И тут я увидел эльфа. Аридил не шел – парил над схваткой, превратившись в ангела смерти. Кровь заливала его с головы до ног. Страшное даже на вид оружие, казалось, вращалось одновременно во всех плоскостях. Он появился откуда-то сбоку и с ходу врубился в одну из кучек, за пару секунд разметав всех, кто в ней был. Кровь летела, как будто люди попали под вертолетный винт. Аридил что-то бросил оставшемуся стоять изможденному и израненному человеку, а потом скользнул к следующему месту схватки. И я наконец понял, у кого на самом деле не было шансов. Вот оно, преимущество классического образования!
Знаете, ведь как бывает? Злодей получает смертельный удар за секунду до торжества. Злодеем я себя не чувствовал, но на классический ход всех киношников нарвался по полной программе. Я слишком рано решил, что наши уже победили, поэтому для меня оказалось полной неожиданностью появление здоровенного воина с тяжёлым мечом в пятнадцати шагах от меня.
Он тоже был залит кровью, кожаный доспех пробит на боку и груди, но взгляд его жег, как лазерный луч, и умирать он не собирался. К сожалению, я сам виноват: чересчур бурная радость привлекла внимание врага, вызвав кривую усмешку у него на лице. Он бросил взгляд на Оррика, который к тому моменту расправился еще с одним человеком, и, перехватив меч получше, направился прямо ко мне.
Аридил, как ни странно, первым заметил угрозу, но, ввязавшись в драку сразу с пятью противниками, даже с его умением не мог немедленно прийти мне на помощь.
– Оррик! – вскричал он отчаянно. – Иан! Оррик!
Инквизитор тоже заметил, что у меня намечаются смертельные затруднения. Его попытка прорваться ко мне едва не стоила ему жизни. Он ещё раз взвинтил темп, но то ли на этот раз его противники оказались не из последних, то ли сказывалась усталость, – ему так и не удалось задуманное. Судьба в очередной раз подкинула мне задачку. На этот раз в ней было не меньше ста килограммов, а в руке зажат меч.
Воин решительно приближался. На его лице играла презрительная ухмылка, над головой черным-черно от намерений. Иллюзий я не питал: сбежать от него я бы не смог при самом хорошем раскладе, убить прекрасно вооруженного человека, который к тому же знает, с какой стороны браться за меч, – история из разряда фантастики. Осталось одно: тянуть время, пока мои спутники не покончат со своими проблемами, и тогда они разберутся с моей.
– Уважаемый, – крикнул я, отступая, выставив вперед правую руку. – А с какой стати, позвольте спросить, вы набросились на мирных людей, которые шли себе и никого не трогали…
– Это инквизиция-то мирные люди? – с усмешкой прорычал мужик. – Я удивляюсь, как это они такого уродца не сожгли на костре. Ну ничего, я исправлю их ошибку, а затем разберусь с остальными!
Воин догнал меня и сбил с ног. Получив удар кулаком в лицо, я «поплыл». Мир потек перед глазами, начал вращаться, постепенно замедляясь. Я моргнул и увидел, как острие меча возносится вверх, чтобы через секунду оборвать мне так дорого доставшуюся свободу, а заодно и во второй раз мою жизнь. Возносящийся кверху меч лишал сил, завораживал своей безысходностью, на грани сознания разряженной батарейкой моргала мысль, что жить мне оставалось считанные мгновения. Нормально, по-человечески…
В следующую секунду меня словно ударило током и подбросило вверх. Никогда в своей жизни я не двигался так быстро, а моя рука, в которой был стиснут нож, подаренный Орриком, оказалась ещё быстрее. Не помня себя, я бил и бил в не защищенный доспехами низ живота, тесно прижавшись к ненавистному телу. Отчаянно резало глаз под повязкой, в ушах гудело, а сверху на голову падала рукоять чужого меча – память тут же услужливо подсунула воображению звук моей первой смерти.
ЧАСТЬ 2
Глава 1
Эта прогулка под палящим солнцем началась почти два месяца назад с довольно памятного разговора. Не знаю, сколько прошло времени, после того как кинжал эльфа вспорол мне сердце.
Холод – вот первое, что я тогда почувствовал, едва открыл глаз. Вдаль убегал лунный пейзаж, кратеры, выбоины, мелкое коричневое крошево – все такое преувеличенно громоздкое, большое, словно под микроскопом. Где-то посередине возник скрежет, ему вторил хрип, в центре моего существа что-то дрогнуло, зашевелилось, стронулось с места; легкие, словно гигантские меха, втянули первую порцию воздуха, послышался звук, с каким утопший делает спасительный вдох. Грудь стиснуло, и я закричал, захлебываясь чем-то тягуче-приторным. В висках громыхнул первый «бум», проржавевший механизм провернулся. Новая вспышка ослепительной боли. Грудь разрывало на части. Меня вывернуло, по телу побежала сильная дрожь, как будто сквозь него пропустили разряд. Снова вздох, его сделать так трудно, что нестерпимо хотелось протолкнуть воздух руками. «Бух-бух». Взгляд то застилала молочная пелена, то прояснялось, и тогда перед глазами возникала ставшая привычной картина красной пустыни. Третий удар запустил мысли вскачь.
Рядом с лицом опустился чей-то сапог, и меня осенило, что я просто лежу на полу из каменных плит. По поверхности обуви пробежала волна, и кожа текстурой подстроилась под камень – очень уж знакомые сапоги! Мысли оказались прерваны новым спазмом. Меня вырвало. Мозг подсказал пугающее слово «кровь». Снова одиночное «бум», звук напомнил чихание стартера, и мотор, мое дырявое сердце, вдруг схватился. Я почувствовал, как грудь отпускают стальные крючья смерти, гул в ушах стихает, и услышал сочувственный голос:
– С почином вас, юноша. Не буду обнадёживать, что после будет легче. Приходите в себя, и вернёмся к нашему делу. – Коричневая громадина исчезла из поля зрения. Провожая ее глазами, я узнал помещение: мы все еще в кабинете епископа. – Вам повезло. Помнится, один из ваших поймал горлом стрелу. Оказалось, он совсем новичок, но никому тогда и в голову не пришло извлекать из тела оперенную вестницу смерти. Так он и умер три раза подряд, бедняга. Хрипел и скреб горло руками, скорее приближая конец. – Эльф хмыкнул. – Мироздание стремится к равновесию, и чем больше сил будет дано вам впоследствии, тем меньше шанс их использовать на свое благо. Так что умереть сразу трижды – это то, что заслуживаете все вы. С жизнью же расстаться так просто, – я услышал легкий щелчок, напоминающий стук костяшек.
«Один из ваших» – это, несомненно, про одного из моих предшественников. Ну да, про тех четырнадцать человек, что стали бичом для Арли. Бичом, который щелкает раз в две тысячи лет. Бичом, одним из которых, так уж вышло, стал и я, Александр Гроцин, ныне пацан семнадцати лет по имени Иан. Я – Враг. Но я смогу избежать этой участи, если не погибну три раза. Это заветная цифра, которую стоит запомнить лучше, чем день своего рождения. Ибо, как только трижды остановится сердце, планы на будущее можно будет больше не строить, и одну попытку у меня уже отобрали.
Воспоминания молнией сверкнули и тут же поблекли. Секунды мне хватило, чтобы вцепиться мыслью в слова, произнесенные эльфом. Я похолодел. Одной стрелой можно убить сразу три раза?! Где же хваленая регенерация? Или как раз она-то и убивает? Ты возрождаешься со стрелой и умираешь от нее снова. Меня бросило в жар: получается, стоило Аэларэлю оставить кинжал в моем сердце, как период моей осмысленной жизни закончился бы, не начавшись?!
Глазами обшарив камень, я только сейчас заметил, что плаваю в луже крови. Да, теперь не оставалось сомнений, что я воскрес на том самом месте, где меня решили поучить уму-разуму. Доказательством тому испорченная одежда с аккуратной дырочкой напротив левой груди – князю не откажешь в ювелирной точности действий.
– А если отрубить голову? – прохрипел я, изучая на ощупь кожу напротив сердца: на ней не оказалось и следа от кинжала.
– Топор – это для благородных, вашим, как правило, достаточно и верёвки. Впрочем, если так хочется, всегда можно договориться об исключении.
Заманчиво, но торопиться не будем. Оставим все глупые вопросы на будущее. Главное, легкие снова работают, как обычно. Я попытался подняться и тут же перехватил направленный в мою сторону холодный взгляд, над головой светилось зеленым ровная, гладкая сфера. Но, демон его задери, я терялся в догадках: то ли он так доволен расправой, удовлетворив чувство мести, то ли у него просто хорошее утро. В отличие, кстати, от моего. Не припомню, чтобы в нем после плотного завтрака что-то говорилось о смерти.
Спустя мгновение я с сожалением осознал, что слишком высокого мнения о собственной выносливости. От приложенных усилий помутнело в глазах, я начал заваливаться, но тут же спиной ощутил поддержку. Распахнул глаза и с изумлением увидел в десяти сантиметрах улыбку на холеном лице. Аэларэль не дал мне упасть, в губы ткнулось что-то холодное и жесткое, в нос ударил изумительный аромат.
– Пейте, это вино, – повелительно произнес князь. – Вы, молодой человек, потеряли чересчур много крови.
В какой-то момент эльф приблизился настолько, что запах вина отошёл на второй план. Я ощутил, как пахнет Аэларэль. Тонкий, но столь мощный букет запахов, исходящий от его тела, оказался настолько настойчивым, что все остальное вмиг забылось. Цветы. Пахло цветами, как будто корицей и ещё чем-то безобидным, почти незаметным. От этой смеси бежали мурашки по коже, хотелось, как щенку, прижаться к нему щекой, потереться, чтобы ощутить причастность к чуду.
Мне впервые довелось столкнуться со столь сильным желанием, какая-то часть моего «я» оказалась не в силах сопротивляться. Аура князя заполонила все. Зелёное бесконечно живое поле, я почти физически ощущал радость существа, склонившегося надо мной. Аэларэль был в восторге! Мне ещё не приходилось сталкиваться со столь насыщенной краской. Инстинктивно я перехватил его руку с бокалом, и в тот самый миг, когда ладонь дотронулась до его пальцев, мое тело пронзило током. В его мыслях было совсем иное. Ненависть, презрение, брезгливость – меня словно окатило помоями. Я почувствовал, что теряю контроль.
«По твоей вине, длинноухий ты ублюдок!» – мысли черной кляксой скользнули перед глазами. Передо мной замаячила незащищенная грудь, прикрытая лишь парадным костюмом. Я аж затрясся, зубы свело, так что я не мог ни что-то произнести, ни сделать глоток. Мой взгляд опустился, и я увидел тот самый клинок, что пригвоздил меня к стулу, как муху. Он безжизненно свисал с пояса эльфа на тонком ремне в нескольких сантиметрах от моей раскрытой ладони. Меня осенило: «У этой сволочи в одной руке я, в другой чаша с вином – успею!»
В следующую секунду чудовищная сила подняла меня в воздух, и я на секунду обрел способность к полету. Ещё мгновения хватило, чтобы понять: рожденный горбатым – летать может, но ничего общего с чувством свободы эта история не имеет. Встреча с камнями пола напрочь отшибла дух, меня несколько раз перевернуло, я вообразил себя лавиной, пущенной с гор, но поток нес совсем недолго: три кувырка, и я замер носом к стене. Двигаться не хотелось. Сердце опять изображало чахотку, судорожно выплевывая удары, звезды в глазах заставляли сжаться от страха ожидания, что вот он, второй раз. Но миновало. Я снова пришёл в себя, похоже, на какое-то время потеряв сознание от удара.
– Надо же, – укоризненно заметил скрипучий голос, – а я считал вас благоразумным молодым человеком.
– Надо же, – услышал я свой переломанный шепот, – я тоже. – Осознание, что немедленной смерти удалось избежать, ничуть не уменьшило шок от произошедшего: я был готов убить. Но и эльф хорош! Скрыл от меня свои чувства. Как? Как ему удалось? Но касание руки расставило все по местам. Видимо, лучше «контакт», и даже такое древнее и могучее существо не может сопротивляться дару.
Вот только теперь совпадение наших желаний меня уже не радовало. Следует держаться настороже. У князя даже за тройным дном может скрываться секрет. Но об этом я подумаю позже. Ни в коем случае нельзя дать понять, что я читаю его, как открытую книгу, пусть вместо слов одни лишь картинки. За ними не скроешь руку с кинжалом.
Мое невнятное бормотание услышали. Епископ громко хмыкнул, в тишине послышались его старческие шаги. Какой актер! Если бы не видел собственными глазами, сколько прыти в его тщедушном теле, ни за что не догадался бы, насколько старикан талантливый лицедей. Все они тут артисты больших и малых театров.
Скольких косточек я недосчитаюсь сегодня? Выходка с ножом может стоить мне слишком дорого. Если так пойдёт дальше, то шансы выйти отсюда живым – призрачные. Крякнув, я рывком приподнялся и, на миг пожертвовав сознанием, все-таки оперся спиной о стену. Стало легче. Нос тут же сморщился: в помещении перемешались запах крови и пьянящий аромат отменного красного. Я осмотрел себя: на одежде бурели пятна. Потерев пальцами то, что выглядело совсем свежим, я понюхал ладонь: вино. Костюм, за который я отдал немалую часть сбережений, оказался безнадёжно испорчен. Как в поэме: кровь и вино. Ни то, ни то не отстирывается. И да, кровь действительно нужно чем-то восстановить.
– Можно мне глоток?
Князь стоял у окна. Он бросил равнодушный взгляд на стол епископа, где стояла початая бутылка.
– Можно.
Ага, как я и предполагал, рисковать он не будет. Да и зачем Аэларэль вообще полез со своей помощью? Показать участие? Угрызения совести? Смешно. Я уверен, за пять тысяч лет от этих штук у князя ничего не осталось. Высохли и отвалились. Тогда зачем? Очередная игра напоказ? Но перед кем? Себя, конечно, я за фигуру не брал – не тот вес и коленкор. Но кто еще сможет оценить его пантомиму? Или как раз наоборот? Что может быть восхитительнее, чем пьянящее чувство превосходства над Убийцей, именем которого заставляют содрогаться в страхе планету. Власть над ужасом прошлого – отказаться от такой приманки сложно даже древнему интригану.
Я искоса за ним наблюдал. Сейчас Аэларэль демонстрировал холодное высокомерие. Но я-то видел, что его настроение ничуть не тронула моя неудавшаяся попытка. Значит, ждал и догадывался! Но как он мог предугадать, что его действия вызовут такую реакцию? Выходит, помощь – хорошо разыгранная провокация! Черт возьми, сейчас подобные вопросы слишком сложны для моего измученного событиями мозга. Но полно, мне действительно хотелось вина. Его запах дразнил. Пузатая бутылка, в которой оставалась еще половина, мозолила мне глаза. Вставать самому? Упаси боже, ещё и тут опозорюсь.
Помощь пришла с неожиданной стороны. Епископ, меривший шагами пространство перед столом, подхватил бутылку за горлышко, близоруко сощурившись, посмотрел на просвет и сделал добрый глоток. Уровень жидкости ощутимо просел, я помянул и его нехорошим словом.
– Кислятина, – поморщился он, доковылял до стены и сунул бутылку мне. – Сразу все не пей, у тебя и так с головой неважно. Или, знаешь, можно вернуть тебя обратно в подвал. Номер-то свободен.
Мне стало не по себе. Конечно, я догадывался, что епископ вряд ли исполнит угрозу, но сам факт, когда из уст человека такого ранга срываются подобные обещания, не способствует душевному равновесию.
– Спасибо, я сыт по горло вашими пытками, – как я ни пытался сдержать дрожь, у меня не получилось продемонстрировать стойкость. Уж не знаю, что меня выдало, но епископ аж подпрыгнул от вскипевших чувств.
– Пытки?! – заскрипел он, и я впервые за все время услышал его смех: нечто среднее между скрипом металла по стеклу и уханьем филина, больного бронхитом. Я даже про вино позабыл, обняв его, как пьяница прижимает к себе остатки от вчерашнего пира, которые внезапно обнаружились под кроватью после славной попойки.
Епископ долго и выразительно смеялся. Облако над его головой приобрело такой оттенок, какой бывает у травы в армии, когда ее, по словам отца, красили зеленой краской перед очередным смотром. Я же недоумевал. Что может быть смешного в пытках, которые длятся так долго, что забываешь, что жизнь наверху отличается от грязного крысиного пятачка, проклятого и солнцем, и луной? Мне стало казаться, что свою попытку покончить со злом я начал не с того человека. И хоть старость надо уважать, конкретно эту мне захотелось немного укоротить.
Наконец отец Тук справился с приступом веселья, и, подбоченившись, надвинулся на меня, как айсберг на набивший всем оскомину теплоход. Он остановился передо мной, покачиваясь на пятках. Ряса мешком свисала с его тощих плеч, поверх нее на груди массивно поблескивал символ церкви: три кольца с тремя мечами, устремленными внутрь. Эдакий олимпийский значок всемирно известного чемпиона.
– Повеселил, нечего сказать, – пропыхтел он. – Пытки, – он выговорил это слово почти с любовью. – Пытки, мой юный друг, к тому, что делал Крыса, не имели никакого отношения.
В смысле?! Я задохнулся от возмущения, не в силах вытерпеть удар ниже пояса. А что же это было?! Отпуск у моря?! Китайский массаж? Но озвучивать свои мысли я не стал, чудом ухитрившись задушить в зародыше всякое желание говорить.
– Если бы тебя пытали по-настоящему, – епископ опустился передо мной, уперевшись руками в колени, и ласково заглянул в глаза, – ты бы превратился в растение через пару дней, – он встал и покачал головой. – А может, и раньше. Крыса каждый день обивал у меня пороги, скуля, чтобы я либо позволил ему нормально работать, либо прекратил над ним насмехаться. Этот простак думал, что чем-то провинился, раз я не даю ему полную свободу воли. Но что поделать, только он был способен не заиграться, хоть и не понимал, зачем это нужно.
До сих пор меня грела мысль, что я вынес эти два месяца благодаря стойкости духа. Да я сам от себя не ожидал, что выдержу испытание. Но я смог! Я сам себя удивил. Мысли об этом так вдохновляли меня в дни, когда казалось, что уже ничего не поможет. И вот пожалуйста! Крепость оказалась бумажной, ей хватило грибного дождя. Как же я хотел услышать, что это неправда! Из-за его слов моя неприязнь словно удесятерилась. Сама мысль об убийстве больше не казалась мне такой отвратительной. Я даже уже не знал, чьей смерти желаю больше. Впрочем, нет, знал: меня вполне устроит, если подохнут оба.