Отец

Отец
Владимир Юрьевич Харитонов

Это рассказ про отношения отцов и детей, про незаметную для самих детей и такую незаменимую любовь отца к ним. Основан на реальных событиях и людях…

Владимир Харитонов

Отец

Однажды, размышляя о своей жизни, мне пришла в голову мысль, что совсем мало знаю о своих собственных родителях…. Хотя всегда любил и уважал их и, до создания собственной семьи, жил вместе с ними. Мне кажется, что в девяноста процентах случаев, даже когда дети живут совместно с родителями, они мало знают об их каких-то проблемах и переживаниях. Как правило, отец и мать постоянно интересуются жизнью своих потомков, вникают в их дела, радуются успехам, знают друзей и подруг. А вот «обратная связь», если можно так выразиться в этом случае, отсутствует. Дети эгоистичны в абсолютном большинстве случаев, их интересует только свой внутренний мир, свои переживания и проблемы.

И я решил в качестве некоего эксперимента рассказать все, что помню, о своем родном отце Юрии Логиновиче. Надеюсь, мой рассказ не утомит, а кого-то может и побудит больше интересоваться теми, кто произвел их на этот свет, вырастил, воспитал, дал возможность получить образование. Думаю, что где-то здесь и кроется извечная проблема отцов и детей…. Но это, конечно, спорное мнение и я его никому не навязываю.

Итак, мой отец родился 28 января 1929 года в небольшом селе Санково Гав-Посадского района Ивановской области. Раньше было принято добавлять – Бородинского сельсовета. Некогда красивый храм давным-давно превращен в развалины, но поселение звали по-прежнему селом, а не деревней. Расположено оно на берегу небольшой реки Нерль, неширокой и не глубокой с очень чистой неторопливо бегущей водой.

Мой дед Логин Маркович женат был дважды, несмотря на то, что в те времена подобное случалось нечасто. И причины для этого должны быть достаточно серьезными, но их никто из потомков толком не знал. От первого брака у него родился сын Николай, по возрасту старше моего отца на несколько лет. А вот о его матери никто и никогда в нашей семье не упоминал, как ее звали, и что с ней произошло после развода не известно. Вторая жена Орина Емельяновна родила в замужестве трех дочерей – Екатерину, Анну и Ольгу, и сына Юрия, который в семье оказался самым младшим. В тридцатых годах прошлого столетия пятерыми детьми, как говорится, никого не удивишь. В селе детей проживало достаточно много. Однако семья отца по меркам селян считалась зажиточной – имела две коровы, несколько овец, пару лошадей – рабочую и выездную. Да и дом достаточно большой и с железной крышей, что являлось признаком явного достатка. Чтобы создать этот самый достаток, все члены семьи со слов отца, трудились круглый год, включая и несовершеннолетних. Правда, в чем заключался этот труд на селе, мне никто и никогда не рассказывал, а я и не спрашивал. Далекое прошлое редко большинству из нас кажется интересным. Когда в стране кампания по раскулачиванию набирала обороты, Логин Маркович добровольно сдал всю скотину в колхоз, надеясь, что хотя бы дом, в этом случае, у него не отберут. Кстати сказать, среди местных мужиков у него была репутация умного человека. Однако расчет оказался неверным, и надежды не оправдались. Дом вскоре отняли и отдали самому бедному человеку в селе, …через две недели он железную крышу продал и пропил. Видно не случайно он жил в нищете до такого незаслуженного подарка. Люди, которые не хотят работать, а проводят жизнь в беспробудном пьянстве, априори бедные. Они сами выбирают жизненный путь. Куда заселилась родная мне семья, я не знаю. Дед, когда видел, как его выездную лошадь запрягали пахать колхозное поле, плакал. Слезы текли, и когда видел всю свою скотину в колхозе некормленой и еле передвигающей ноги, но поделать ничего не мог. Не расстреляли, не угнали в Сибирь, и на том спасибо….

В то время на всех детей Логина Марковича имелись только одни валенки, а морозы зимой случались сильные, на улицу выходили по очереди. И речь идет не о том, чтобы поиграть в снежки, покататься на лыжах или просто пообщаться с друзьями -это считалось баловством, а накормить животных во дворе или кур, или справить человеческую нужду. Поэтому чтобы на десять минут покинуть надоевшую комнату среди детей и устанавливалась определенная очередность. Вот собственно и все, что я запомнил о детстве своего отца. Рассказывал он, наверняка, гораздо больше и подробнее, но я, видимо, пропускал мимо ушей. Лишь с возрастом понял, что напрасно….

Когда Юрий Логинович подрос, то самостоятельно, как говорится на слух, научился играть на гармони и «все девки на селе были его». Правда, проживала его семья уже не в селе, а в рабочем поселке Нерль за тринадцать километров от места рождения моего отца. Селение довольно большое, но состояло в основном из одноэтажных рубленых домов. В центре находились продовольственный и продуктовый магазины. Имелись две ткацкие фабрики – основное место работы трудоспособного населения. Всего проживало две, может две с половиной тысячи человек. Для молодежи там же в центре находился парк, где регулярно проводились танцевальные вечера, естественно в теплое время года. Рядом имелся и клуб, где крутили художественные фильмы. Однако традиционно перед ними показывалась документальная строго патриотическая хроника, о том какая у нас прекрасная страна и народ и…как плохо живется на загнивающем Западе. В общем, места для знакомства с противоположным полом определенно существовали во все времена. Женился отец рано, перед самым призывом в армию. Избранницу звали Тамарой, она являлась подругой одной из сестер Юрия Логиновича, … вроде Екатерины. В каком возрасте призвали в армию, я не знаю, но служил он три года в ГДР. Существовала когда-то такая немецкая страна. Жена его с армии не дождалась, вышла замуж за другого. Я думаю, что отец любил ее, часто вспоминал, при этом печалился. В такие моменты он брал гармонь и напевал: «Не для тебя ли в садах наших вишни рано так начали зреть?…». Но жизнь продолжалась…

Моя мать – Александра Яковлевна жила в соседней деревне Бушарихе, на другом берегу реки Нерль от села Санкова. Она на пять лет моложе отца. Оба родителя трудились на ткацкой фабрике в этой, же деревне. Видимо, здесь и познакомились. Про какую-то любовь между предками я ни от матери, ни от отца никогда не слышал. Возможно, данный брак заключен только ради создания семьи и будущих детей. Вообще-то с их слов, отец работал с пятнадцати лет, но где и кем, я не знаю. Однако перед самой отправкой в вооруженные силы, отец точно работал помощником мастера на одной из нерльских фабрик. Кстати, считался хорошим специалистом. Но, тем не менее, после армии места ему на местных предприятиях не нашлось. А в Бушарихе он устроился без проблем по своей специальности. Жили молодые какое-то время в деревне у моей бабушки по линии матери Прасковьи Павловны Антоновой в одной комнатке коммунальной трехкомнатной квартиры, рассчитанной на три семьи. В 1955 году здесь родился и я, но как это вообще могло произойти, сейчас даже трудно представить. Конечно, это шутка, и не в такой тесноте рождаются дети. Возможно, в связи с этим и появилось выражение, что детей находят в капусте….

Поговорка: «Настоящий мужчина должен построить дом, посадить дерево и вырастить сына» восходит к библейским источникам. Но в более современном изложении она звучит очень даже по-советски, ей свойственна вся советская риторика. И простой смысл старинной поговорки оказался реальным планом действий моего отца. В поселке Нерль, в десяти километрах от Бушарихи, на месте развалившегося домика его матери на улице Октябрьской, он построил новый бревенчатый дом практически своими руками. Правда, небольшую часть работ все-таки выполняли профессиональные плотники. Дом по сегодняшним меркам небольшой – одна комната-спальня на всю семью, кухня с печкой-лежанкой и холодная веранда. Правда, дополнительно имел место не отапливаемый, коридор с туалетом. Конечно, это громко сказано, а на деле огороженное досками небольшое место с прорезанной дыркой. Однако даже такие удобства гораздо лучше, чем выходить на улицу в зимнее время. Сзади дома пристроен двор, в котором держали кур, иногда поросенка.

Юрий Логинович, как говорится, мастер на все руки и на дворе хранил множество различных инструментов для плотницких и столярных работ. Помню, даже хитрый крючок на входной калитке со скрытой кнопкой для открывания он сделал своими руками. Переехали мы в новый дом, когда мне исполнилось три года и этот момент какими-то обрывками я даже помню. Случилось переселение зимой, и сразу же на лыжах я вышел на ближайшую Нерльскую улицу. Местные мальчишки лыжи у меня отняли, слегка помяв и бока, для порядка и без злобы, можно сказать на всякий случай. Отец их в этот же день нашел, хотя я никак не объяснял пропажу лыж и молчал, как партизан на допросе. Он поговорил с пацанами и лыжи они вернули, а вскоре вообще стали моими друзьями. Юрий Логинович всегда легко находил общий язык с мальчишками, особенно дерзкими, склонными к хулиганству. Может быть, где-то в глубине души он ощущал себя таким же….

На работу в Бушариху ходить за десять километров далеко, и мать перевелась ткачихой на такую же ткацкую фабрику в село Кибердино Тейковского района. Оно располагалось всего в двух-трех километрах от поселка. Отец работал помощником мастера, видимо, считался хорошим специалистом и ему перевода не давали. Как я понимал, в обязанности Юрия Логиновича входил своевременный ремонт ткацкого оборудования и его профилактическое обслуживание. К моменту переезда нашей семьи, у нас появился мой средний брат Виктор. Мне очень не нравилось, что он много орал и постоянно требовал к себе особого внимания. Чтобы младший брат не мешал мне спать, как объяснили родители, меня тогда определили в круглосуточный детский садик. Отца и мать я стал видеть только по выходным. Но на самом деле им просто надо работать, детьми заниматься некогда, вот их и определяли в ясли и детские сады. Между тем, когда меня вели на следующую «вахту» в нелюбимое детское учреждение, я орал не хуже Виктора, но на это почему-то родители никакого внимания не обращали. По крайней мере, так мне казалось….

Мать отца Орина Емельяновна какое-то время жила вместе с нами в новом доме. Она казалась верующим в Бога человеком, и на кухне в углу на полочке стояло несколько иконок. Перед ними она каждый день молилась. Отец в те времена являлся убежденным атеистом и даже членом партии, естественно КПСС, а не «Единая Россия». Атеизм, видимо, болезнь заразная и я рос неверующим в Бога человеком. В школе подобные убеждения буквально вдалбливались в детские головы. Видимо поэтому, однажды зимой я тайком забрал все иконы и бросил на большак, присыпав сверху снегом. Проезжающий гусеничный трактор раздавил их в щепки. Видя слезы Орины Емельяновны, отец, конечно, ругался, но как-то несильно, можно сказать формально. А вот бабушка разозлилась на меня всерьез и, как мне казалось, совсем не любила, а возможно даже ненавидела…. И хоть это чувство не должно пребывать в православных христианах, думаю, оно вполне оправдано. Вскоре она уехала жить к сестре отца – Ольге на Камчатку. Та вышла замуж и уехала с мужем из родных мест на самый край земли.

Между тем братишка подрос и стал мне доказывать, что это только его родители, а не мои. Он похож на меня внешне, но какой-то смуглый и я называл его «монгол-татарин – мусхутдин». Существует ли реально последняя национальность, я не знаю до сих пор. Но тогда, по моему детскому разумению, это доказывало, что родители все-таки мои, а не брата. До драки у нас не доходило, я все-таки сильнее Виктора. Отец нас явно любил обоих и одинаково. Когда зимой мы ломали лыжи на местных довольно крутых горках, он ругался без злобы и всегда покупал новые. Между тем велосипед в семье имелся в наличии всего один, и пользовались мы им по очереди. Правда, отец его брал, когда хотел, а мы только тогда, когда он разрешал. Такая вот несправедливость…. Правда и использовал он его для поездок на работу или по общим семейным делам, ну, а мы, …чтобы покататься.

Юрий Логинович неподдельно любил животных и привил эту любовь всем своим детям. В доме всегда жила кошка, а на улице рядом с входом во дворе на цепи собака. Для нее отец своими руками построил конуру. Конечно без отопления и без удобств, однако четвероногий охранник не жаловался. Как правило, он заводил обычных дворняг, но достаточно крупных и злых. А однажды зимой привел прямо на кухню большую немецкую овчарку и сказал, что она будет охранять наш дом. Предыдущая собака у нас умерла, видимо, по старости. Овчарка оказалась злой, и отец ни мне, ни брату не велел к ней подходить, «пока не познакомимся поближе». Но я не удержался и бросился к собаке обниматься. Звали кобеля Джек и он вырос достаточно умным, чтобы понять, что детей обижать нельзя. Он просто завилял хвостом и лизнул меня в лицо. Мы с ним с первого дня стали друзьями. Ведь Джеку, наверное, тоже было страшно, когда он зашел в незнакомый дом к незнакомым людям и он хотел с ними подружиться, вжиться в новую семью….

Мне казалось, что отец по выходным любил выпить бутылочку водки, но денег почему-то просил у матери на ее приобретение, хотя работал и сам. Я тогда думал, что он трудится за «спасибо», а мать за зарплату. К тому же у Юрия Логиновича частенько болел живот и, со слов матери, выпивать ему нельзя. Однажды он уехал в районный центр Тейково на операцию, где ему вырезали две трети желудка. По-видимому, отца мучила язва этого внутреннего органа. Мне думалось, что только поэтому матери и не нравилось, когда отец употреблял алкоголь. Ведь после этого он становился веселым, никогда не скандалил. Виктору тогда исполнилось годика два-три, мне соответственно пять-шесть. Территория детского сада, расположенная напротив нашего дома, никак не охранялась и в выходные дни мы частенько там гуляли, естественно используя все приспособления для игр. Хорошо помню, как летом с братом катались на качелях в детском саду, а отец приехал из тейковской больницы и первым делом направился к нам с двумя шоколадками в руке. И его, и нас переполняла искренняя радость встречи. Он хватал сыновей на руки, но при этом слегка морщился, как будь-то от боли. А ведь ему тогда было всего тридцать один или тридцать два года….

Иногда к отцу в гости приходили друзья, и мать проявляла определенную толерантность. Ругалась, но несильно, когда они садились за стол выпить бутылку водки. Обычно Юрий Логинович и его посетители говорили о работе, политике, иногда вспоминали военные годы. Я любил послушать их разговоры, меня не прогоняли. Однажды пришел человек, который почти всю войну провел в немецком плену. Возраста его я не помню, наверное, он много старше отца, а вот его рассказ не забыл до сих пор. В первые же дни войны их полк попал в окружение, и они ночами пробирались к своим. Отдыхали в лесах, подальше от дорог. На улице лето, подложат сосновых веток на землю и готова постель. Сверху накроются шинелями. Днем спят, ночью двигаются. Но немцы продвигались вперед настолько стремительно, что наши солдаты стали идти и днем, но не по «большакам», а лесами и полями, параллельно им. А по дорогам, не обращая внимания на советских воинов, нескончаемо двигались немецкие колонны, и пешие, и на машинах или танках. Иногда фашисты кричали на ломанном русском языке: «Русс Иван, привет». Бойцы опускали головы и отмалчивались. Но бдительность, однако, потеряли…. Однажды зашли в деревню, чтобы найти еды прямо средь бела дня. Винтовки поставили в пирамиду и уплетали угощение какой-то добродушной хозяйки, как говорится, за обе щеки.

Но за передовыми отрядами немцев шли какие-то комендантские войска, они тоже заехали в деревню. Один немецкий офицер зашел в дом, где трапезничали русские, толкнул ногой пирамиду с оружием и пинками во двор выгнал больше двадцати советских воинов, в том числе и рассказчика. Так он и попал в плен. Я тогда не мог поверить в правдивость рассказа гостя, считал, что не может быть, чтобы советские воины-герои без боя так легко сдались. Долго потом пытал своего отца вопросами, хотел, чтобы он подтвердил, что это неправда…. Но он сказал, что по рассказам других фронтовиков на войне и не такое бывало. Про себя в военные годы, а ему в 1941 исполнилось всего двенадцать лет, он рассказывал немного или я невнимательно слушал. Но запомнилось, что бегали пацанами к железной дороге, встречали эшелоны с солдатами и техникой, идущие как на фронт, так и обратно. Просили у военных пилотки и ремни и те иногда бросали им в качестве подарка. А еще лазили по вагонам на стоянке в поисках оружия. Некоторые вылазки оказывались удачными – винтовки, реже автоматы и пистолеты становились заветными трофеями и тщательно прятались от родителей…. Однажды, когда мне стукнуло лет тринадцать, отец попросил меня помочь вскопать огородный участок под картофель и овощи. Но он знал, что я ленив и начну придумывать сто причин, чтобы не участвовать в земельных работах…. И он загадочным голосом сказал мне:

– Где-то здесь на участке я в годы войны закопал винтовку, обильно намазав ее машинным маслом и завернув в плотную тряпку…. Но где, убей, не помню. Неплохо бы найти ее и пострелять в лесу….

Уговаривать      меня копать землю не пришлось. Я так усердно и глубоко начал вгрызаться в пашню, что отцу пришлось дать уточнение, мол, совсем неглубоко он спрятал оружие….

Ну, а в свои пятнадцать лет Юрий Логинович начал трудовую деятельность, но в качестве кого, я так и не спросил. Тогда такая информация мне казалась неинтересной….

Однако чаще других по моим наблюдениям отец выпивал со своим племянником Борисом Михайловичем Кондратьевым. Его мать Мария – родная сестра Юрия Логиновича. Борис на десять лет моложе отца, но этот факт никак не мешал им подолгу разговаривать за столом на самые различные темы. Среднего роста, но явно крепкого телосложения племянник говорил всегда спокойным тихим голосом. Со слов отца, «водка его не брала» и он оставался внешне трезвым даже после двух бутылок крепкого зелья, выпитого на двоих. На мой взгляд, он всегда оказывался желанным гостем, отец его, по-видимому, любил и искренне радовался его визиту. Работал Борис Михайлович трактористом на МТС (механизированной тракторной станции), расположенной недалеко от места нашего жительства. Для своих рабочих предприятие выстроило несколько двухэтажных кирпичных домов прямо через дорогу от нас. В одном из них и проживал близкий родственник со своей супругой Ниной Михайловной. Со слов родителей, Кондратьев настолько любил работать, что вполне подходил под описание трудоголика. В 1978 году Бориса Михайловича наградили орденом Трудовой славы! Для жителя маленького рабочего поселка в огромном СССР – это не просто знак отличия, а нечто гораздо большее. Какого-то самовосхваления со стороны кавалера ордена никто никогда не слышал, но мои родители гордились им, словно и нашу семью высоко оценило руководство страны. Я не раз слышал, как отец хвастался своим племянником, не скрывал того, что часто общались за столом.

Чтобы избегать скандалов с матерью из-за алкоголя, отец иногда шел на хитрые уловки, порой весьма неординарные. Однажды, под Новый год он предложил мне на лыжах съездить в лес за елкой. Одного его мать не хотела отпускать, видимо, боялась, что он заблудится. Почему-то мы пошли в сторону Бушарихи, где проживала его теща, моя бабушка. Конечно, там лес хороший для наших целей и елочки росли красивые, но отцу они не нравились и он шел все дальше и дальше. Незаметно для меня мы оказались возле квартиры бабки, и Юрий Логинович предложил мне зайти к ней в гости. К этому времени дом, в котором я родился, сгорел, и для погорельцев фабрика на свои средства построила целый поселок щитовых одноэтажных домов. В одном из них одна комната с кухней и принадлежала Прасковье Павловне. Елку отец обещал срубить на обратном пути. Конечно же, я согласился.

Бабуля жила одна и у нее всегда водился самогон. Привезти дрова из леса, напилить их и наколоть местные мужики почему-то соглашались только в обмен на этот крепкий напиток. Отец сказал своей теще, что мы оба замерзли, и для согрева изнутри ему нужна какая-то чарочка. Для порядка Прасковья Павловна немного поворчала, мол, мать будет ругаться, но бутылку мутного напитка принесла. После двух рюмок отец повеселел, его лицо почему-то раскраснелось, и он вышел на улицу покурить. Бабушка хлопотала по дому, не обращая на меня внимания, и я решил тоже согреться, допив два глотка того же напитка, что пил отец. Думал, что никто и не заметит….

Назад мы шли уже по прямой линии между деревней и поселком, не петляя в поисках елки. Отец на лыжах катился первый, а я – за ним следом. Приятно хрустел сухой от мороза снег под полозьями, от дыхания изо рта исходил пар, но перед глазами навязчиво кружились какие-то звездочки. Вместе с ними кружилась, и моя голова, а перед моим взором как-то странно плыл лес, и в итоге… я потерял равновесие и уткнулся головой прямо в снег. Наверное, именно такую позу принимает в пустыне страус, когда сильно напуган. Развязать веревки на ногах, чтобы освободиться от лыж, я не смог, кричать почему-то тоже. Хорошо, что в это время обернулся отец. Он вместе с привязанными к ногам лыжами взял меня к себе на плечо…и проснулся я только утром, на другой день в своей постели. Не знаю, понял ли причину моего такого состояния Юрий Логинович, но, ни ругать, ни вообще разговаривать на эту тему он не стал. Может быть, побоялся, что будет ругаться мать за то, что недоглядел за мной. А елку он привез на другой день и мы ее все вместе нарядили. Какой волшебный запах исходил от лесной красавицы. Но с другой стороны, конечно, жалко загубленное дерево. И вот это чувство всегда немного омрачало такой долгожданный праздник….

Когда мне исполнилось девять лет, в нашей семье родился еще один мой брат – Андрей. Разница в возрасте, на мой тогдашний взгляд, казалась слишком большая, и общался я с ним мало. А вот Виктор как-то находил общий язык и со мной, и с младшим братом. Ну, естественно, когда тот немного подрос. Вообще мне тогда казалось, что мой средний брат рос более правильным, чем я сам. Он сильно любил обоих родителей, никогда не отказывался им помогать в делах и никогда им не грубил. А вот чтобы отец любил меня или Андрея меньше, чем Виктора, я никогда не замечал. Иногда мне даже казалось, что я, как первенец, его самый любимый сын.

Помню еще, как по весне со своими друзьями мы без разрешения родителей ушли на реку Нерль, поглядеть на ледоход и покататься на льдинах. Мне тогда было лет десять. Как всегда, со мной оказался средний брат и еще человека четыре пацанов примерно такого же возраста, как и я. Дорогой для управления льдинами сломали сухие деревья, обломали на них сучки. Здорово, конечно, прыгнуть на льдину и вообразить себя капитаном корабля. А ледяные глыбы шли непрерывным караваном по течению, иногда наезжая друг на друга. Река Нерль разливалась довольно широко и казалась нам буквально морем. Но, как всегда, такое катание закончилось падением в ледяную воду. В подобных экстремальных ситуациях мы оказывались не раз, поэтому знали, что надо делать. На Воробьиных горах разожгли костер, разделись и стали сушить одежду. В детских кампаниях всегда находился кто-то, считающий себя уже взрослым. Среди нашей кампании – это Мишка Саватеев, он реально на год старше большей части из нас, всегда имел при себе сигареты и родители его за то, что он курит, вроде даже не ругали.

На улице еще холодно, пацаны жмутся к огню, а чтобы согреться и изнутри решили покурить. Горящая сигарета пошла по кругу, и когда очередь пускать дым дошла до самого младшего из нас – Вовки Снагина, внезапно обнаружилось, что он кого-то сильно испугался. Сигарета, которую Вовка поспешно пытался выплюнуть, прилипла к выделениям из носа и нелепо висела на губах. Все обернулись, а сзади… стоял мой отец с велосипедом и, как мне показалось, мстительно улыбался. Отец невысокого роста, худощавый, но как говорили тогда – жилистый. Мне он всегда казался очень сильным. Но спокойным голосом отец сказал мне и Виктору: «Домой», и мы поплелись за ним следом. Легкий зуд прошел по заднему месту, ведь я знал, каким будет наказание. Юрий Логинович крайне редко применял физические меры воспитания, но если до этого доходило, то экзекуция выглядела так – ногами он зажимал голову, оголял заднюю часть тела «преступника» и бил брючным ремнем несколько раз наотмашь. Оставались синяки, сидеть какое-то время становилось неуютно. Но мы никогда не обижались, приговор из его уст всегда звучал справедливо.

В моем детском мозгу бешено крутились мысли о возможности избежать наказания, зрели различные планы побега. Вдруг осенила, как мне показалось, неплохая идея. Когда подошли к калитке нашего дома, я шепнул Виктору, чтобы он бежал. Мол, я на правах старшего один буду отдуваться за двоих. И тот рванул. У отца, как я и рассчитывал, сработал охотничий инстинкт. Он показательно не спеша сел на велосипед и поехал за моим младшим братом. Виктор сделал круг по соседним улицам и занимал пока лидирующее положение. Однако я применил запрещенный допинг – сказал, что отец очень злой и догоняет беглеца. Братан включил «вторую передачу». Но не зря кто-то изобрел колесо, подарив человечеству скорость. Вскоре Виктора отец притащил за шиворот, словно щенка. Тот, не желая страдать в одиночку, выдал меня, как организатора побега. В общем, отец все понял, рассмеялся, и нам в этот раз удалось избежать наказания.

У всех моих друзей родители такие же простые рабочие. Но как-то находили средства для покупки новых велосипедов своим потомкам. Только мы с братом катались на старом, да и то отцовском. Я просил у отца купить новый, используя почти все приемы домашней дипломатии, но…сорок рублей, при средней зарплате сто тридцать, слишком дорого для нашей семьи. А мать, вопреки мнению хозяина, в день получения зарплаты, взяла и купила новый зеленый велосипед и подарила мне с Виктором. Один на двоих, но, тем не менее, мы ощущали самое настоящее счастье. Юрий Логинович, конечно, не сдержался и покричал на Александру Яковлевну, чем привел нас с братом в крайнее смущение. Но уже через полчаса мы с отцом перебирали все подшипники чуда современной техники, промывали их от заводской стружки, заново смазывали и регулировали. Весь гнев моего родителя перешел на нашу советскую промышленность. Ведь он служил в Германии, ему было с чем сравнивать….

Зато, когда в поселковый магазин привезли коньки на ботинках моего размера, я уже знал, к кому обращаться за помощью. Стоили они тринадцать рублей, ровно столько, сколько мне исполнилось лет. Чтобы не ругался отец, мать предложила летом, в каникулы на новом велосипеде объезжать местные парки в поисках пустых стеклянных бутылок из-под алкоголя. Она их сдавала в магазин, а все деньги шли в копилку на мою покупку. И я вставал с утра пораньше, чтобы избежать конкуренции, и ехал на велосипеде в центральный парк. Там под каждым кустом мужиками накрывался импровизированный стол. Как радовала детский глаз зеленая или прозрачная стеклянная тара в траве, покрытой утренней росой. Каждая пустая бутылка приближала исполнение моей заветной мечты. Затем я ехал на железнодорожный вокзал. Для пассажиров стояли лавочки и под ними «улов» оказался неплохим и стабильным. Возвращался всегда через лесопосадки вдоль железнодорожного полотна, где среди молодых деревьев меня мог ждать приятный сюрприз. К осени коньки мне справили. По поводу этой покупки семейный лидер придерживался нейтралитета. Ни похвалил, ни поругал….

После армии отец поступил в вечернюю школу, чтобы получить аттестат о полноценном среднем образовании. Зачем? Не могу понять до сих пор. Возможно, хотел в дальнейшем окончить техникум и стать мастером ткацкого производства, а не его помощником. Какие-то обрывки разговоров на эту тему между родителями у меня хранятся в памяти. Несмотря на то, что перерыв в обучении оказался значительным, Юрий Логинович учился не плохо, в основном на четверки. Вообще, отца я всегда считал реально умным человеком. Выписывал несколько газет и в свободное время читал их. Я запомнил только «Известия» и «Красная звезда». Он всегда говорил, что в газетах всей правды не пишут и надо уметь читать между строк. Кстати, много позже отец предрек падение коммунистического режима в стране. Сбылось его предсказание лет через пятнадцать. Но в момент предсказания политическая система в стране казалась алмазным монолитом, и я ему не поверил…. Правда, про развал СССР он никогда и ничего не говорил. Упоминал только, что прибалтийские страны в составе СССР долго не задержатся. И вновь его предсказание впоследствии сбылось…. Однажды произошел довольно забавный случай. Отец являлся одним из немногих жителей поселка, у которого имелся телевизор. Купил, кстати, он его по случаю у кого-то с рук. Черно-белый с небольшим экраном марки «Нева». Поставил у дома высокую самодельную антенну, отрегулировал ее направление и он заработал. И вот во время политической передачи Юрий Логинович, будучи слегка выпивши, обратился к пропагандисту, мол, а вот это-то как вы объясните. Вдруг политик в телевизоре оторвал свой взор от бумажек и сказал: «А теперь я отвечу на вопрос Юрия Логиновича…». Сказать, что отец сильно растерялся, это ничего не сказать. Он был просто в шоке, ведь такое имя и отчество не часто встречаются, да и отвечать дядька с экрана начал прямо по сути вопроса….

Когда отец учился в вечерней школе, то по собственной инициативе вступил в партию, КПСС, без руководства которой даже пчелы собирали мед неправильно. Конечно, это сарказм, но почему-то в нашей стране любое начинание доводили до откровенного маразма, особенно в идеологических плакатах и лозунгах. Видимо в высоких инстанциях народ считают таким тупым, мол, он проглотит любую глупость, даже откровенную. Впрочем, эта традиция не исчезла и в наше время…. Наверное, Юрий Логинович являлся активным коммунистом, так как его избрали в райком партии, и он иногда ездил в районный центр Тейково на какие-то заседания. Однако сразу после операции на желудке, написал заявление о добровольном выходе из этой общественной организации. Помню, как на двух машинах «Волга» черного цвета к нашему дому подъехали серьезные дяденьки при галстуках и долго убеждали отца остаться коммунистом. Вспоминали даже войну:

– Советские люди перед атакой массово писали заявления, мол, в случае смерти считайте меня коммунистом.

В ответ отец съязвил:

– Если я умру, меня тоже считайте коммунистом.

Ну, а партия видимо испытывала недостаток в умных членах, причем живых. Мать потом рассказывала, что его при этом разговоре даже пугали, но чем, она не говорила. Возможно, неприятностями по работе. Эти события происходили в 1965-67 годах. Из партии отец как-то сумел выйти, без последствий для себя и семьи. С высоты своих лет вспоминаю этот поступок родителя и думаю: «Однако рискованный у меня был батя». Впрочем, помню и то, как он обсуждал с матерью возможный переезд в город, на границе с Китаем, вероятно – Благовещенск. Хотел подальше спрятаться от мести местных коммунистов. Но переезд в итоге так и не состоялся….

Примерно в это же время Юрий Логинович сменил все-таки место работы. Он стал трудиться таким же помощником мастера, но в деревне Крапивново, расположенной в пяти километрах от нашего поселка. Связано ли это как-то с его выходом из партии, я не знаю, но возможно. На работу он ездил через лес на стареньком велосипеде. Дорогой ему частенько «лисичка передавала для нас с Виктором» какой-нибудь подарок – пряник, конфету, а иногда просто кусок ржаного хлеба. Однако подарки мы любили и сразу, же их съедали. Почему нас знала лисичка, мы как-то не задумывались. И даже позже, когда он приобрел опять же с рук мотоцикл «Ковровец» и скорость его передвижения стала значительно выше, лисичка умудрялась как-то его догонять…или останавливать. Кстати сказать, когда мне исполнилось 13 – 14 лет Юрий Логинович дал мне пару раз прокатиться на мотике за рулем. Наверное, зря…, во-первых, привил любовь с первого взгляда к этой технике, даже сейчас у меня имеется восемьсот кубовая «Ямаха», а во-вторых, у меня впервые была истерика, когда отец впоследствии продал своего «Ковровца» …. Это была потеря потерь.

Учился в школе я хорошо, на четыре-пять, но любил подраться, похулиганить, участвовал во всех пацанских разборках. Поэтому, когда заканчивал девятый класс в нерльской школе, родители приняли решение переехать в Иваново. Старший сын хотел после школы поступать в институт, но одного его отправить «грызть гранит науки» они боялись. Виктор тоже учился не плохо и во всем тянулся за мной. Это означало, что через три-четыре года, и ему пришлось бы подбирать высшее учебное заведение. Как я понял, когда уже стал взрослым, мой отец не хотел, чтобы мы повторили его судьбу и стали простыми рабочими. Он мечтал видеть своих детей инженерами. В принципе, мечта его сбылась.

По переезду в Иваново, Юрий Логинович устроился на работу на завод Автокранов слесарем-сборщиком. В бригаду попал хорошую, их часто поощряли денежными премиями и грамотами. Даже как-то писали об их дружном коллективе в местных газетах. Дом родители купили на переулке Дальнем пополам с сестрой матери Екатериной Ивановной Голубевой. Одна половина принадлежала ей, другая отделенная перегородкой и с отдельным входом – нашей семье. Гостиная, она же спальня у нас оказалась одна, и отец своими руками пристроил к дому еще одну рубленую комнату. Правда, ему посильную помощь оказывал мой брат Виктор. А мне при рождении «мамка руки не той стороной пришила», и я ими делать ничего не умел. Только драться…. Однажды летом, от замыкания проводки на чердаке дома произошел пожар. Пожарные приехали довольно быстро, и серьезно пострадала только крыша нашего жилища. Опять же своими руками Юрий Логинович починил и крышу. Строительными материалами помогло руководство завода, где он работал. Не отказала в помощи и ткацкая фабрика «БИМ» (большая Ивановская мануфактура), где трудились наша мать и тетка. Кстати сказать, у отца всегда было отменное чувство юмора. Однако, когда что-то у него не получалось во время работы, то всегда незлобиво ругался матом. Как-то раз я направлялся в институт, а Юрий Логинович строгал во дворе какую-то доску и по привычке матерился. Видно что-то не получалось или получалось не так, как он хотел.

– Что, батя, плохо выходит? – спросил я.

Он перестал строгать, закурил не спеша и ответил:

– Нет, Вовка, выходит-то хорошо, входит плохо….

Не понял я тогда, что он имел в виду, молод был.

В 1975 году я женился и привел молодую жену в отцовский дом. Родители сразу отдали нам новую пристройку в личное пользование, а остальные члены семьи проживали в другой комнате. И снова отец принял решение, по сути, из-за меня – продать половину жилища, в котором мы ютились, и купить дом большей площади. Родители вроде взяли кредит в банке на эти цели и приобрели щитовой пятикомнатный дом на улице 20-я Линия. Проживать большой семьей стало совсем не тесно, почти у каждого ее члена имелась своя комната. Рядом находился крупный мебельный комбинат, куда оба родителя устроились на работу. Ходить совсем рядом, даже не надо использовать общественный транспорт. Отец трудился слесарем по ремонту оборудования. Однажды на завод приехали самые настоящие немцы и установили полуавтоматическую немецкую линию для производства мебели. Юрий Логинович переживал, что останется без работы, оборудование-то долгое время не ломалось. Но машины есть машины и износ со временем сделал свое вредительское дело. В итоге отец проработал на комбинате до самой пенсии.

Успешно окончив ивановский текстильный институт, я лишь два года поработал конструктором в СКБ СМ текстильной промышленности на улице Попова. Затем мы с женой решили сменить место жительства на Кинешму, где нам обещали, как молодым специалистам, дать квартиру. Помню, отец не мог сдержать слез, когда мы уезжали, говорил, что теперь будем редко видеться. Но у меня имелся мотоцикл «Ява» и в летнее время почти каждый выходной, я гостил у родителей. Когда нам дали двухкомнатную квартиру от 2-й фабрики, где мы работали, отец частенько проживал у меня. Помню, попросил его помочь занести на пятый этаж новую стенку и еще какую-то мебель. Занесли мы с ним только небольшую часть. Юрий Логинович сел прямо на ступеньки и с грустью произнес, что больше нести ничего не может, кончились силы. И я впервые всерьез осознал, что отец мой постарел, раньше он казался мне физически очень сильным. Вскоре после окончания того же института, в Кинешму переехал жить и средний брат Виктор. К этому времени он тоже успел жениться, родился сын Евгений. Кстати сказать, брату с семьей та же фабрика вскоре выделила двухкомнатную квартиру в районе улицы Менделеева.

На фабрике механиком ткацкого производства я поработал недолго и в 1980 году пошел на службу в милицию, в уголовный розыск. Для отца мое решение стало абсолютной неожиданностью, но он его принял и поддержал. Я ему частенько рассказывал о своих конкретных делах, в раскрытии которых участвовал. Юрий Логинович с интересом слушал и одобрял мои действия и поступки. Зная, что я никогда не брал взяток и не шел на незаконные сделки с преступниками, он всегда хвалил меня матери и, с ее слов, называл меня почти святым. Мне такая его оценка всегда очень льстила и была приятна. Впрочем, в глаза он мне ничего подобного никогда не говорил. Карьера моя стремительно шла вверх, и через четыре года работы я стал начальником уголовного розыска Кинешмы. Отец мной очень гордился, как вообще только мог гордиться отец достижениями своего сына.

В этот же 1984 год, в мае месяце, трагически погиб мой брат Виктор…. Смутно помню похороны, то отец, то мать падали в обморок, сам я оказался на грани нервного срыва. Мне приходилось оказывать помощь то одному родителю, то другому. Несколько раз я вызывал «Скорую помощь». Как наши предки пережили такую трагедию представить крайне сложно. Отец еще чаще стал ездить ко мне в гости, и мы всегда пешком ходили на кладбище. Юрий Логинович на могиле подолгу курил. Курил и молчал…. Что творилось у него на душе, знает один только Бог. У вдовы Надежды на руках остался маленький сын Евгений….