– Нет. Хозяин, скорее всего, остановится в замке. А в том шатре – бабы, – охранник заметно оживился. – То есть, простите, доминус, не знаю как это сказать-то по-благородному… В общем, молодые, свежие. Некоторые достойны стать наложницей хоть у главы прайда! Интересует?
Энки неопределенно повел плечами и оглянулся на меня. Я красноречиво зыркнул на него.
– Нет, меня интересует скорее… особый товар. Видишь ли, я изучаю Красную порчу…
– Порченого у нас нет! – категорично замотал головой охранник. – У хозяина с этим строго – только отборнейший товар!
– Жаль. А кто это у вас там так кричит?
Несмотря на большую скученность, в лагере было относительно тихо, поэтому крики сразу обращали на себя внимание. Доносились они со стороны навеса, сооруженного в дальнем конце ограды. Орал кто-то один. Не постоянно, с перерывами, но с таким надрывом, что напрашивались мысли о пытках. Тем более что я уже разглядел человека, лежащего на большом столе. Над ним сгрудились четверо, держа по рукам и ногам и наваливаясь всем телом.
– Да так… – замялся охранник. – Недоглядели тут за одним. Хозяин распорядился…
Я, не обращая внимания на предупредительные окрики, быстрым шагом направился к палатке. В груди закипала злость, которую я с трудом смог подавить.
Впрочем, я быстро убедился, что зря вспылил.
К моменту, когда я подошёл, все четверо, удерживающие пленника, подались чуть назад, расслабляясь. Все они тоже были из числа рабов – это было видно по земной одежде. На столе лежал молодой парень, бледный и взмокший от пота. В зубах он зажимал какую-то деревяшку, которую уже успел изрядно погрызть.
Над ним склонился худощавый невысокий мужик лет пятидесяти, тоже голый по пояс, как и многие здесь. На левом плече его темнела старая татуировка с якорем и каким-то буквами. Похоже, армейская. Приблизившись, я увидел разложенные на тряпице в углу стола окровавленные ножи, щипцы, мотки серой ткани, которая, видимо, должна была служить бинтами.
Похоже, парню на столе только что оттяпали пару пальцев на ноге. Без наркоза.
– Ну, потерпи ещё немного, – ободряюще проговорил хирург по-русски. – Совсем чуть-чуть осталось, перевязать только… Так, ты чего отпустил-то? Держи крепче!
Это уже рявкнул совсем другим тоном, и помощник виновато вжал голову в плечи.
– Да я думал…
– Думал он, бл… Держи крепче, говорю! Это вот подложи под колено… А где вода?
– Кончилась.
– Да как, твою мать, кончилась?! Я же сказал, набрать вот сюда и сюда!
– Ну кончилась, дядь Кость, – развел руками один из парней. – Я что сделаю? У этих сволочей же хрен допросишься чистую…
– Ладно, дай тогда хотя бы вон ту тряпку, руки обтереть…
Я мысленной командой открыл Суму, нашёл взглядом бутыль с водой. Судя по описанию этого артефакта, во время прыжков по Осколкам эта бутылка «перезагружалась» после каждого прыжка. Однако и вне Лабиринта это свойство работало – я в этом убедился за время нашего с Энки перехода через пустоши. Вода в ней постепенно восполнялась – медленно, незаметно. Но, стоило заглянуть в Суму спустя несколько часов – как бутылка вновь оказывалась полна. Вроде бы мелочь, но из таких, что вполне может однажды спасти жизнь.
– У меня есть немного, – сказал я по-русски, подходя вплотную к столу. Достал бутылку, полил из неё так, что хирург смог вымыть руки.
На меня он взглянул лишь мельком, коротко кивнув в знак благодарности. И тут же снова занялся пациентом. Один из помощников подал ему кривую иглу, подержав её перед этим над пламенем свечи. Хирург вдел в неё нить и начал аккуратно, но быстро зашивать кожу на обрубках пальцев. Парень снова начал стонать и извиваться от боли, двое помощников придерживали его за плечи.
Энки, достав из внутреннего кармана плоскую серебряную фляжку, молча поднёс её к лицу бедняги. Хирург даже приостановился, чтобы помощники немного приподняли парня и вытащили у него изо рта кляп. Глотнув из фляги, он закашлялся, но потом быстро обмяк. Взгляд его затуманился, и остаток операции он пролежал молча, глубоко и размеренно дыша.
Закончив со швами, хирург наложил плотную повязку и только после этого повернулся ко мне, окинув усталым, но цепким взглядом.
– Ну, здравствуй, Ян. Я так и знал, что мы ещё встретимся.
Я кивнул и пожал его узкую крепкую ладонь.
– Здравствуйте, Константин Игоревич.
Глава 4
У Константина была короткая необычная фамилия – Шаль. Причем у меня она вызывала ассоциации не с пуховым платком, а скорее с состоянием некоего куража, безрассудства. Хотя самому хирургу эта характеристика тоже не подходила – шальным его уж точно не назовёшь. Наоборот, кажется, что бы ни происходило вокруг, он остаётся спокойным, собранным, до цинизма хладнокровным. Таким я его запомнил по первой нашей встрече – там, в Долине Багровой пасти, когда он впустил меня в свою квартиру после того, как меня здорово подрали зараженные игнисом ротвейлеры.
Это было в первое утро после катаклизма, и с тех пор, кажется, прошла уже целая вечность. Всё-таки не зря говорят, что жизнь меряется не годами, а пережитыми впечатлениями. Я уже с трудом помнил о своей прежней, земной реальности – настолько всё изменилось всего за несколько дней. Впрочем, не только у меня. Так можно сказать о любом жителе города, попавшего в Пасть.
Но сейчас, увидев знакомое лицо, я будто снова вернулся в прошлое, а родной мир, растворившийся где-то в водовороте событий, снова напомнил о себе. Я обрадовался, хотя и знакомы-то мы с Шалем были шапочно. Но, увы, никого более близкого с Земли у меня не осталось. Макс погиб, Лиску похитили, Караев и остальные из его отряда, должно быть, сейчас где-то под присмотром у Дома Мэй. А тут – такая весточка из прошлой жизни…
Энки, заболтав охранника, увёл его дальше, выиграв немного времени, чтобы я мог переговорить с Шалем. Кажется, не обошлось без какого-то гипноза или еще одной взятки.
– Тебя прямо не узнать, – усмехнулся доктор. – Выглядишь совсем как местный.
– Хорошо, если так. Стараюсь не выделяться. У вас-то как дела?
– Лучше всех, – с сарказмом отозвался он, провожая взглядом помощников, которые оттащили прооперированного подальше в тень и теперь укладывали его на землю, подстелив какое-то тряпьё. – Даже, как видишь, практикую потихоньку.
– Что с ним?
– А, банальная история. Перелом пары пальцев. А дальше, без лечения и с такой антисанитарией… Могло быть и хуже.
– Здесь как оказались?
Он вздохнул, прищурился, глядя куда-то в сторону. Воспоминания явно не доставляли ему удовольствия.
– Да как, как… После того, как ты ушёл, мы ещё до вечера отсиживались по квартирам. Было относительно спокойно. Но потом пришли эти…
Взгляд его неосознанно метнулся в сторону ближайшего надзирателя, маячившего метрах в десяти от нас, рядом с открытым фургоном-клеткой.
– С тех пор всё время взаперти. Сначала нас в подвале дома держали, на следующий день переправили в какую-то крепость. Там мариновали, наверное, с неделю. А потом – сюда повезли. Но что, куда, зачем – хрен разберешь без языка. Хотя попадаются знакомые слова. На латынь похоже.
– Да, явно есть общие корни. Вам, как медику, должно быть, проще будет разобраться.
– Угу. Если бы я ещё помнил ту латынь с института, – усмехнулся Шаль. – Нас тут потихоньку учат, самым простым словам. Но это последние пару дней, пока в пути были. В крепости нами вообще никто не занимался. Согнали в загоны, как скот, разделили по небольшим группам. А дальше – только кормили да осматривали по несколько раз в день.
– Карантин.
– Думаешь? А хотя… Да, похоже на то.
Я в который раз напоролся на его внимательный, изучающий взгляд и отвел глаза. Волей-неволей я испытывал чувство вины перед ним, да и перед всеми остальными узниками. Просто из-за того, что я-то на свободе, а они тут. Хотя умом понимал, что это глупо. Что я мог сделать-то? Да и всё это время я тоже не прохлаждался.
– Ты сам как? – спросил хирург. – Смотрю, освоился. Только штуки этой золотой на руке не видно.
– А, долгая история. Расскажу как-нибудь. Когда выберетесь отсюда.