Маятник Судьбы

В студенческие годы мы любили давать друг другу клички, и у меня она была – производная от моей фамилии. Кстати, вот как, иногда, появляются прозвища. Определенная компания учащихся, и я в том числе, любили собраться в одной из комнат общежития и поиграть в карты. Немудреная игра, называлась «трынка», это когда делят на игроков по три карты, каждый кладет на кон деньги – чем больше, тем страшнее партнерам-конкурентам. На этом и строится блеф (большие наличные подразумевают хорошие карты), а затем смотрят, у кого больше очков, тот и выиграл всю казну, лежащую на кону. Как – то во время игры в комнату вошел Юра Березкин. Внешне он выглядел полным, был всегда при костюме, как мы говорили, директорской наружности. Юра протянул руку, чтобы поздороваться с нами, но при этом наткнулся на стоявший, на полу чайник, посмотрел вниз и озадаченно произнес «чайник!».

Все засмеялись. А в итоге до конца обучения Березкин был «Чайником».

В тюрьме же для получения прозвища – «кликухи» надо было пройти целый ритуал. Безусловно, самых низких каст зэков это не касалось. Претенденту на «погоняло» в его камере предлагалось несколько их вариантов, он выбирал, а вечером, после проверки, озвучивал ее через окно громким криком.

Если же не хватало собственной фантазии, надо было крикнуть в окно: «Тюрьма, тюрьмушка, дай мне погремушку».

И всегда находился тот, кто озвучивал «кликуху», как правило, не оскорбительную, но прилипала она к человеку на всю оставшуюся жизнь…

С игрой в карты связаны еще два случая, о которых я бы хотел поведать. Был такой студент, и большой любитель поиграть в «трынку», по фамилии Полетаев. Высокий, очень здоровый внешне, деревенский парень с густыми цвета соломы непослушными волосами на голове. Сельская простота парня, граничащая с грубостью, заставляла всех нас относиться к нему с осторожностью. Когда нас набиралась полная команда для игры в карты, мы запирались изнутри и никому не открывали. Зная это, деревенский богатырь мог запросто выбить дверь ногой и войти. Обычно замечания ему никто не делал – опасались. Но однажды он мне сильно помог. И не столько физически, сколько морально.

С нами в институте учился один узбек, с которым у меня возникли полемические разногласия по «национальному вопросу», плавно переросшие затем в легкую потасовку, из которой я вышел победителем. В Узбекистане у него был родной брат, довольно известный боксер, который, видимо, всегда заступался за родню. Не знаю, для этого или просто соскучившись по брату, он приехал в Иваново. И вот во время наших картежных развлечений узбеки вдвоем зашли к нам в комнату и пригласили меня на улицу «поговорить». Понимая, что меня сейчас будут бить долго и больно, я спросил присутствующих, не хочет ли кто помочь мне?

Все опустили головы и молчали, а Полетаев встал и сказал: « Пошли, я помогу».

Я сразу повеселел, посчитав, что победа у нас в кармане, и мы вышли во двор общежития. Напротив меня встал боксер. Чуя неминуемую драку, я первый справа дал хорошего крюка узбеку. Тот, видимо, не ожидал такого сильного удара, и упал на землю. А я, зная, что он боец не простой, нарушил свое же правило – не бить лежачего, продолжал молотить его обеими руками. Соперник потерял сознание, и я поглядел в сторону другой пары драчунов. Полетаев лежал на земле, а разъяренный узбек, продолжал наносить ему беспорядочные удары. Я мгновенно подлетел и сильным прямым «кроссом» сшиб на землю узбека. Деревенский богатырь, между тем, задней частью тела застрял в какой-то яме, и выбраться из нее и встать без моей помощи, не мог. А в это время очнулся боксер, оказавшийся сзади меня и на ногах. К счастью, в себя не успел, как следует, прийти, и я вновь отправил его в нокаут. А Полетаев опять лежал на земле и его били. Пришлось мне еще раз нейтрализовать его соперника, на этот раз – надолго. Когда мы вернулись в комнату, где нас ожидала «игровая компания», Полетаев молчал, а я с присущим мне юмором и определенной долей хвастовства поведал о том, что было на улице. После этого случая при мне деревенский богатырь больше своей силой не хвастался, да и я опасаться его совсем перестал, хотя благодарность за помощь, высказал. Вот уж действительно, «не так страшен черт, как его малюют».

Сидя в следственном изоляторе, я заново переосмысливал понятие «друг» и примерял его на тех, с кем сводила жизнь. Да, все, кто прошел со мной через тюрьму и прочие испытания, не предал, не убрал плечо, когда я в нем нуждался; настоящие друзья и до сих пор таковыми остаются. А вот в институте среди тех же «картежников», с которыми я регулярно общался, иногда вместе отмечали праздники или какие-то события, были ли те, о ком я мог сказать то же самое? Фамилии некоторых помню до сих пор, Коля Воронин, Витя Галанов, Березкин Юра, тот же Полетаев…. И прихожу к выводу, что это были просто «попутчики», друзьями их назвать можно было лишь с большой натяжкой, ведь кроме учебы и карт нас ничего не связывало.

Следом за такими размышлениями пришло на память следующее событие. Говорят, где азартные игры, там и нечистая сила; скандалы при этом являются обычным делом. Наверное, когда то я обидел тех, с кем играл в карты, да так, что они решили меня проучить. Может быть, сыграло роль то, что я в те годы любил похвастать своей силой и непобедимостью. Таким людям окружающие чаще всего хотят доказать, что в жизни не бывает никаких суперменов. Мысль, что все такие же, как и я, позволяют подобным людям спокойно жить и чувствовать себя в своей среде комфортно. Точного ответа, на вопрос, зачем и почему меня захотели проучить, я не знаю. Но факт остается фактом. Любители поиграть в трынку наняли за деньги своего знакомого боксера, наверное, чтобы дать мне понять, что и на меня есть управа. А мои предыдущие успехи объяснили для себя тем, что соперники мои были, ну очень слабые. Помню за столом, где мы, шестеро, играли в карты, сидел незнакомый мне парень. Он не играл, но, то и дело придирался к каждому моему слову. Остальные просто загадочно улыбались. Продолжалось это минут двадцать, наконец, мои нервы не выдержали.

Я спросил незнакомца: « Чего ты хочешь?».

Тот откровенно ответил: «Хочу немного разукрасить твою физиономию».

Понятно, что после этих слов все присутствовавшие в комнате оказались на улице. В те времена я любил носить светло-серый плащ и такого же цвета шляпу с большими полями. Аккуратно повесил их на сучки ближайшего дерева, и остался в рубашке «на голое тело». На улице уже стояла осень, и сначала мне показалось немного прохладно. Но как только я получил пару ударов по лицу, температура моего тела почти мгновенно повысилась. Бой проходил примерно в таком режиме: на два-три точных попадания в мою голову, я отвечал одним, но более сильным. Остальные играли роль зрителей и явно радовались, когда я пропускал удар. Вскоре соперник стал обнаруживать замедленную реакцию на мои удары, видимо, тряхнул я его голову неслабо. В азарте, не обращая внимания на пропущенные удары, я пошел в атаку. И упал боксер, упал, как подкошенный! Но оказалось, что это еще не конец боя: почти все зрители, с криками: «Бей его!», бросились на меня.

Нападавшие оказались явно не готовы к атаке, не размялись, не разогрелись, а я-то был в самой форме. Падали они, как снопы, падали и не вставали. Не зря, видимо, я столько времени ежедневно уделял своей физической подготовке; даже когда занимался велосипедным спортом, не переставал молотить по боксерской груше. Мои же нынешние «соперники» тяжелее стакана с водкой ничего не поднимали, а бокс смотрели только по телевизору. Наконец, все закончилось. Как можно спокойнее, я надел плащ, шляпу, плюнул на землю; выражая поверженным свое презрение, и медленно ушел. На другой день ни одного из картежников на занятиях не было.

Случай, связанный с этой дракой, в каком бы свете меня ни показывал, я все-таки решил оставить в своих рассказах. Одной из причин является то, что ассоциируется он у меня с далеким будущим и связан с ним непонятным образом. Речь идет о суде 2008года, когда сначала прокурор Расторгуев Сергей Юрьевич стал задавать мне довольно коварные вопросы. На них я с трудом, но находил ответы, затем подключились председательствующая Андрианова – Стрепетова Юлия Владимировна, а следом и присяжные, и даже адвокаты. Присяжные, кстати, могли задать вопрос, только, запиской председательствующему, а тот их озвучивала. У меня остались определенные сомнения в их авторстве. Вопросы сыпались со всех сторон, было ощущение, что все разом напали на меня, я отбивался, как мог, не теряя самообладания. В итоге оказалось, что и один в поле воин, если он бьется за правду, и может победить. К концу этого тяжелого для меня заседания, я получил хорошую оценку, как со стороны «подельников», так и адвокатов. Себя они оправдали тем, что хотели мне помочь, своими вопросами вывести на правильные ответы, однако ощущения у меня были совсем иные…

Глава 2. Смена места жительства.

Время шло, остались позади успешная сдача диплома и два года, проведенные на работе в конструкторском бюро по улице Попова города Иваново. Работа, кстати, оказалась интересной, творческой. Только вот зарплата была крайне низкой – сто десять рублей в месяц. Да и глаза всего за два года напряженной деятельности сильно испортились, врачи рекомендовали постоянно носить очки. Забегая вперед, скажу, что до сих пор нет никакой необходимости в оптических линзах; использую их только, когда читаю мелкий шрифт. Из непосредственно самой работы запомнилось еще то, что за такую оплату и темпы деятельности у конструкторов были соответствующие: ударником бесплатного труда никто быть не желал.

А я молодой специалист, не понимал этой интриги, и чертежи, которые можно было сделать за день, делал именно один день, а не неделю. Инженеры в отделе были разбиты на небольшие профессиональные группы во главе с ведущим конструктором, у всех был определенный план сдачи проектов. После института выпускников назначали конструкторами только третьей категории, которые, по сути, были на подхвате у профессионалов более высокой квалификации. И меня после того, как я в своей группе выполнял всю несложную работу, передавали в помощь другим группам. И это вместо того, чтобы порекомендовать, больше отдыхать, помедленнее чертить. Таким образом я поработал практически во всех коллективах, пока во время перекура кто-то из старых конструкторов не пожалел меня и не объяснил хитрого расчета своего рабочего времени. Выполнять чертежи, которые мне поручали, после этого я стал гораздо медленнее. Что интересно, все восприняли это как должное и никаких замечаний не последовало.

В бюро работали и некоторые спортивные секции; естественно в свободное от производственной деятельности время. Появилась и секция дзюдо; экзотическое название этого вида японской борьбы привлекло меня. И вот – первая вечерняя тренировка в спортзале при нашем предприятии. Молодой тренер в белом кимоно учил нас безболезненно падать на голый деревянный пол. Очень быстро всем это надоело, и я попросил его показать хотя бы один боевой прием. Он показал,…да так, что у меня оказался перелом правой ключицы. Боец выбыл из строя. Гипс в поликлинике наложили во всю руку, к тому же медики согнули ее в локте, так что рука была параллельна плечу. Короче, настоящий «вертолет». Месяц я «летал» на больничном листе; потренировался, называется. При снятии гипса незадачливому дзюдоисту была рекомендована лечебная физкультура в специальном кабинете при поликлинике рядом с площадью Багаева. Там пожилая женщина заверила меня, что очень я рано пришел, надо через месяц начать восстанавливать работоспособность конечности по специальной методике. Она не знала, кому советовала! Неужели такой упрямый, нетерпеливый и самоуверенный «супермен» мог быть таким, как все? Так примерно о себе я тогда думал. В результате я себе разработал упражнения с постепенным увеличением нагрузок. А через месяц пришел в назначенный кабинет.

Медсестра и по совместительству тренер начала реабилитационный процесс: « Для начала левой здоровой рукой, аккуратно приподнимите правую, пострадавшую».

А там была двухпудовая гиря, и я «пострадавшей» рукой легко поднял ее десять раз на глазах у изумленного тренера. В общем, выписали меня на работу сразу, без всяких физиотерапевтических процедур. А мог бы еще месяц «на больничном листе» отдыхать.

Записав этот эпизод в свою общую тетрадь, невольно улыбнулся. Подумалось, в тюрьме отдохну за всю переработку там, на воле. Лишь бы не устать от этого самого «отдыха»…

В 1979 году моя жена Наташа окончила тот же текстильный институт и должна была выбрать по распределению будущее место жительства и работы. Мы с ней и сыном Сергеем на семейном совете решили переехать на постоянное проживание в Кинешму, красивейший город на Волге. Оба устроились на фабрику № 2 – она начальником ленто – ровничного цеха, правда, перед этим, ей пришлось какое-то время поработать здесь мастером, а я – механиком новой ткацкой фабрики. Сначала жили в общежитии на улице Королева. Но вскоре получили от предприятия отдельную, хотя и небольшую квартиру на пятом этаже в малосемейке на той же улице. Это была такая радость для молодой семьи! Вот как тут не вспоминать советские времена с теплотой и любовью?

Я с двенадцати лет упорно и ежедневно тренировал свои дух и тело, так как считал обязанностью всякого мужчины уметь защищать и себя, и своих близких. Дома у меня всегда были гири – двадцати четырех и тридцати двух килограммовые, гантели. В сарае, который приобрели сразу же по получении отдельного жилья, висела самодельная груша – мешок из плотной ткани, набитый сухими опилками. Ее я регулярно молотил тяжелыми кулаками. Терпеть не мог несправедливость – даже по отношению к незнакомому человеку, и драк не избегал при этом. Честно сказать, мне даже …нравилось, когда «нехороший индивид» летел на землю от моего удара и замирал. Иногда одновременно три и даже четыре мужика оказывались в положении жертвы моего буйного характера. Сам битым практически никогда не был, лишь – слегка поцарапанным. Гордиться такими «подвигами» перестал лишь после того, как судьбой дано было много времени для того, чтобы хорошо и обстоятельно подумать о своей жизни.

Наверное, нередко можно было решить вопрос иначе, без драки, гневных эмоций. Но на какие-то размышления и оценку той или иной ситуации времени, как правило, совсем не было. Да и сам карцер как бы умиротворяет: конфликтовать не с кем – сиди, вспоминай, переосмысливай…. При этом от того, как ты здесь поступишь, очень мало что зависело, ведь находишься во власти сотрудников изолятора и… этих мокрых толстых стен. Вспомнился случай, когда вроде бы, сделал все правильно, хотя и не совсем законными методами.

Как-то раз, примерно, в 1979 году, мы с супругой от моих родителей, которые в то время проживали в Иваново, поехали в город Тейково, к любимым мною теще и тестю. Мама жены, Горбунова Нина Петровна и отец, Горбунов Михаил Алексеевич, встречали нас всегда с нескрываемой радостью и гостеприимством. На станции Текстильный мы взяли билеты и сидели в зале ожидания до прихода поезда. Здесь же в зале, на соседней лавочке, пятеро местных хулиганов приставали к девушке, уговаривая ее никуда не ехать, а остаться с ними. Как я понял, девушке они были не знакомы, и, бедная, не знала, как от них отвязаться. Был в этом зале еще неприметный, невысокий паренек, который неотрывно смотрел на происходящее и, похоже, ему это тоже не нравилось. Жена, хорошо зная меня и видя, что назревала неравная драка, силой вывела меня на улицу, и мы пошли на платформу. Вдруг сзади послышались крики и, обернувшись, мы увидели, что тот неприметный паренек перочинным ножом пытался ударить окруживших его хулиганов. Для меня это было уже слишком, и я побежал на помощь смельчаку. Увидев здорового мужика и не зная, на чьей он стороне, герой-одиночка замахнулся ножом и в мою сторону. Хулиганье, очевидно, тоже хотело принять меня в свои ряды. Я крикнул парню, чтобы тот убрал нож, обещая в этом случае свою помощь. Герой доверился и нож убрал. А в драке оказался неплохим бойцом, не ожидал я от него существенной помощи, но двух «оппонентов» он уложил на землю ударом своих рук довольно быстро. Может, тоже увлекался боксом? Остальные познакомились с моими кулаками. На все – про все у нас ушло минут пять. Оказалось, что после моего ухода местные озорники, вырвали у девчонки билет из рук и разорвали. Девушка заревела, и паренек не выдержал, заступился. Всегда уважал таких неравнодушных и смелых людей, ведь именно такие мужики и слабого человека защитят, и за Родину погибнут не раздумывая.

Но в следственном изоляторе в моей голове возникла и другая мысль, ударь он серьезно кого-то ножом,– сидеть ему здесь, со мной, на соседних нарах. Таков Закон, но справедлив ли он? Порой порывы сердца идут с ним вразрез.

Тем временем подходил пассажирский состав. И вдруг кто- то крикнул: «Смотри! Сзади!». Я увидел пришедшего в себя хулигана с колом в руках, как в деревнях говорили,– с «дрыном». Намерения его были очевидны. К счастью, дело было зимой, и мода на собачьи шапки была в самом разгаре. Как раз такая и была на мне. Я не мог отклониться назад, чтобы избежать удара – был риск попасть под поезд, и принял удар по голове. Кол… не выдержал и сломался. В руках у нападавшего остался небольшой обломок, я же стоял, как ни в чем не бывало. Парень явно растерялся.

–Ну и что дальше, – спокойно спросил я его, не двигаясь с места.

Ничего не ответив, он трусливо побежал. Но разве я мог его просто отпустить? Пришлось его догнать и еще раз отправить хулигана в нокаут.

Подобный случай у меня ранее уже был – примерно в 1973году, только с… колхозным быком. В те времена, обычно осенью, студентов отправляли в колхозы, помогать в уборке урожая. Как-то несколько парней и симпатичных девчонок, собирали картофель в поле. А невдалеке пасся довольно мощный бык с кольцом в носу. Он все ближе и ближе подходил к нам – похоже, девчонки ему тоже нравились, но – не взаимно. Те стали кричать от страха. Я, как «истинный рыцарь», выворотил кол из ближайшей ограды и устремился на быка. Говорят, смелость города берет, но нередко она оборачивается глупостью. Бык, наверное, не поверил глазам своим, заметив отчаянного смельчака, тем не менее, побежал, я – за ним. Догнал, замахнулся, хотел как следует вдарить быку, но… промахнулся и сломал свое «оружие». В руках остался ни на что не годный обломок, который я швырнул в соперника, не причинив, однако, тому никакого вреда, а сам – рванул наутек, поближе к своим сокурсникам. Бык же, наверное, решил восстановить свой статус-кво и двинулся за мной. Ребята предусмотрительно залезли на стог сена, который стоял недалеко от картофельного поля, и затащили следом девчонок. Таким образом, все были в полной безопасности, и только мне ничего не оставалось, как бегать вокруг стожка. Бык догонял – медленно, но уверенно и…неотвратимо. Так мы с ним сделали несколько кругов друг за другом, пока кто-то из ребят не догадался протянуть мне сверху руку. Я ухватился за нее и в мгновение ока оказался вместе со всеми.

Девчонки стали подтрунивать надо мной – типа, как я быстро бегаю, а я отдышался и заявил: « Рано вы меня подняли, еще чуть- чуть и я его догнал бы».

Все рассмеялись, при этом кто- то от смеха чуть не свалился на землю, но еще долго мы ждали, пока бык успокоится, забудет обиду и уйдет. В дальнейшем, я с ним старался не встречаться – кто знает, что на уме у этого гиганта?

Опять пытался договориться с совестью, рассуждая на деревянных нарах: « А чем хулиганы на вокзале отличались от этого колхозного быка? И те, как и он, на какие-то «воспитательные» разговоры отреагируют одинаково агрессивно. Понимают только язык силы. Так может быть, в данном случае я поступил правильно? Или надо было кричать: «Милиция, помогите»? Будет ли после этого жена меня уважать?».

Где то в глубине души я сам всегда осуждал любые драки, но иногда, когда в результате восстанавливалась справедливость, ощущал глубокое удовлетворение, а порой – даже гордость. Об одном из таких случаев хотелось бы рассказать. Не помню, работал ли тогда я еще на фабрике, или уже в милиции. Ехал я как-то вечером домой в автобусе №1 из центра города на вторую фабрику. Пассажиров, как всегда, было много, и я стоял у заднего окна и думал о чем-то своем. На сиденье ко мне лицом сидела молодая женщина с ребенком-грудничком. Он вел себя тихо, наверное, спал. Перед ее ногами была металлическая перегородка, обычная для городских автобусов. На нее уперся руками в наколках, крепкий молодой парень. Он был явно пьян. Мужчина дремал и непроизвольно опустил руки прямо на лицо ребенка. Судя по реакции мамаши, парень был ей незнаком. Женщине он не грубил. Дремота одолевала его, и руки снова оказывались возле лица младенца, а то и на нем. Я пока молчал, не желая скандала в общественном месте, тем более, что в автобусе было несколько моих знакомых. А вот какой-то интеллигентного вида молодой человек не выдержал и сделал достаточно вежливое замечание нетрезвому гражданину. В ответ послышалась блатная тирада, из которой не матерными были только два слова: «дам в морду». Молодой человек, сраженный в этом словесном бою, сразу же вышел на ближайшей остановке из автобуса. Картина не менялась. Следующее замечание нарушителю спокойствия в автобусе сделал другой мужчина, на вид гораздо менее интеллигентный, но удар пьяного ему в лицо отбил желание продолжать урезонивать хулигана. Он тоже покинул автобус. У меня в голове созрел довольно коварный план, но мне осуществить его хотелось в своем родном районе, чтобы не ждать следующего автобуса. Бог услышал мою мольбу: хулиган доехал точно до «моей» остановки и вышел, я – сразу следом. И – какое везение: он пошел проулком, по направлению к моему дому. Стояла зима, было темно и морозно на улице, и – узкая тропинка в снегу. «Намеченная жертва» двигалась чуть впереди меня. Я знал несколько, очень оскорбительных для побывавших в местах не столь отдаленных, слов и громко их высказал.

Парень обернулся и спросил: « Это ты мне?».

Я ответил утвердительно. Он, видя перед собой человека старше себя и много ниже ростом, решил зря времени не терять, и с каким- то воинственным криком рванул в мою сторону. Я же – не спеша поставил ноги в положение наиболее устойчивого равновесия, и когда дистанция между нами сократилась до длины моей руки, с силой выбросил ее вперед и в челюсть тому, кого хотел поучить хорошим манерам. Нокаут парня был глубоким, о чем я сожалел, так как не вся еще злоба выплеснулась из души. Но лежачих я никогда не бил, тем более, тех, кто потерял сознание. Я сначала ушел от неподвижного тела. Но беспокойство о том, не убил ли я невзначай хулигана, заставило меня остановиться и понаблюдать за ним из-за угла ближайшего дома. Да и мороз был такой, что на снегу можно было быстро замерзнуть до смерти. Минут через пять – десять по этой же тропинке неторопливо пошли мужчина и женщина, как мне показалось, оба – не старше пятидесяти лет. Естественно, что лежавшего парня им никак нельзя было обойти, и они начали его тормошить, думая, наверное, что тот просто заснул. После определенных усилий парень с помощью этих людей поднялся на ноги. Ни я – за урок, ни пожилые прохожие не дождались от парня элементарного спасибо. А ведь они явно спасли его от замерзания. Я ушел домой. Прошло много лет, но ни разу не пожалел о том, что сделал в тот вечер.

Даже сидя в холодном карцере, куда качнулся «маятник моей судьбы», снова и снова просматривая в своей памяти «ленту событий», я убеждался в правильности того своего поступка. Не было убежденности лишь в том, что одним ударом я перевоспитал тогда того, кого не исправила тюрьма, но я надеялся что, в другой раз парень поостережется так себя вести в общественном месте. Ведь все люди разные, не все – слабые, трусливые и безразличные. Но всякое зло должно быть наказанным – это мое твердое убеждение. А правовым методом или нет, это уже совсем другое дело.

Глава 3. Милицейские истории.

Наверное, не случайно, что такое болезненное чувство справедливости, воспитанное во мне с малолетства родителями, влекло меня на работу в милицию. Я полагал, что там работают только честные, справедливые, «правильные» люди. Это мнение во многом сложилось из прочитанных книг и просмотренных фильмов о сотрудниках правоохранительных органов советского времени. Как же я ошибался! В милиции, как и в любом другом месте, есть плохие люди, есть хорошие. Есть «ни рыба, ни мясо», есть, наконец, и откровенные «бяки», как говорил мой маленький сын, когда ему было около двух лет. Но в те времена идеализм еще был весьма распространенным явлением, а фильм «Золотая мина» с очень хорошими, известными актерами, окончательно убедил меня в правильности выбора. Можно прямо сказать, что именно этот фильм перевернул всю мою дальнейшую жизнь. Как красиво сотрудник уголовного розыска (актер Янковский) в кафе на берегу Черного моря, да еще под хорошую музыку, брал преступника (артист Даль). Тогда мы жили еще в Иванове, у моих родителей. Я пришел к начальнику милиции Фрунзенского отдела областного центра Михаилу Николаевичу Солдатенкову, проситься на работу в уголовный розыск. Он назначил мне месячную стажировку под руководством опытных оперативников. Я даже отпуск взял для этого в конструкторском бюро…. Месяц пролетел, а места свободного так и не образовалось – по крайней мере, мне так сказали. И я ждал…. Потом, уже в Кинешме, проработав 9 месяцев на 2-й фабрике, опять пошел – уже к начальнику Кинешемской милиции на прием. А в кабинете сидит… тот же Солдатенков ! Что скажешь: судьба! Он меня узнал, объяснил, что его перевели на службу в Кинешму. И вот 22 апреля 1980 года я уже был сотрудником уголовного розыска. Как сказал Остап Бендер в фильме «Золотой теленок»: «сбылась мечта идиота». Кабинет, куда меня определили, был предназначен для четверых, как чуть позже стали их называть – оперуполномоченных. Старшим был Мухин Миша, крутой такой опер о которых говорят, что ему сам черт не брат. Обслуживали мы рабочие районы – 2-й, 1-й фабрик и «Красной Ветки». Криминальная обстановка в них была довольно сложной, к тому же милицию, это уже по традиции, – здесь не очень уважали; помогать обычно никто не хотел. А нетрезвые мужики в микрорайонах этих фабрик легко могли побить и самих милиционеров, даже одетых в форму.

О правильности решения идти работать в уголовный розыск, даже тщательно взвесив все аргументы я, сидя в следственном изоляторе, сделать однозначный вывод так и не смог. Во-первых, из обыкновенного скромного парня из рабочей семьи, который мог иногда прихвастнуть, получился довольно самоуверенный, если не сказать, наглый оперативник. Во-вторых, я узнал о жизни такое, что никогда бы не хотел знать. В-третьих, общаться приходилось с людьми, которых по хорошему-то надо было обходить стороной, включая и некоторых своих новых коллег. В-четвертых, именно здесь я приучился употреблять алкоголь. В-пятых, такого разочарования в органах власти, конкретно милиции, правда, после увольнения из ее рядов испытать я не пожелал бы никому. А положительным во всем этом были реально интересная работа и возможность с помощью Закона бороться со злом, ощущая за спиной поддержку и мощь государства. Впрочем; в моих понятиях зла, о причинах его вездесущности, а также в методах борьбы с ним, у меня произошли большие изменения. Глубокие и неторопливые размышления на эту тему, чтение соответствующей литературы, жизненный опыт приводят, как правило, к выводам, далеким от очевидности. В жизни все гораздо сложнее и запутаннее, чем мы привыкли думать и идеализировать…

Хорошо запомнилось первое суточное дежурство вместе со старшим,– а им оказался Мухин, который должен был научить меня работать. В районе его все знали и побаивались – он мог постоять за себя, а это здесь приветствовалось. А вот и первый вызов: сосед громко и непрерывно стучался в дверь женщины, чем нарушал заслуженный ею покой. Это была довольно бойкая разбитная бабенка, она знала многих сотрудников милиции и уж, конечно – Михаила. Мухин вкратце объяснил мне, что я как представитель власти мог вломиться в любую квартиру, избить нарушителей порядка, и даже посадить человека в тюрьму. В общем, инструктаж был, как говорится, что надо. Поднялись на последний, четвертый этаж, а там, на лестничной площадке, стоял здоровый и сильно пьяный рыжий мужик. Он своим литым резиновым сапогом методично бил в дверь, какой- то квартиры. Моего учителя он, видимо знал и явно боялся, так что сразу успокоился, пообещав уйти на свою жилую площадь – как раз напротив той, которую он хотел, так сказать, посетить. Удовлетворенные, мы спустились к машине уселись в нее -, но тут по рации дежурный сообщил, что опять звонила та, же гражданка и жаловалась на агрессивные действия соседа по лестничной площадке.

Мухину подниматься второй раз было лень, и он отдал мне странноватый приказ: «Дай ему в морду в воспитательных целях».

Я понял его буквально и вновь стал подниматься наверх. А тот рыжий хулиган видно, не запомнил меня в лицо и вместо двери попытался пнуть ногой меня. От его удара я увернулся, одновременно зацепив крюком справа, его распаленную физиономию. Приземление дебошира было жестким, но в квартире оказался еще и отец, его истошный крик: «Сына убивают!», заставил быстро меня успокоиться.

Через два дня я уже сидел в кабинете заместителя прокурора города Черноглазова. Он очень сильно заикался и сказал мне: «Если ты та…так начинаешь, то к мо…моей пенсии у…уже из тю…тюрьмы освободишься». Надо же: как в воду смотрел работник прокуратуры! И ведь сбылось его гневное предсказание!

…В очередной раз улыбнулся своим воспоминаниям. Действительно, то предсказание почти сбылось, ведь я в данный момент находился на жесткой деревянной кровати без матраса. Но успел-таки двенадцать с лишним лет отработать в милиции. Между тем сам Черноглазов давно уже умер и гораздо раньше, чем я уволился из органов.

Лично за мной был закреплен район 2-й фабрики, где я собственно, и жил. В мои обязанности входило – раскрывать все преступления, то есть устанавливать лиц их совершивших, и собирать доказательства вины всех соучастников. При этом я должен был обладать информацией обо всех людях, не желавших жить по Закону. А для этого у меня должна быть агентурная сеть, или как говорят в народе, «стукачей», которые на тайных встречах должны сообщать мне обо всех преступлениях, ставших им известными и лицах, их совершивших. По сути, многие «стукачи» сами были преступниками, но с ними был заключен своего рода договор: им прощалось ранее содеянное, но взамен они должны длительное время сообщать оперу, то есть мне, интересующую меня информацию. Все было просто и придумано до нас. За хорошую информацию «стукачам» платили деньги, и многие из них настолько были увлечены подобным заработком, что могли «продать» и мать, и отца, и тем более друзей.

Естественно, в начале своей работы я подобных секретов не знал, и никаких агентов у меня тогда не было. Деньги, выделенные на работу с таким контингентом, должны были ежемесячно тратиться, иначе сумму сокращали. Не удивительно, что в конце месяца начальник уголовного розыска Гладышев Борис Константинович, человек всецело преданный работе, буквально навязывал всем опытным операм деньги.

Кто-то просил у него шестьдесят рублей, кто- то – пятьдесят или тридцать. Я же сидел, не понимая, что за премии раздают и почему мне не предлагают, ведь моя зарплата на тот период была около ста рублей. Уже потом, когда мне присвоили звание старшего лейтенанта милиции, она немного увеличилась. Кстати, присвоение сразу «старшего» произошло потому, что по запасу в военкомате у меня именно такое звание и было.