Слеза Ангела

Слеза Ангела
Владимир Юрьевич Харитонов

Это женский роман об очень тяжелой судьбе сильной женщины. Он для тех из "прекрасной половины" человечества, кто не очерствел душой, склонен к состраданию. Имена всех героев вымышлены, совпадения случайны.

Владимир Харитонов

Слеза Ангела

Глава 1. Украденное детство

Небольшой городок Каракол в Киргизии расположен вблизи восточной оконечности озера Иссык – Куль, до него всего 12 километров, в ста пятидесяти километрах от киргизско-китайской границы. Он является административным центром Иссык-Кульской области. Название происходит от киргизского слова «кара» – черный и «кел» – озеро. Черный цвет обозначает «большой», то есть – большое озеро. Правда, с 1889 по 1922 год и позже с 1939 по 1992 год город носил название Пржевальск в честь известного путешественника. Совсем рядом находится подножие хребта Терскей-Ала-Тоо и протекает река Каракол. Город находится на высоте 1690 – 1850 метров над уровнем моря, поэтому климат здесь умеренно-континентальный с элементами горного и морского.

Вот в этом киргизском городе и родилась обычная русская девочка Виктория в 1966 году, как говорится, в неполной семье. Мать Надежда Викторовна замужем никогда не была. Рано приобщилась к алкоголю, по характеру была распущенной, но долго сохраняла свою природную красоту, поэтому на нее обращали внимание многие мужчины, и русские и киргизы. Отказывала она им редко, особенно, если любовник приходил с бутылкой. Тогда начинался «пир горой» и маленькая Виктория со своей бабушкой Марией, проводили время на улице, если было тепло, или на кухне при выключенном свете – если холодно. Родилась Надежда по большой любви. Но ее отец Виктор погиб в годы войны и Мария всю свою жизнь посвятила своей неблагодарной дочери. Жили они в небольшом частном доме на улице Дзержинского. Он был рубленый, как и большинство других домов на улице, состоял из комнаты-спальни и небольшой кухоньки, большую часть которой занимала кирпичная печь, служившая и для обогрева и для того, чтобы приготовить пищу. В спальне тоже была печь-лежанка, на которой любила спать бабушка вместе со своей внучкой. Для Надежды стояла двуспальная кровать, место, где она отдыхала одна или развлекалась с очередным любовником. Стыдно ей, видимо, ни перед своей матерью, ни перед своей дочерью никогда не было. Для Виктории всегда было большой загадкой, кто придумал ей такое красивое имя, которое подразумевало победу, и в чем заключалась эта самая победа.

Сколько девочка себя помнила, она всегда хотела кушать и даже не представляла, что такое есть досыта. Со слов бабушки, веселая мать кормила грудью своего ребенка совсем недолго и ей приходилось покупать молоко у соседей, которые держали козу. Но у них была своя большая семья и иной раз они Марии отказывали. Тогда та заворачивала черный хлеб в марлю, окунала в чуть сладкую воду и давала ребенку вместо соски. Когда открылся молочный комбинат, бабушка Вики устроилась на работу уборщицей, чтобы побаловать свою внучку молоком. Это тогда она казалась «старенькой», а было-то ей всего сорок с чем-то лет. Мать тоже устраивалась на работу, и на тот же молочный комбинат, и на рыборазводный завод, но после первых же прогулов ее увольняли. Всю свою злобу за незадавшуюся жизнь она срывала на дочери. Совсем не остались в памяти у маленькой девочки какие-то материнские обнимашки или поцелуи, зато подзатыльники, порой без видимой причины, она запомнила на всю жизнь. Чаще попадало, когда бабушка была на работе, а к матери приходил очередной друг с бутылкой. Если Вика не догадывалась во время выйти на улицу во двор дома, то вылетала с пинком родной матери, иногда полураздетая.

Единственный, кто понимал ее слезы в этот момент, была дворняжка Марта, привязанная на цепи к своей конуре. Она скулила и жалась к ногам Виктории, которая

обнимала свою подружку, прижимала к себе и та затихала. Когда было холодно, девочка залезала в конуру, собака – следом и они лежали, согревая друг друга телами. При этом Виктория часто плакала. Собака своим языком слизывала слезы маленького Ангела и тихонько поскуливала.

Частенько ее спящую вытаскивала из конуры бабушка, которая тоже плакала, но ничего не могла сделать со своей непутевой дочерью. Когда любовник Надежды уходил, а она спала на своей кровати, Виктория убиралась и в комнате и на кухне. Сначала она ела то, что было на столе, остатки картошки, хлеба, закусанные яблоки, огурцы. Затем тряпкой смахивала крошки в собачью плошку, остатки пищи, видом которой сама брезговала, и несла своей подруге Марте. Так они вместе и выживали. После этого девочка-хозяйка веником подметала мусор и мокрой тряпкой мыла пол. Первый раз она сделала это сама, добровольно, но мать быстро поняла пользу от малолетней дочери и в дальнейшем била ее, если просыпаясь, видела где-то грязь. Как-то бабушка попыталась заступиться, но услышала столько угроз и оскорблений, что в дальнейшем не связывалась со своей буйной кровинушкой, видимо понимая свою вину и упущения в ее воспитании. Соседи были по национальности киргизы, семья большая, многодетная. Они изредка делились детской одеждой с маленькой русской мученицей, иногда кормили ее. Но привечали не очень гостеприимно, и Виктория без приглашения старалась к ним не ходить. Да и жили они тоже достаточно бедно.

Когда ей было четыре года, в окрестностях Пржевальска было самое настоящее землетрясение, в целых восемь баллов, как потом говорили по телевизору. Произошло оно в одиннадцать часов дня, 5 июня 1970 года. За минуту до сильных толчков из самых недр земли, директор одной из местных школ велел всем ученикам выпрыгивать в окна. Когда все покинули здание, оно рухнуло, но в итоге никто не пострадал. Оказалось, что руководитель школы почувствовал сначала слабый толчок, на который никто не обратил внимания, а он мгновенно среагировал. По телевизору его хвалили. Виктория была дома, когда услышала крики соседей и выскочила на улицу, посмотреть, что происходит. Она почувствовала несколько сильных сотрясений под ногами. Мать пьяная спала в комнате, и ребенок сильно переживал, чтобы тот, кто над ней столько издевался, не погиб. Ведь это ее мама…. А еще ей было страшно за подругу Марту, которая забилась в угол конуры и жалобно скулила. О себе она в этот страшный момент не подумала. Но беда в тот раз их дом обошла стороной.

Однажды по зиме кончились дрова, бабушкину небольшую зарплату отобрала Надежда Викторовна, и покупать их было не на что. Мария решила сходить в лес за упавшим сухостоем и взяла с собой внучку, которой тогда было не более пяти лет. Идти было не очень далеко, и вскоре их взору открылся изумительный вид. Вдалеке виднелись белоснежные шапки гор, а на подступах к ним смешанный и достаточно густой лес. Вечнозеленые сосны и ели придавали ему особую красоту. День был слегка морозный, но ясный, сияющее солнце окрашивало все вокруг разноцветными красками. Здесь было хорошо – никто не ругался, и Виктория даже забыла про обычное чувство голода, забыла про то, что у нее никогда не было игрушек, забыла про то, что на ней была непривычная для русской девочки старенькая одежда, которую дали соседи киргизы. Она шла и беззаботно разговаривала со своей любимой бабушкой, делясь с ней своими недетскими проблемами. А та обещала Вике сшить красивую куклу из тряпок и поговорить с Надеждой, чтобы она разрешала смотреть по старому маленькому черно-белому телевизору мультики. Вскоре набрали вязанку дров, которую бабушка обвязала веревкой и загрузила себе на спину, а Виктория взяла еще несколько палок в руки и несла их рядом, напрягая свои неокрепшие детские мышцы.

Бабушка Мария слово сдержала, кукла у нее получилась некрасивая, с большой головой и разными ногами, но это был лучший подарок для маленького человека. Она сразу полюбила ее, почти как Марту, и всегда брала с собой спать, обязательно целуя перед сном и желая доброй ночи. Несмотря ни на что Вика росла умной и доброй девочкой и никогда не завидовала соседским детям, которые вели обычную, беззаботную детскую жизнь. Друзей у нее не было. Соседи своих детей к дому Виктории не пускали, из-за дурной славы ее матери, а сама она от дома отходить не решалась. Боялась, что за это ее побьет мама, боялась и того, что ее прогонят родители тех детей, с которыми она хотела бы подружиться. Ведь она была бедная, и у нее ничего не было. « А бедных никто не любит», думала Виктория в свои пять лет.

Мария решила скопить от своей скудной зарплаты немного денег и купить маленькую козочку, чтобы вырастить ее и иметь молоко. На рынок она с Викторией пошла рано утром в воскресенье. Он находился всего в двух километрах к северу от центрального Каракола (Пржевальска). Там продавали в основном овец, лошадей, красивые кожаные седла, но можно было купить и козленка. Дорогой опять открылся волшебный вид на горы, душа маленькой девочки ликовала, и она крепче вцепилась в бабушкину руку. Подходящего козленка сторговать так и не смогли, денег не хватило, но Мария купила немного мяса, чтобы сварить дома непостной похлебки и немного халвы и лукума, восточных сладостей для внучки. Скушать их она советовала по дороге домой, чтобы Надежда не знала, на что были потрачены деньги. Но Вика есть одна, отказалась категорически – она угостила бабушку и проследила, чтобы та все съела, затем немного поела сама и спрятала в кармане завернутый в газету сладкий кусочек для своей мамы.

В этот день Надежда плакала, просила прощения у своей маленькой дочки, но…через неделю в пьяном виде опять избила ее и выгнала на улицу за то, что она не убралась в комнате после очередного маминого гостя. Бабушка в этот вечер почему-то долго и усердно молилась возле иконок в углу. При этом на глазах ее были видны слезы. В 1895 году в Караколе была построена из дерева красивая Свято-Троицкая церковь, но в годы советской власти она была закрыта. В ней обустроили спортзал. Возвращена была она в собственность православной общины лишь в 1995 году. Поэтому верующие люди могли помолиться только у себя дома.

Виктория спросила у бабушки, когда та закончила, с кем она разговаривала в углу и почему плакала. Мария, как могла, объяснила внучке, что обращалась к Богу, что Он всесильный, всех видит и слышит и помогает тем, кто в Него верит и обращается к Нему за помощью. А еще бабушка сказала, что просила Бога вразумить Надежду, чтобы та бросила пить и чтобы Виктория росла счастливой.

– А я могу, о чем ни будь попросить Бога? – спросила девочка.

– Нет, ты некрещеная, тебя Он не услышит,– ответила Мария, но видя, что внучка вот-вот заплачет, добавила, – я тебя свожу к священнику, чтобы он провел обряд, только ты не говори матери.

– Хорошо,– почему-то шепотом произнесла Виктория.

В ближайшее воскресенье бабушка повела ее ближе к центру города через три улицы в большой каменный дом, где жил священник. Тот внимательно выслушал Марию и попросил подождать в соседней комнате, пока он переоденется. Это был старенький и худой мужчина невысокого роста с седой бородкой и жиденькими седыми волосами на голове. Но когда он вышел в облачении священнослужителя, то показался Вике большим и строгим волшебником. Комната, в которой происходило крещение, была большой и квадратной, все стены были увешаны иконами, с которых смотрели строгие лица. Посередине стоял большой медный таз. Батюшка велел девочке раздеться догола и присесть в этот таз, а сам стал поливать сверху из ковша прохладной водой на голову и худое тельце будущей христианки. При этом он приговаривал какие-то молитвы. Рядом стояла его супруга Любовь Петровна, со слов Марии, она стала крестной матерью для Вики. Девочка очень обрадовалась, что у нее теперь будет две мамы, одна из которых добрая и совсем не пьет вино. Потом священник дал полотенце, велел вытереться и одеться. Он еще зачем-то обрезал немного волос с головы и долго-долго читал по какой-то книжке странные слова, смысл которых Виктории был непонятен.

Жена священника взяла где-то медный крестик на веревочке, и батюшка привязал его на шею девочки, сказав при этом, чтобы она его никогда и ни при каких обстоятельствах не снимала. «Теперь Бог видит и слышит меня, и я могу в любое время к Нему обращаться», подумала юная христианка.

Матери она ничего не сказала, но однажды, когда та пьяная лежала на своей кровати, Виктория встала перед иконками бабушки. Молитв она никаких не знала и просто просила Бога, чтобы Он помог родительнице бросить пить. Она так увлеклась, что не заметила проснувшуюся Надежду, которая стояла сзади ее в полном недоумении.

– Это чего ты тут делаешь?– спросила она – может ты, и крестик носишь?

Она резко повернула дочь к себе и, увидев на груди дочери медный крестик, замахнулась, чтобы ударить по голове, но…рука застыла в воздухе и довести свой пьяный

замысел до конца она не решилась. Виктория воспользовалась замешательством и выскочила на улицу, не успев надеть пальто. Дворняжка Марта вылезла из конуры, привычно заскулила и завертела хвостом. Вика залезла в ее домик, обняла свою лохматую подругу и они уснули. Разбудила ее пришедшая с работы бабушка. Она привела внучку в дом, и может быть впервые, резко накричала на свою дочь, обзывая ее разными матерными словами. Та растерялась, молча, выслушала монолог разъяренной Марии и ушла на свою кровать. А Виктория поверила, что Бог помог ей избежать незаслуженного избиения.

Между тем, прошло время, девочке исполнилось семь лет, и осенью бабушка отвела ее в школу № 2, больше известную как школа имени Николая Михайловича Пржевальского. Это единственная в городе школа, где обучение производилось на русском языке, хотя русских учеников было не более одной трети от общего количества учащихся примерно двадцати национальностей. Здание двухэтажное из кирпича, окрашенное белой краской, построено было в 1940 году. Оно довольно длинное, с большими окнами, широкими лестницами, покрашенными зеленой краской. Во дворе расположен бюст Н. М. Пржевальского, растут березы и вечно зеленые ели. Здесь же была и небольшая спортивная площадка. Спортзал находился в отдельном здании, но оно было уже настолько ветхим, что его заперли на замок и никогда им не пользовались. Путь в школу проходил мимо Свято-Троицкой церкви, но там был организован советской властью городской спортзал, и бабушка не велела крестить лоб, проходя мимо. При этом она вообще советовала в школе никому не говорить, что крещенная, и что верит в Бога. Виктория ее совет запомнила и никогда не нарушала.

Только в школе у нее появились первые подруги, русские девочки Таня Березина и Даша Рыбина. Жили к тому же они недалеко друг от друга и частенько вместе шли и на учебу и обратно. Объединяло их и то, что все хорошо учились, буквально с первых дней. Вот только одежда на Виктории была старенькой и вперемежку русская и киргизская, она постоянно этого стыдилась, но сделать ничего не могла. Просить маму или бабушку купить школьную форму она боялась, понимая, что денег на это в семье нет.

Первый учебный год в своей жизни она закончила на одни четверки и пятерки, показала дневник матери, но та ничего не сказала. Она была трезвая и злая, а ребенок так ждал похвалы. Зато бабушка сводила Викторию в город и купила ей настоящее мороженое. Оно сильно таяло, и для матери девочка его не донесла, угостила только любимую бабулю. Бабушка сказала, что написала письмо своей сестре в Россию и та обещала к концу лета приехать.

Валентина Васильевна, так звали эту родственницу, оказалась женщиной веселой, слегка полноватой и совсем непохожей на Марию. Сестры долго пили чай вдвоем и о чем-то беседовали. Вика, бегая то к ним, то на улицу иногда слышала свое имя, но смысла разговора она уловить не могла. Вскоре из города вернулась и Надежда Викторовна с очередным своим ухажером. Был он киргизом по национальности и нес в руках бутылку водки, а у Надежды в пакете была какая-то закуска. Намечалась очередная веселая попойка.

Но в это время во двор вышла бабушка со своей сестрой. А Виктория гладила свою подружку Марту по голове. Видимо присутствие сестры придало смелости Марии, и та категорично сказала незваному гостю, чтобы он шел домой. Дворняжка неожиданно зарычала и схватила киргиза за ногу. Тот напугался и отскочил в сторону, но при этом уронил бутылку на камень, лежащий на земле. В воздухе запахло водкой. Гость буквально взбесился, схватил подвернувшуюся толстую палку и с яростью стал бить собаку по голове. Виктория по-детски визжала, пыталась за цепь оттащить Марту от истязателя, но та уже не подавала признаков жизни, по земле растеклась ее алая кровь. Киргиз ушел, а девочка еще долго трясла свою подружку, прося ее не умирать. Руки ребенка были в крови.

Валентина Васильевна практически силой увела Викторию в дом, умыла ее под умывальником и стала крепко прижимать к себе, стараясь скрыть слезы. Яму для Марты выкопала сама Надежда, а бабушка стояла рядом и плакала. Когда закопали несчастную животинку, то обе пришли в дом. Сестра бабушки предложила всем сесть за стол и серьезно поговорить. Она сказала, что нельзя воспитывать ребенка в таких условиях и предложила забрать ее с собой в Россию. К ее большому удивлению возражений ни с чьей стороны не последовало.

– Ты поедешь со мной на Волгу? – спросила она у Вики.

– Поеду, – по-взрослому кратко, но по-детски всхлипывая, ответила она.

Она наивно думала, что все плохое у нее в жизни закончилось и впереди ждет счастливая детская жизнь без взрослых забот.

Глава 2. Переезд в Россию

Сборы были недолгими. Кроме той одежды, что была на ребенке, бабушка положила в сумку старенькое осеннее пальто серого цвета и черные резиновые сапожки. Более теплой одежды у Виктории не было, да здесь в Киргизии она и не требовалась. Настоящих морозов в этих местах никогда не было. А еще Мария достала припрятанные деньги, завернутые в носовой платок, и отдала их своей сестре на дорогу «и на всякий случай».

Встали рано утром, Надежду будить не стали. Вместе с бабушкой Марией и Валентиной Васильевной немного постояли во дворе, на могилке Марты, у Виктории на глазах были слезы. Ведь собака была единственным настоящим другом, если, конечно, не считать бабушки. В одной руке у девочки была ее кукла, с которой она не захотела расстаться, в другой легкая сумка с вещами. Так и пошли пешком две сестры и ребенок на самую окраину города к автовокзалу. Дорогой Виктория попросила бабушку передать привет подружкам Тане Березиной и Даше Рыбиной и обещание, что она им будет иногда писать письма из далекой России.

– А мне ты напишешь письмо?– спросила Мария.

– Конечно, и тебе и маме, – ответил, не задумываясь, ребенок.

На стареньком «Икарусе» надо было проехать 220 километров до города Балыкчи, где находилась железнодорожная станция. Перед тем, как войти в автобус, бабушка взяла нетяжелую Викторию на руки, крепко прижала к себе и обе заплакали. Они еще не понимали, но чувствовали, что расстаются навсегда. Девочка села у окна и долго махала рукой единственному действительно родному человеку в мире. А когда та скрылась из глаз, еще долго всхлипывала, утирая слезы. Дорога проходила мимо озера Иссык-Куль и скоро прекрасные пейзажи из окна на какое-то время отвлекли Вику от грустных мыслей. Глядя на огромное безмятежное озеро, на окружающий его лес и горы вдали, она восхищалась красотой природы. При этом непроизвольно про себя разговаривала с Богом. Просила помощи и защиты в жизни для себя и своей бабушки Марии. Она знала, что без нее вся злоба матери будет изливаться на стареющую тихую женщину, которая будет терпеть и плакать. А еще было немного страшно от неизвестности, что ее ожидает там в огромной и холодной России. Как ее встретят родственники Валентины Васильевны, где она будет жить, будут ли у нее там друзья. Когда уже ехали в поезде, сестра бабушки рассказала, что у них большой частный дом в городе Кинешме, на улице Репина. Кроме нее там проживает сын Николай с женой Верой и двоими детьми – мальчиком Виктором, десяти лет и девочкой Олей, пяти лет. Николай с Верой не очень ладят, та постоянно ругает его за то, что он мало зарабатывает. Он работает слесарем на фабрике, в районе Томна, а жена – учителем в школе. Но детей она не очень любит, часто их ругает. Виктории показалось, что Валентина Васильевна сама побаивается своей невестки.

Приехали в Кинешму под вечер, был конец августа 1974 года. Когда вышли из поезда, то девочке город сразу показался огромным. Много людей почти бегом двигалось к остановке автобуса, на улице было еще тепло, но солнце клонилось к закату. А еще сразу же Кинешма показалась очень зеленой. Кругом росли зеленые деревья, и это добавляло красоты старинному русскому городу.

– А где же Волга? – спросила Виктория, когда уже стояли на остановке, а нужного автобуса не было.

– Отсюда ее не видать, но я тебе ее обязательно покажу, – пообещала Валентина Васильевна.

В автобусе пришлось стоять на задней площадке, было тесно, со всех сторон давил народ. Вика к такой суете и толкучке не привыкла, она хотела быстрее приехать на новое место жительства и как следует выспаться. Наконец приехали, прошли немного пешком, и зашли в дом. Вся семья была в сборе. Увидев, что мать не одна, у сына Николая, его супруги и детей, как говорится, округлились глаза от удивления и пропал дар речи. Ведь сотовой связи тогда еще не было, и их никто не предупредил. Видя общее замешательство, Валентина Васильевна сказала: «Это Виктория, она будет жить у нас. Сейчас ее надо накормить и уложить спать. А я потом все объясню». При этом она сама на электрической плитке поджарила два яйца и с кусочком хлеба дала Вике. Та все скушала, даже не почувствовав вкуса. Вскоре к Вере вернулся дар речи, и она резко сказала: «Пусть ложится на веранде, там постелено, Николай спал там все лето». Девочка ушла, разделась и почти сразу уснула, но и сквозь сон она слышала ругань, происходящую в доме, и понимала, что это из-за нее.

А когда проснулась утром, то увидела, что дома Валентина Васильевна и невестка Вера, которая только начинала подметаться в доме. А Виктория, спросив, где вода, ведро и тряпка, привычно стала тщательно мыть полы. Жена Николая, видя ее старания, как говорится, оттаяла и сказала: « Я работаю в десятой школе, на улице Котовского. Это недалеко от дома и устрою тебя на учебу туда во второй класс. Надеюсь, ты меня не опозоришь». Вика не стала показывать свой дневник с оценками, справедливо полагая, что это нескромно и твердо решила учиться еще лучше. Жизнь потихоньку налаживалась. По крайней мере, ее никто не бил и не ругал грубым матом. Но с этого дня как само собой разумеющееся установилось правило, что Виктория регулярно убирается в доме и кормит кур во дворе, собирает куриные яйца. А за это ее кормят и предоставляют ночлег. В общем, негласный договор, как с взрослым человеком, а она ведь была восьмилетней девочкой.

В воскресенье Валентина Васильевна собралась идти в Успенский собор на утреннюю службу, а потом зайти на центральный рынок за продуктами. Виктория напросилась идти вместе с ней.

– Пошли, – согласилась Валентина Васильевна, – заодно я тебе и Волгу покажу.

Встали в половине восьмого, и пошли, сначала на автобусную остановку и, немного проехав, уже пешком в храм. Девочка впервые оказалась в православном соборе. Он поразил ее огромными размерами, разрисованными стенами и потолком и множеством икон. Она подумала, что именно здесь живет невидимый всесильный Бог. Глядя на свою старшую спутницу, она возле икон крестила лоб, и шептала про себя обращение к нарисованным строгим дядям и тетям о вразумлении матери Надежды и помощи бабушке Марии и ей самой в этой нелегкой и совсем недетской жизни. Время от времени у нее на глазах появлялись слезы. Валентина Васильевна, видя наивного ребенка, который безоговорочно верил в существование добрых сил, прониклась к нему непроизвольным сочувствием.

Потом они пешком прошли на рынок. Пожилая женщина и девочка ходили по многочисленным рядам, и Виктория не переставала удивляться обилию товаров. Здесь продавали рыбу, выловленную в Волге, мясо, сыры, молоко, сметану, различные овощи и фрукты. Валентина Васильевна выборочно покупала какие-то продукты, при этом тщательно торгуясь с продавцами. Случайно они натолкнулись на невысокую худенькую женщину средних лет, которая продавала не новые вещи для девочки. А на Виктории были киргизские штанишки и старое цветное платьице, непонятно какого происхождения. Валентина Васильевна пересмотрела все вещи и велела Вике примерить платье в горошек и теплые чулки на резинках. Девочка послушалась и, несмотря на то, что платье было чуть великовато, выглядеть она стала совсем как обычная русская девочка. Старые вещи, подаренные киргизской семьей, сестра бабушки положила в свою сумку.