Подкатить туда же обратным манером
не пришло бы в голову даже Люмьерам:
из великолепнейших перспектив
не добьет сюда объектив;
растворимейшее деянье –
субъективность существованья.
Те же – с объективностью чудеса:
существую – следовательно верю,
что за дверью, сплошь – обетованные небеса.
Только совершенно за дверью.
***
Не к горю, не к слезам,
на ровном месте здрасьте,
как будто по глазам
взял и прошелся ластик –
вдруг человек тоскует.
А отчего хохочет? –
Господь его рисует
и кисточка щекочет.
***
Для поэта семьдесят – все твои сто,
да и то – привет из Элизия дате.
И не то чтоб Создатель к нему жесток,
просто с ним все быстрее творит Создатель.
От того, чтоб еще ускорить дела,
отвлекает не смысл, а конкретный почерк:
так и видишь, как прямо из-под стила
недосказанное уходит в прочерк,
за которым – уже только дольник. Руки,
самой легкой, невелика потеря
для купающейся в лазури строки,
для самой лазури, по крайней мере.
Слова
В глухой перспективе ночи
отсутствующий рассвет –
слова – в последнюю очередь
и очереди вослед.
Любой мимолетной препоне –
дорогу, любым мольбам
о смысле – нет, чтобы понятое –
уже по одним губам,
по редким ночного плеса
приметам, слышным едва,
так тихо, такими веслами,
что весла – уже слова.
И собственный свяжет с ними
свой голос душа тогда,
иначе необъяснимое
войдет в нее навсегда.
***