Правый ангел

– Да? А хошь, кто из нас завтра вот тут, на этом месте, кого отмудохает, тот дальше с тобой и будет. Голыми руками, без балды…

На полпути от горки к лугу соскочив с тропы, по пояс ввалившись в прибрежную зелень, Ника продрался к воде!.. Огибающая песчаный бережок река, мирно серебрясь у ног, с середины водной глади и дальше – на глазах наливалась темно-сизым… В ту самую минуту, когда полные теплой влаги Никины очи… казалось, навсегда потерявшиеся где-то за речкой, на том берегу… пересохнув, ожили нехорошим блеском – какая-то сила, всосав барабанные перепонки и выждав мгновение, всадила в образовавшийся вакуум торжественно-грозный разряд!.. Сильнейший порыв ветра, толкнув в грудь, отбросил от воды не устоявшего на месте Нику! Забыв, зачем он здесь, испуганно озирая черное, в последней стадии помрачения, небо, разгребая руками заросли, вырвался он на тропу и сломя голову понесся к лугу!..

Солнце, уже не сиявшее над их насиженным рыбацким местом, вызолотило край неба за лугом. Гигантскую тучу, наклонившуюся к реке махрившимся краем, несло в сторону – туда, где недавно стоял над рекой он, Ника…

По частям вытащив из карманов Левкин перекус, испытующе глянув на брата, протянул бутерброд и огурцы:

– Это вм…м…место воды.

– Спасибо, – невозмутимо ответил Левка. – Как рыба?

– Убил.

Жуя, Левка едва заметно кивал. Мыслитель.

– Н…н…ну, так что? – позади брата опустившись на траву, сказал Ника. – Р…р…робот не будет думать?.. Смерть выск…к…какивает из воды?…

– Суть вещей и наша способность ее узреть…

– …Только не надо н…н…нотаций! – перебивая, рубанул рукой воздух Ника. – В…в…выскакивает или н…н…нет?

Взгляд обернувшегося Левки задержался на Никином лице…

– Наш мир, все, что мы видим вокруг… – каким-то другим, но опять не тем, не из их прежней жизни, тоном сказал Левка и замолчал.

– Н…н…ну!..

– Мир – куда больше того, что мы видим. И видим мы вовсе не мир, а ту его часть, на которую настроено наше зрение.

– Отк…к…куда ты это з…з…знаешь?! К…к…какими особыми г…г…глазами, которых нет у др…р…ругих, а только у тебя, ты это в…в…видишь?!

– И мы с тобой тоже, – игнорируя Никин натиск, продолжал Левка, – куда больше. Вопрос в подстройке зрения. «Зрения» – условно: всех органов чувств и сил мозга, способных воспринимать информацию. Для жизнедеятельности – того, что мы знаем о мире, достаточно.

– А для чего не д…д…достаточно?!

– Для информации.

– Что ты м…м…мелешь…

– Ты же спрашиваешь. Выскакивает или нет?.. Информация – ответы, а не наши с тобой вопросы. Мы думаем – вот: умирая, люди исчезают… телепат видит мысли… граница поверхности – линия. На самом деле, мы спрашиваем.

– То есть, линия – не г…г…граница п…п…поверхности?!

– Любая линия под микроскопом – шпала; какая из граней шпалы – граница поверхности? – как само собой разумеющимся поделился с братом Левка («Не может быть…» – вдруг прозвучало у Ники в голове). – Самое любопытное: эти наши вопросы, они – наши? Суть вещей, забирающаяся к нам сюда (ткнул пальцем Левка в свой лоб), спит и видит, чтоб мы прозрели. Информация хочет жить. Как Жаннины осы. Помнишь твое: «Она же тоже жить хочет»? Робот не будет думать на том простом основании, что при его изготовлении используют длину-ширину-высоту. И время. А мы с тобой мыслим потому, что сделаны во всех измерениях: и в этих четырех, и в остальных. Во всех сразу. А чтобы робота сделать во всех измерениях, надо в них проникнуть. А проникнешь – зачем тогда робот? Смерть не выскакивает из воды потому, что, глядя из других измерений, смерть и рождение условны. Потому что время и события – не везде. Время – у нас, здесь. На побегушках у длины-ширины-высоты. Откуда я это знаю? Какие у меня особенные глаза? Пара книг у нас дома с моего края стола. Не замечал? Хороший шрифт. Масса пояснений. Картинки. Пытаясь ощутить Вселенную сразу во всех ее направлениях, мы ведь не движемся, это не движение в его классическом понимании с его предельной скоростью. Но это движение. Вот, со временем – не так все и сложно. Так что, почему река может двигаться не оттого, что толкают сзади, а оттого, что тянут спереди, надеюсь, ясно…

«Не может быть…» – на мгновение упуская Левкину речь (но не самого Левку, нет), слышал Ника все тот же голос. Да, свой собственный, но…

Раскат грома заставил обоих вскинуть головы: ушедшая, было, туча, совершенно выпущенная ими из вида, успев развернуться, широким фронтом стояла за речкой, вытягивающимся сюда, к лугу, передовым краем ясно демонстрируя свои намерения… На глазах застывших, растерявшихся подростков несколько молний через равные промежутки времени ожесточенно вонзились в землю…

– Они идут прямо н…н…на нас! – вскочил на ноги Ника. – Удочки! С…с…сматываем!.. Р…р…рыба где?!

– Ты же ее отнес, – Левка тоже был уже на ногах. – Убил…

– Д…д…да?.. – Ника смотрел на брата… смотрел и не видел.

– Или не убил?..

Через минуту косой ливень накрыл берег с бегущей по тоненькой тропке парой подростков.

– Бросай! – кричал Левке в спину Ника, то и дело перепрыгивая с одного берега заливаемой водой тропы на другой. – Бросай уд…д…дилище, новых н…н…наломаем!

– А снасть?! – не оборачиваясь, огрызался Левка.

– Давай к д…д…дубу!

– Ага! В него и долбанет! Согласно законам!

– Говно твои з…з…законы! И мозги твои! Н…н…не помнишь ты н…н…ни хрена!

– А что?!

– Ж…ж…жанна рассказывала! Прадеда ее м…м…молнией убило! Тоже, как ты, з…з…знатока корчил! Народ под дуб р…р…рванул – цел остался! А п…п…прадед – куда подальше, в поле, и б…б…бабку за собой потащил, жену! Обоих – н…н…насмерть! Молнией! А н…н…народ – цел!

– Какой дуб?! Что ты сочиняешь?!

– Вот этот! Этот с…с…самый! Дуб! Сто лет с…с…стоит! Ни одной м…м…молнии!

– Что, Жанна точно рассказывала?! – оглянулся на бегу Левка.

– С тех п…п…пор только под ним в грозу и п…п…прячутся. Больше н…н…негде. Здесь.

Замедляя ход, понемногу отставая, Ника смотрел вслед брату, свернувшему с тропы и припустившему прямиком к дереву… Мамино: «Через дорогу идем – главное Левку за руку ухватить…» – перекрывая шум дождя, прозвучало как наяву. Левка уже подбегал к дубу… Что-то почти против воли, насильно взяв за подбородок, заставило Нику поднять к небу лицо.

Оказавшаяся не более чем дымовой завесой, клубившаяся над головой чернота, исчезая, обнажила мраморные небеса: покрытая паутиной светлых и темных разводов, стояла над лугом живая бездонная твердь… Не над, не над лугом (земля ушла из-под ног): вокруг и везде… и внутри… начиналась молния: идиосинкразия, непереносимость пространством самого себя – вот чем на деле были эти смертельные огненные проколы застывшего водопада, мириадами капель повисшего в воздухе. Как просто! Понятно и ясно: мраморные небеса! Ничто не происходит! Не происходило! Не произойдет! Ничего не было и быть не могло: ни чернильно-сизого мрака над головой под громовые раскаты, ни нового, самого яркого короткого замыкания – между небом и вытянутой навстречу, высоко взметнувшейся над землей огромной сухой рукой, просившей огня, ни этого, на весь луг, отчаянного, без малейших признаков заикания, Никиного крика: «Стой! Левка, стой! Не подходи к нему!», ни Левки (или уже не Левки…), обернувшегося на крик из вспыхнувшего гигантского ветвистого пламени, с треском рванувшего в небо.

Новый Каин

(2013, март, с воспоминаниями о 1995-2012)

Этот, всегда прямо от порога ожидавший, не дневной – не искусственный, свет, освобождавший от мыслей и дня, овладевавший глазами по пути из прихожей в комнату с окном, но совершенно с тем же, не уличным, светом… Эти, там, в комнате: круглый обеденный стол, диван, пара стульев, шкаф в полстены с витриной и платяным отделением…

Ника вспомнил, как поначалу, давным-давно, каждый раз машинально ощупывая себя руками – словно собирался войти не туда, в комнату, а в себя самого… Тогда как в себя – не через прореху в «здесь и сейчас», наоборот. Овладение собой – мгновенная, как у пловца, прыгнувшего с обрыва и проглоченного водой, секунда растерянности, в отличие от реального пространства-времени, заполняемая уже виртуальностью – одновременно им, Николаем… страницей, покрытой буквами («ш» – ша, да?..)… и как бы читателем… Внутри «всегда» нет никакого «впервые» или «в настоящий момент»: просто из «здесь и сейчас» во «всегда» вход только один – через то, как это было.

Через этот же, совершенно не уличный, свет:

– Ерша увидел – удочку повернул?.. А судака не увидел.

– Хочешь сказать: удочкой управлял судак?