Последний губернатор Туркестана. Триумф и трагедия Алексея Куропаткина

Командующий дивизией генерал-лейтенант Скобелев».

И это был весьма плодотворный тандем. Расчётливый, аналитический ума Куропаткина и его хладнокровный характер, гармонично дополняли безоглядную отвагу и некоторую бесшабашность Скобелева. Куропаткин так описывал свои взаимоотношения со своим командиром: «Раз выбрав меня своим начальником штаба, Скобелев старался при всех обстоятельствах свидетельствовать мне своё полное доверие и представлял весьма широкую самостоятельность. Было несколько случаев, что мои распоряжения, конечно, не в существенно серьезном, не были по душе Скобелеву, но он скрывал свое неодобрение их, только чтобы не обидеть, как ему казалось, или не огорчить меня. Точно так же во всех бумагах, мною написанных, он делал редко исправления, хотя бы редакция их ему не нравилась. Добавления он делал, но исправления – редко. Такой системой Скобелев заставлял лезть из кожи, и сама работа была легка и приятна, и роль начальника штаба не была ролью старшего писаря». А вот как описывает Куропаткина и их взаимоотношение со Скобелевым Д. И. Иловайский в своих воспоминаниях: «Это был небольшого роста красивый брюнет с живыми чёрными глазами и несомненными признаками даровитости. Очевидно генерал и его начальник штаба, состоящий ещё в чине капитана, умели как-то в своих взаимоотношениях соединять служебную дисциплину с дружеским товарищеским чувством, которое возникло между ними ещё в Туркестане».

Надо сказать, этот «красивый брюнет с живыми чёрными глазами» в сражении за Плевну, также показал пример высочайшего героизма и по словам Скобелева «неоценимые услуги». Куропаткину было поручено командовать артиллерией и под сильным огнём противника, он в насыпанных, под его руководством, лонжементах (небольшие строевые окопы), расположил четыре дальнобойных орудия, отбитых у турок, и вместе с ещё двумя батареями (1-й и 2-й артиллерийские бригады), открыл огонь по турецким позициям на Зелёных высотах и Кришинском редуте. В ответ ударили пушки противника. Что произошло дальше, рассказал в своих мемуарах армейский офицер и популярный беллетрист того времени Вс. Крестовский. В книге «Двадцать месяцев в действующей армии», изданной в 1879 году в Петербурге, он пишет: «Во время этой последней (атаке, В. Ф.), в первом из занятых нами редутов был взорван турецкой гранатой наш зарядный ящик. Огнём двух орудий, из числа четырёх, управлял капитан Куропаткин. Взрыв произошёл около него, почти рядом. Все люди, стоявшие у ящика, в том числе батарейный командир полковник Рушковский, взлетели на воздух при страшном грохоте и треске лопавшихся снарядов. Капитана Куропаткина тоже подхватило вместе с другими – но, к счастью, только подбросило, слегка контузило и опалило ему голову. Нимало не смутясь этим ужасным случаем, он едва лишь успел стать на ноги, как совершенно спокойно скомандовал: „первое пли!“ – и продолжал, как ни в чём не бывало, своё дело». В результате взрыва у Алексея была повреждена ключица, он получил сильный ожог и контузию. Капитан Куропаткин, как говорилось в донесении главнокомандующего русской армией, «уцелел только чудом». Многие считали его убитым, и даже в газете «Московские ведомости» в №№220 и 228 был помещён некролог о гибели Куропаткина и заметка с полей сражений. Военный репортер так описал подвиг героя: «Генерального штаба капитан Куропаткин, около которого взорвало зарядный ящик и несколько человек, спокойно продолжал руководить огнем батареи; он дал слово не сдавать занятый редут и остаться там последним – и поднят турками на штыки. Вот тип, из которого вырабатываются великие военные характеры. Мир праху твоему». Очевидно журналист перепутал Куропаткина с майором Горталовым, о подвиге которого мы писали выше. После окончания боя, Алексей направляется на излечение в бухарестский госпиталь. Однако, полностью поправить здоровье не удалось, поскольку, как мы уже писали, 13 сентября 1877 года Куропаткин получает назначение на должность начальника штаба скобелевской дивизии и уже через два месяца повышается в чине. Война продолжалась, и впереди подполковника Куропаткина ждали новые свершения.

Глава девятая

Тень Суворова над Балканами

На торжественное мероприятие по случаю присвоение ему нового чина Алексей пригласил всех штабных, полковых и батарейных командиров, присутствовал, также, его младший брат Нил с которым они служили в Туркестане и вместе осуществляли миссию в Кашгар. Вообще, туркестанцев воевало на Балканах достаточно большое количество. И это были воины, героически проявившие себя на этой войне. Приведём небольшой отрывок из книги Вас. Немировича-Данченко «Год войны»: «Знаете, я ужасно боюсь за молодых солдат – обращается к своим Скобелев – Очень рискованное дело. […]. Я не останусь, как хотел, в резерве, а сам поведу их… Ах, если бы здесь были туркестанские войска!.. Помните Андижан, Махрам?.. спросил он у Куропаткина. Старые боевые товарищи только переглянулись молча, но видно было по лицам, что при одних названиях этих мест целый рой воспоминаний возник у обоих. До войны слово ташкентец было почти бранным, а при поверке здесь оказалось, что ташкентцы именно лучшие люди. Они создали болгарское ополчение и сплотили его; из них – лучшие командиры частей, лучшие начальники штабов, лучшие боевые офицеры. Дмитровский, Куропаткин, Деннет, Боголюбов, Скобелев, Петрушевский, Соболев, Сахаров, – ими может, по всей справедливости гордиться наш генеральный штаб, а они всё своё боевое воспитание получили в Туркестане. Туркестанцы здесь – это открытые, простые люди, честно умирающие на своих постах, впереди своих частей. Чуть ротой или батальоном командует туркестанец – солдаты бестрепетно идут вперёд, они сверх того сыты, о них заботятся. […]. Между туркестанцами существует настоящее боевое товарищество, где бы и при каких обстоятельствах они не встречались друг с другом».

Присутствовал на торжестве, конечно и командир дивизии. Обмывали подполковничьи погоны весело, с искренними пожеланиями, здравицами, рассказами о былых боевых схватках, песнями. Вечеринка затянулась за полночь, о войне, за стеной, как будто забыли. «Наша судьба, то гульба, то пальба», – скажет через столетие поэт.

Тем временем Плевненская катастрофа произвела ошеломляющее впечатление как на армию, так и на всё российское общество. Потери были ужасающие: погибло 2 генерала, 295 офицеров, 12471 солдат. Художник Верещагин, у которого при штурме города погиб младший брат Сергей, служивший ординарцем у Скобелева, писал: «Не могу выразить тяжесть впечатления, выносимого при объезде полей сражения в Болгарии, в особенности холмы, окружающие Плевну, давят воспоминаниями. Это сплошные массы крестов, памятников, еще крестов и крестов без конца. Везде валяются груды осколков гранат, кости солдат, забытые при погребении».

Первого сентября Александр II созвал на Главной квартире в Порадиме военный совет, на котором стоял единственный вопрос: что же делать дальше. Настроение на совещании царило мрачное и почти все участники во главе с великим князем Николаем Николаевичем высказались за отступление от Плевны (некоторые даже за Дунай) и за прекращение кампании до будущего года. Причём Главнокомандующий, в случае отказа от эвакуации из Болгарии, предложил передать командование кому-нибудь другому, например, военному министру. Но император, проявив мудрость, согласился с меньшинством – теми, кто считал, что после всех этих неудач отступление совершенно немыслимо как в политическом, так и в военном отношении: такой бесславный конец кампании явился бы слишком жестоким ударом по престижу России и русской армии.

Было решено отказаться от каких-либо наступательных действий и по всему фронту перейти к обороне. Саму Плевну заключить в блокаду, лишив тем самым армию Осман-паши снабжения.

И эта стратегия принесла свои плоды. Турецкие войска, запертые в Плевне, стали задыхаться в медвежьих объятьях русской армии. Припасы закончились, и турки решились на прорыв. 10 декабря они пошли в атаку, которая на первых порах принесла им успех – удалось взять передовые укрепления. Однако, артиллерийским огнем второй линии русских войск были остановлены. Тем временем Скобелев, воспользовавшись ситуацией, занял оставленный Осман-пашой город. Не выдержав рукопашного боя, где русские штыки всегда имели перевес, турки бросились бежать. Осман-паше удалось сгруппировать остатки частей и повести их на прорыв, но и эта попытка оказалась безуспешной.

«Осман-паша вручает саблю генералу И. В. Ганецкому»,

рис. С. Шамота, грав. Б. Брауне, 1877 год

Раненый в ногу, поняв безвыходность ситуации, он приказал выбросить белый флаг. Сорокатысячная армия Турции сдалась в плен, потеряв 6000 убитыми.

Узнав о падении Плевны, прусский военный теоретик фельдмаршал Мольтке сложил карту, по которой следил за операциями на Балканах, и спрятал ее, сказав: «До будущего года!».

Но, как говорится, что немцу смерть, то русскому горная прогулка. Как пишет Керсновский: «Холодный ум величайшего рационалиста военного дела не мог постичь силы духа, которая смогла бы заставить какие-либо войска в мире устремиться в лютую зиму на обледенелые, непроходимые местами и летом, кручи Балканского хребта. Творцу Большого Генерального штаба было дано видеть на своей карте Шипку и Троян, но ему не было дано чувствовать за ними Чертов мост и Рингенкопф!».

Да, для европейских военных стратегов преодолеть заснеженные Балканы было чистым безумием. Но, над русскими войсками витал дух Суворова и решение было принято – нельзя давать туркам передышки.

В декабре началась подготовка. Одну из колонн должен был вести генерал Скобелев, и он, передышку после боёв под Плевной, использует на сто процентов. Главная задача – сохранение солдат в предстоящем походе. Винтовки Крнка, которыми в основном была вооружена русская армия, показали себя недостаточно надёжно. И Скобелев приказывает заменить их на турецкие трофейные, которых было в избытке. На маршруте создаются промежуточные продовольственные базы. Тяжёлые, из телячьей кожи, солдатские ранцы заменяются на лёгкие вещевые мешки. И ещё одна интересная деталь: каждый солдат, по приказу Скобелева, берёт с собой одно полено. Не важно какого дерева, лишь бы сухое, чтобы хорошо гореть в бивуачных кострах. И это принесло свои плоды. Не было в отряде Скобелева ни одного обмороженного солдата.

Отлично поработал и штаб под управлением подполковника Куропаткина. Ординарец Скобелева, П. А. Дукмасов вспоминал: «В штабе у нас закипела письменная работа: предписания, рапорты, отношения – всё это спешно рассылалось во все стороны. В полках и батареях энергично готовились к выступлению. И надо отметить, что благодаря распорядительности Скобелева, Куропаткина и полковых командиров лихой 16-й дивизии, а также частной благотворительности русских патриотов (особенно московских купцов) и Красному Кресту люди были прекрасно снабжены всем необходимым. Самым необходимым, конечно, являлась теплая одежда и полушубки, так как предстоял тяжелый зимний переход через горы по ужасным дорогам или, вернее, без всяких дорог. Даже предметы роскоши – табак, чай, водка и прочее – всё это было поровну разделено на полки и батареи. Грустно, что того же не было в других отрядах. Там даже офицеры, более чувствительные к невзгодам, вовсе не имели теплой одежды».

Маршрут, составленный в соответствии с данными войсковой разведки, представлял собой узкую горную тропу, местами покрытую густыми деревьями, по которой могли пройти лишь одиночные путники, да и то в летнее время. Лошадей можно было провести только в поводу. Начиналась тропа у села Тошлиш и проходила через две горных вершины: Караджа на высоте 1353 метра и Чафут на высоте 1523 метра и заканчивалась в Шейновском поле у деревни Иметли. Подъем составлял одиннадцать километрам, затем чрезвычайно крутой спуск протяженностью семь с половиной километров. Зимой данный участок считался абсолютно непроходимым. И вот, в декабре, в жуткий мороз, снег и ветер, в условиях вероятного обстрела с господствующих высот неприятелем, Скобелеву и Куропаткину предстояло провести в полной экипировке шестнадцать тысяч штыков и сабель пехоты и кавалерии, обозы и артиллерию.

Куропаткин вспоминал: «Генерал Скобелев лично осмотрел все части, советовался с начальниками частей, поговорил с офицерами, подбодрил солдат, пошутил с ними. Всюду кипела живая работа, настроение войск было бодрое. Заботливость, предусмотрительность начальника, отсутствие бестолковой суетни, отмены раз отданных приказаний, отсутствие часто беспричинного разноса, хорошее расположение духа начальника и в этот раз, как и во всех других случаях, успокоительно действовали на войска и вселяли уверенность в исходе похода».

20 декабря 1877 года Куропаткиным подготовлен и издан приказ, подписанный Скобелевым об окончательном приготовлении к походу в горы. В нём предписывалось: осмотреть и привести в порядок винтовки, иметь запас продовольствия на восемь дней, патронов по 172 штуки на каждого солдата, подготовить походные палатки, аптечные вьюки, санитарные ранцы и носилки, проверить число санитаров.

Заканчивался приказ словами: «Нам предстоит трудный подвиг, достойный испытанной славы русских знамен: сегодня мы начинаем переходить через Балканы с артиллерией, без дорог, пробивая себе путь, в виду у неприятеля, через глубокие снеговые сугробы. Нас ожидает в горах турецкая армия… Не забывайте, братцы, что нам вверена честь Отечества… Дело наше святое».

24 декабря 4 декабря, войска объехал генерал Скобелев в сопровождении своего начальника штаба и обратился к солдатам со следующими словами:

«Солдаты! Нам предстоит совершить трудный и достойный славы русских знамён подвиг. Сегодня мы начнём переход Балкан с артиллерией, без путей, пробивая себе дорогу на виду у противника через глубокие снежные завалы. На Балканах нас ждет турецкая армия; она хочет преградить нам путь. Помните, братцы, что нам вверена честь отечества и что за нас молится теперь наш Царь-Освободитель, а вместе с ним и вся Россия. Они ждут от нас победы. Да не смущает вас ни многочисленность, ни упорство, ни злоба врага. Наше дело свято и с нами Бог!»

Троекратное ура раздалось в ответ на эти слова, многократно повторенное горным эхом.

Беспримерный поход начался.

Глава десятая

Через Балканы

Вечером 23 декабря, накануне выхода отряда Скобелева в поход, вперёд был выслан командир уральской сотни старшина Кирилов с несколькими казаками, сразу за ними шли две роты сапёров, для расчистки пути. Авангард отряда, в котором по решению командующего находился Куропаткин, вышел следующим утром. Его возглавил генерал Столетов. Продвижение, вследствие снежных завалов, шло очень медленно. Но, нет худа без добра: глубокий снег стал невольным союзником русских войск. Когда отряд проходил непосредственно вблизи турецких позиций, неприятель открыл огонь из орудий, но, к счастью, гранаты, попадая глубоко в снег, не разрывались. Подъём сменялся подъёмом, изгибаясь то налево, то направо по невообразимо крутым тропинкам, огибающим скалы и овраги. Иногда тропинка становилась до того узкой, что солдаты шли гуськом, след в след.

Путь был настолько тяжёл, что через 20—30 шагов приходилось отдыхать. Иногда дорога приводила в лесную чащу, с настолько перепутанными ветвями, что их трудно было раздвинуть руками: колючки впивались в лицо, руки, превращали одежду в лохмотья. А нужно ещё было протащить артиллерию. Солдаты, словно бурлаки, хрипя, тащили на лямках орудия. Давно уже наступила ночь, а русские воины всё шли и шли, вперёд и вверх.

Наконец, на Карадже, остановились на ночёвку. Расчистив снег до земли, стали разводить костры. Как пишет очевидец: «Тотчас же началась варка. Многие бросились на землю отдыхать. Ложились ногами к огню, головами к снегу. Как не были утомлены солдаты, а как дорвались до огня и отдыха – сейчас же посыпались шутки и песни».

На Карадже задержались до утра 26 декабря, пока не подошли основные силы. Скобелев, возглавив авангард отряда, продолжил движение до Иметли. На этот раз пришлось спускаться вниз, по страшным кручам вершины Куруджи, вдоль обрыва, по которому была проложена узкая тропа. Внизу пропасть, вверху отвесная скала. Тропа, которой вчера ещё не существовало, устроена была необычным способом. Казаки Кирилова, спешившись, один за другим, лёжа на боку продвигались, до отлого места, более трёх километров. Назад возвращались уже на своих двоих. Так образовался путь, по которому, с трудом, но можно было пройти опасный участок. Затем тропинку доделывали сапёры, а днём по ней двинулся и весь скобелевский отряд. К несчастью, тропа эта хорошо просматривалась со стороны неприятеля – как из села Иметли, так и с деревни Шейнова. Градом посыпались пули. Скобелев приказывает сотнику Дукмасову взять несколько казаков и выбить турок с горы севернее Иметли, откуда вёлся огонь. Это было выполнено с блеском. Не сделав ни единого выстрела, под огнём неприятеля, казаки взобрались на гору и штыками отогнали около сотни турок, двоих взяли в плен и даже частично захватили село Иметли. После этого Скобелев послал занять эту гору роту Углицкого полка, после чего положение спускавшихся войск, стало более безопасным. Но не настолько. Возвращавшийся со Скобелевым с рекогносцировки Куропаткин был серьёзно ранен.

Вот, что вспоминает очевидец боя художник Верещагин: «Передовые войска остановились на привал в ущелье, а Скобелев пошел по обыкновению рекогносцировать дорогу. Он поехал было верхом, но турки, засевшие внизу за скалами, открыли такую пальбу, что пришлось сойти с лошади. С ним был начальник штаба Куропаткин… Турки буквально осыпали нас свинцом… Смотрю, уж тащат назад под руки Куропаткина, бледного как полотно. Он остановился перевести дух за тем же обломком скалы… Пуля ударила его в левую лопатку, скользнула по кости и вышла через спину. Бедняга страшно осунулся и все время просил посмотреть рану и сказать ему по правде, не смертельна ли она… Куропаткину наскоро перевязали рану и потащили на носилках, под надзором ординарца Скобелева, в Габровский госпиталь, назад через Балканы. Он сказал перед уходом:

– Вот вам мой последний совет: выбейте поскорее этих турок во что бы то ни стало, иначе они перегубят много народа.

Мы попрощались с Алексеем Николаевичем, Скобелев чуть-чуть всплакнул даже, но, впрочем, быстро отерши слезы, оправился.

– Полковник, граф Келлер! Вы вступите в должность начальника штаба.

– Слушаю, Ваше превосходительство!

– Вот и производство вышло, – сострил удалявшийся Куропаткин.

Крепко все почувствовали в отряде его потерю; Скобелев сказал мне, что он был ему незаменим».

Ранение, поначалу показавшееся неопасным, оказалось очень тяжелым, рана долго не заживала, гноилась и воспалялась. Находясь в примитивно оборудованной госпитальной палате, Куропаткин метался в жару, бредил, выздоровление шло мучительно медленно. Весной 1878 года на санитарном поезде он возвращается в Санкт-Петербург, где продолжает интенсивный курс лечения в лазарете в Михайловском дворце и, затем, в санатории.

Это была большая потеря для дивизии. Как отмечает Верещагин: «Скобелев как будто был выбит из своей колеи раною Куропаткина. Более обыкновенного он был нервен и беспокоен.» Для Алексея война закончилась. А события на Балканах тем временем развивались следующим образом.

В 11 часов утра 28 декабря, не закончив сосредоточения, Скобелев атаковал турецкую линию обороны. В это время отряды Святополк-Мирского, перевалившие Балканы восточнее уже вели бои, и атака Скобелева, оказалась как нельзя кстати. Грамотно используя два неприметных лога, комдив скрытно перебросил резервы и овладел передовыми позициями врага. Турки попытались выбить русских, но были отбиты. Пока внимание противника было сосредоточено на этом участке, полковник Панютин со своим отрядом овладел одним из редутов. Это позволило войскам Скобелева занять первую линию турецкой обороны. С ходу попытались взять следующий редут, но были остановлены сильным огнём. Следующие попытки овладеть укреплением, также успеха не принесли. Тогда к Панютину обратился один из барабанщиков: «Ваше высокоблагородие, что вы на них смотрите: пойдёмте в редут. Пропадать, так по присяге». Затем вскинул палочки, ударил в барабан и шагнул вперёд. Полковник, подняв знамя двинулся за ним. Воодушевлённые этим порывом русские солдаты и болгарские дружинники бросились в штыки. Редут был взят. За этот подвиг полковник Всеволод Панютин был награжден Орденом св. Георгия 4-й степени: «В воздаяние за отличие, оказанное в бою с Турками, 28 Декабря 1877 года, у деревни Шейнова, где, во главе полка, вскочил первый со знаменем в руках в турецкий редут». Захват этого укрепления позволил взломать оборону и ворваться в лагерь противника. В это же время отряд Святополка-Мирского усилил нажим на восточном фланге. Турки попытались контратаковать, но безуспешно. Наступал решительный момент, необходимо было ещё одно усилие, и Скобелев вводит резервы. Под звуки военного оркестра, эти свежие войска словно паровым катком прошлись по турецкой обороне и круша всё на своём пути, ударили по Шейновской роще, где стояли резервы командующего турецкой армией Вессель-паши.

Всё было кончено. Тридцатитысячная турецкая армия сдалась и в 16 часов Вессель-паша вручил свою саблю Скобелеву. Оборонительная линия противника пала, путь на Константинополь был открыт. Измотанный переходом через Балканы и сражением за Шейново, потерявший начальника штаба, объединенный отряд Скобелева, ставший авангардом русской армии, тем не менее, продолжал стремительное движение в сторону столицы Османской империи. Обратимся к Крестовскому, в своём капитальном труде по истории Русской императорской армии, он пишет: «В авангарде Скобелева шли 1-я кавалерийская дивизия и герои Шипки – орловцы и Железные стрелки. Сразу оценив обстановку, сложившуюся на театре войны, Скобелев, немедленно по занятии 1 января Эски-Загры, двинул в глубокий рейд на Адрианополь имевшуюся у него конницу – 3 полка 1-й кавалерийской дивизии под командой генерала Струкова.

Скобелев в бою под Шейново. Лубок 19 века

Этот блистательный рейд решил кампанию. 2 января московские драгуны заняли важнейший железнодорожный узел театра войны – Семенли, отрезав армию Сулеймана от Адрианополя и предрешив ее разгром. Девять русских эскадронов нарушили все стратегические расчеты Турции. Неутомимый Струков громил тылы противника, захватывал обозы, огромные склады продовольствия и снаряжения и 6 января стоял уже в Мустафа-Паше, в кавалерийском полупереходе от Адрианополя. Взятие Семенли побудило турецкое правительство обратиться, наконец, к великодушию победителя. 5 января турецкие парламентеры прибыли на русские аванпосты».

Война была победоносно завершена.

Но обо всём об этом Куропаткин узнает позднее. А пока он лечится и приходит в себя после тяжёлого ранения. 1877-й год ушёл в прошлое, унеся с собой не только радость Алексея от побед русского оружия, повышения в чине и гордость за полученные награды – по итогам войны он удостаивается орденов Святого Владимира IV степени с мечами и бантом, Святого Станислава II степени с мечами и Золотой сабли «За храбрость», – но и горечь утраты: в Шешурино в возрасте 60 лет умирает его отец.

Эйфория от победы над Турцией, не могла помешать Куропаткину трезво проанализировать её итоги. В одной из своих работ он напишет: «Война эта выяснила и много темных сторон нашей военной организации. Интендантская и санитарная части были поставлены плохо. Деятельность кавалерии и артиллерии на европейском театре не ответила ожиданиям. Вся тяжесть боя легла на пехоту, и пехота с честью вышла из тяжелого испытания… В общем, русские войска поддержали в эту войну репутацию храбрых, стойких, выносливых, дисциплинированных войск. В обороне мы были, однако, сильнее, чем в наступлении… Сведения о противнике были недостаточные и неверные. Мы оценивали силы турок много слабее, чем следовало. В результате для войны были назначены недостаточные силы, и их пришлось удвоить. Перевооружение за недостатком кредитов не было закончено, и наша армия выступила на войну с ружьями трёх систем. Картами армия была снабжена недостаточно. Прежние съемки, в том числе и Шипкинских позиций, остались в Петербурге неиспользованными. Наша артиллерия в техническом отношении уступала турецкой. Инженерные средства были недостаточные, и распределение их не всегда было сообразное. Многие крупные начальствующие лица не соответствовали своему положению. Деятельность штабов, в частности генерального штаба, была неуспешна. До боя писали слишком много, в бою терялись и забывали доносить о крупных фактах и ставить в известность о происходящем своих подчиненных. Связь во время боев по фронту и в глубину была недостаточна».

Таким образом, работы для генштабиста и военного стратега Алексея Куропатина был непочатый край.