытком.

– Император готов отправить в Киев специальное посольство. Официальная миссия – заключение оборонительно-наступательного союза. Реальная – получение доступа к нефтяным месторождениям Тамани. В качестве наиболее эффективного средства планируется организовать женитьбу князя Мстислава Владимировича на племяннице императора, Никотее.

– Что она собой представляет? – поинтересовался Баренс.

– Мила, обходительна, очаровательна... Ничего серьезного. Она меньше двух лет при дворе, до этого воспитывалась в монастыре.

– Скромница?

– Я бы не сказал. Скорее любезница.

– Хорошо, посмотрим.

– Ваша официальная задача – стать глазами и ушами императора при дворе Владимира Мономаха. А если получится, то и его весьма красноречивым языком.

Лорд Джордж молча усмехнулся. Убогое рубище монаха-василианина[4 - Монахи-василиане – последователи духовного направления православной церкви, основанного святым Василием. Вели уединенную, почти отшельническую жизнь.], отшельника меж сынов человеческих, при необходимости открывало путь в самые недоступные палаты и самые жестокие сердца.

– В этом государь может не сомневаться.

– Но вы уверены, что так называемая голова Мимира находится в руках Мономаха?

– Голова находится в руках... – с задумчиво-поэтической ноткой в голосе повторил за ним Баренс. – Хасан, друг мой, если бы я мог быть уверен, что она находится там, можешь не сомневаться, ее в этих самых руках уже давно бы не было. Но, во-первых, это всего лишь мои предположения, и, во-вторых, как это ни прискорбно, я пока не нашел сколько-нибудь внятных указаний на то, что она такое, эта самая возвещающая истины голова. На сегодняшний день ясно одно: если этот предмет не измышление вещего Баяна и действительно существует, то вероятнее всего это некий артефакт, нарушающий темпоральный континуум и имеющий по отношению к этому миру экстрацивилизационное происхождение. То есть по всем законам быть его здесь не должно! А следовательно, необходимо его изъять, а заодно и выяснить, откуда он тут взялся.

– Но почему вы думаете, что она именно на Руси, мэтр?

– Я посмотрел карту похода Владимира Мономаха на половцев, попросив, чтоб на базе мне ее максимально детализировали. И знаешь, наблюдается удивительная закономерность. Как бы ни силились половецкие ханы нанести по его владениям неожиданный удар, как бы ни выбирали они сроки и направления атаки, дружины Владимира всегда оказывались в нужное время в нужном месте. Причем именно там, где их ждали меньше всего. Я сравнил эти карты с раскладками прежних войн. Ничего подобного до того в этих местах не наблюдалось.

– Быть может, просто хорошая разведка? – предположил крестник императора.

– Быть может, друг мой, – неспешно проговорил Джордж Баренс, – и даже скорее всего. Но это вовсе не отвечает на имеющиеся вопросы. Половцы живут разобщенно и нападают чаще всего – как в голову взбредет, как белый конь глянет или птица ночью прокричит. Планов действий, которые можно было бы выкрасть и передать в Киев, у них нет, и не было никогда! К тому же в каждой их веже шпиона не посадишь. А даже если вдруг посадишь, без мобильной связи и приборов спутниковой навигации попробуй определи в степи и скрытно передай в Киев, пройдет конный отряд там, где ты стоишь, или же даст крюк миль десять в сторону.

– Можно ставить засады в местах водопоя.

– Можно, и половцы это прекрасно знают. Но Владимир обычно перехватывает врага на марше. Он имеет точную информацию, каким путем пойдут ханские войска. И, возможно, не только это. Согласись, подобный факт настораживает.

– Пожалуй, – кивнул великий доместик.

– Именно поэтому я должен лично отправиться в Киев и, как говорят в России, разобраться на месте. Кстати, – Баренс немного помедлил, – кого намерены поставить во главе посольства?

– Пока не знаю. – Иоанн Аксух пожал плечами. – Но возможно, император и сам еще не решил.

– Ну что ж. – Лорд Баренс поправил вервие, поддерживающее его бесформенный балахон. – Доживем – увидим. – Он еще раз придирчиво окинул взглядом свой наряд. – М-да. Надеюсь, у меня достаточно смиренный вид?

Деревянная скамья, на которой перед толстым фолиантом восседал Бернар Клервоский, имела заметный наклон вперед. Сидеть на ней было не слишком удобно, но зато уснуть практически невозможно, что было немаловажно для усердных орденских переписчиков, день за днем скрупулезно копировавших десятки страниц многочисленных рукописных сокровищ.

– Доблестный Гуго де Пайен, которого вкупе с прочими бедными рыцарями христовыми семь лет тому назад в этих стенах вы благословили на подвиг, не зная устали и страха охраняет паломников на пути в Иерусалим. Я полагаю особой милостью провидения и небесным знаком, что именно он узрел сокрушенного недугом Арнульфа и, выслушав речь его, велел перевезти сюда.

– Если то, о чем говорил этот несчастный дан, правда, а не предсмертный бред, то, несомненно, он видел воочию главу святого славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Но как доподлинно узнать, так ли это? – Бернар Клервоский приблизил тонкий нервный палец к открытому тексту. – «...Он пошел, отсек ему голову в темнице, и принес голову его на блюде, и отдал ее девице, а девица дала ее матери своей. Ученики его, услышав, пришли и взяли тело его, и положили его во гроб», – так сказано в Святом Евангелии от Марка. У Матфея же значится: «Когда до царского дворца дошли слухи о проповеди Иисуса и совершавшихся им чудесах, Ирод вместе с женой Иродиадой пошли проверить, на месте ли глава Иоанна Крестителя. Не найдя ее, они стали думать, что Иисус – это воскресший Иоанн Предтеча».

Далее же, во времена святой Елены, матери императора Константина, чудесным образом обретенную главу Крестителя неким весьма странным путем заполучил бедный гончар родом из города Эмесы. Как здесь сказано, святой Иоанн явился двум инокам во сне и открыл им место тайного захоронения главы. Те пошли и обнаружили нетленную святыню в указанном месте. Положив честную главу в кожаный мешок, они понесли ее в свою обитель. Однако же по пути встретили сего гончара... – Бернар Клервоский замолчал, давая собеседнику возможность получше осознать услышанное. – Мне кажется полной нелепицей рассказ о том, что монахи, повстречав в дороге нежданного спутника, вдруг ни с того ни с сего доверили ему нести столь великую святыню. Мне также представляется вздорной выдумкой, что, глядя на попустительство и нерадение монахов, полунищий бродяга решил оставить их, прихватив с собой мешок. Все это куда больше напоминает обычное воровство.

Но вот что странно: как позже утверждал похититель, не кто иной, как сам Иоанн Креститель, велел ему покинуть нерадивых иноков. И он же затем благословил дом безвестного гончара, даровав тому богатство и долголетие. Здесь написано, что впоследствии гончар стал необычайно благочестив и милосерден, что он раздавал бедным и убогим большую часть своих богатств, а умирая, завещал голову Иоанна сестре, повелев и далее передавать ее богобоязненным, добродетельным христианам. – Настоятель Клерво постучал пальцем по странице. – Не мне, смиренному затворнику, судить о делах мирских, а тем паче о помыслах Господних! Я лишь могу предположить, что таким необычайным образом Спаситель в который раз дал ощутить уверовавшим неизменное радение свое о сирых и убогих. Дальнейшая судьба величайшей реликвии христианского мира тоже весьма примечательна. Спустя какое-то время усекновенная глава славнейшего из людского племени, всеблагого крестителя Господня, попала к некоему иеромонаху Ефстафию, зараженному арианской[5 - Арианство – еретическое учение в христианстве, почитавшее Бога Отца превыше Бога Сына.] ересью. Многие больные приходили в дом его, и он лечил их, возлагая руки. Но того не знали исцеленные, что сие приходит к ним не от мнимого благочестия отступника, а от святой главы.

– Видно, той же необычайной целительной силой и объясняются завидное долголетие и ясность ума, которые старец Арнульф сохранял многие годы, – тихо предположил аббат Сан-Микеле.

– Быть может, брат мой, быть может, – согласно кивнул Бернар Клервоский. – ...Когда же обман вскрылся, святыня была доставлена в Константинополь.

– Вероятно, оттуда-то ее и похитил Харальд Хардрада. Помнится, будущий король состоял на службе у императрицы Зои и в час мятежа скрылся из Константинова града на корабле, груженном неисчислимыми сокровищами.

– Да, это так, – подтвердил его собрат. – Надо признать, что со дня бегства из ромейской столицы и до смертного часа благословение небес не оставляло этого сурового воина.

– Я еще хотел добавить, – точно извиняясь, что перебивает возвышенные размышления Бернара Клервоского, негромко произнес настоятель обители, – в стенах монастыря хранится древний пергамент... – Он замялся. – Сия рукопись не была сочтена достойной включения в число текстов, подобающих для изучения благочестивыми христианами. Под нею стоит личный знак некоего римского патриция, Фида Манлия Торквата, бывшего в те годы военным трибуном в провинции Сирия. Он присутствовал на том самом пиру во дворце царя Ирода, когда Саломея в награду за свой танец потребовала отсечь голову Предтечи. Среди прочего в его письме есть такие слова: «...и усекновенная, мертвыми устами славила она имя Бога своего».

Бернар Клервоский молча выслушал святого отца, принял из его рук ветхий от древности пергамент и аккуратно развернул его.