Майские праздники

– Он мне не сказал, – тихо ответил я Фельдману.

– Понимаю. Он хотел, чтобы все думали, будто он уехал в свою Америку. Из Пароходства он уволился ещё года за четыре до того. Занимался какой-то коммерцией, крутился, карабкался к своим целям. Потом мамы у него не стало, потом этот проклятый диагноз, – с досадой говорил Яков Исидорович.

– Не знаю, что и сказать. Бедный Костя.

– Кстати, он хотел мне оставить какой-то пистолет. Чтобы я передал тебе, Максим. Но я отказался, уж извини. Я посоветовал ему выкинуть его. Насчёт таких вещей я трусоват, к тому же, собирался насовсем уезжать в Тель-Авив.

– Почему же он не сказал мне при встрече? – вопросительно рассуждал я.

– Ну, мой дорогой, ты забыл Костю. Он был человеком, у которого всё и всегда получалось, и вдруг такое известие. В его системе ценностей это проигрыш, понимаешь? Фиаско! Он мечтал присылать всем фотографии, как гуляет по Бродвею. Честно говоря, когда меня не станет, я бы хотел, чтобы все там думали, что я уехал куда-то в Рио, а не лежу в могиле.

– Но если он мне написал записку в книге, то почему именно так? Не проще ли было передать моей маме письмо или вовсе отправить его мне обычной почтой? Ведь мы переписывались в то время. Тогда бы он был уверен в том, что я точно такое письмо получу и прочту.

– Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Костя не был уверен, хочет ли этого, поэтому уменьшил шансы. Если судьбе будет угодно, ты прочтешь, а нет, так нет.

Возникла пауза. Слишком тяжёлую весть я узнал сегодня, хотя и не видел Костю столько лет, а всё-таки нет-нет, да и вспоминал друга. И в те минуты, когда в голове возникал его образ, я представлял, что он живёт где-то в благословенной стране, освоился там и наверняка уже по-русски говорит с американским акцентом, но всё также весел и упрям, хоть и постарел, как все мы. И никогда я не исключал шанса, что однажды он появится, всё расскажет и всё объяснит, и почему не сказался, планируя уехать навсегда, и отчего позже не давал о себе знать уже оттуда. И я эти объяснения приму, так как станет, наконец, понятно, что иначе он поступить не мог, и я бы на его месте поступил точно также. А он расскажет мне что-то совсем важное, чего не знает ни мама, ни сестра Марина, ни старший научный сотрудник Яков Фельдман, а я ему в ответ открою те тайны последних двадцати лет, которые тоже от всех таил, думая, что вот вернётся друг, ему-то и расскажу.

Не скрою, пару раз я даже думал о том, а не умер ли он там, в Америке, не погиб ли? Это бы объясняло, почему он молчит, не выходит на связь уже в новое время, когда появился интернет, когда не нужно заказывать международные переговоры. Найти номер московского приятеля, о котором знаешь всё, и фамилию, и адрес, и место работы, несложно. И я думал, что вдруг он погиб там, это мне как-то объясняло его молчание. Но узнать, что друг никуда и не улетал, что страдал здесь и готовился к последнему дню, встречая и провожая меня, не жил, а доживал и знал об этом – это опустошило меня. Берёг ли он меня, скрывая это, или робел признаться в страшном? А вернее всего, дорожил лёгкостью и беззаботностью наших отношений, не желая впускать в них отравляющий фон неприятных, неисправимых новостей.

Фельдман достал из серванта коньяк и принёс фотографии, которые ему в разное время передал Костя. Мы разглядывали их, сидя за журнальным столиком, над которым висела картина с безмятежным сюжетом раскинувшегося озера и скромным домиком позади. И это было похоже на поминки, которые, наконец состоялись. И стало легче от того, что вопросы были заданы, а ответы, наконец, получены, пусть и вот так, спустя двадцать лет. Казалось, что Фельдман тоже испытывал облегчение, словно хранил эту тайну так долго один и окончательно устал, а теперь передаёт её, словно сдав свой пост.

Мы провели так часа два, лился душевный разговор, полный воспоминаний, но потом и он иссяк. Время было позднее, поэтому я принялся откланиваться, сославшись на дела, которые ещё необходимо сделать сегодня. Мы договорились встречаться хотя бы раз в год, я позвал его к себе на дачу, и уже в прихожей решил спросить о Свете.

– Кстати, Яков Исидорович, а вы не знаете такую девушку Свету?

– Свету? – задумался он.

– Ну, конечно, сейчас она уже взрослая женщина, примерно моя ровесница, а тогда ей было двадцать с небольшим. Я её не видел тогда, но недавно узнал, что у Кости с ней был роман.

– Ну, молодой человек, мало ли с кем у Кости был тогда роман, – засмеялся Фельдман.

– У них там был какой-то конфликт, я бы не хотел сегодня об этом говорить. Словом, эта Света до сих ищет деньги, большие деньги. И считает, что, Костя причастен к этому.

– Ах вот оно что, – Фельдман задумался и поджал губы. – Историю я не знаю, но про деньги кое-что могу сказать. Идите за мной, Максим.

Мы вернулись в гостиную, где Яков Исидорович открыл в шкафу еще один ящичек, покопался в бумагах, и, наконец, извлёк почтовый конверт, из которого достал несколько листков.

– Однажды Костя пришёл ко мне и сказал: «Яков, я тебе оставлю вот эти платёжки. Если к тебе кто-нибудь когда-нибудь придёт и спросит про большие деньги, отдай ему эти платёжки». Я спрашивал подробности, но Костя сказал, что мне эти тайны не к чему, а прийти к нему не должны, платёжки оставляет на всякий случай.

Фельдман протянул мне бумаги. Это была дюжина квитанций и платёжных поручений. Каждая на порядочную сумму. Там были квитанции, подтверждающие, что Осипов Константин в разные дни из разных Сберкасс отправлял в различные благотворительные фонды и детские дома то пять тысяч, то семь, то десять. Платежные поручения свидетельствовали о переводах неизвестного мне до сих пор СП «Вектор-М» более крупных взносов по 20-30 тысяч всё тем же благотворительным фондам и детским домам.

– Здесь документов на какие-то безумные сто тридцать пять тысяч рублей. Я посчитал, любопытство старого еврея. -Это когда Волга стоила шестнадцать! Кости не стало через три месяца после того, как он принёс их мне. Поначалу я побаивался и даже спрятал их на даче, времена-то начались бандитские.

– Это точно, «лихие девяностые», – поддержал я.

– Если ты спросил про это, возьми эти бумажки, ведь Костя просил отдать тому, кто спросит про деньги. Ты первый, кто за двадцать лет спросил меня об этом.

Я, пожав плечами, взял квитанции.

Тем же вечером, не заезжая в московскую квартиру, уже боясь, что моя голова не выдержит еще каких-либо новостей и встреч, я прямо от Фельдмана уехал, наконец, на дачу.

ХХХХ

– Вот такая, девочки и мальчики, была история, – сказал Максим, оглядев своих друзей. – Ну давайте выпьем что ли, а то так и просидели.

Уже стемнело и под крышей небольшой летней веранды давно зажгли лампочку. Потухли и перестали дымить угли в мангале, остыл шашлык на столе.

– Да, вот это история, – протянула Соня, жена Аркадия.

– Ну, старик, ты даешь, – поддержал её сам Аркадий.

– А почему ты мне-то ничего не рассказывал? У него в Москве такая карусель была, а он приехал и молчит! – возмутилась Нина, ища сочувствия у Сони. И та в ответ только понимающе покачала головой.

– Да потому что это не просто забавный случай. Вот так, как десятки ваших с Сонькой историй, которые вы тут перемалываете каждые выходные. Это важно, понимаешь, Нин. Мне надо было всё осмыслить, понять.

– Ну хорошо, а почему ты тогда, в начале лета сказал, что расскажешь, но попозже? Чего ждал?

– Сейчас, – ответил Максим, сбегал в дом и принёс коробку. Все привстали, замерев в ожидании, не сводя с неё глаз.

– Что там? – спросила нетерпеливая Соня.

– Вот, – и Максим достал из коробки завернутый в тряпку пистолет.

– Ух ты, – проявил интерес Аркадий и взял его в руки.

– Ну куда ты ещё оружие-то в дом принёс? – возмутилась Нина. – Сейчас он стрельнет нам тут в кого-нибудь!

– Старик, а ты в курсе, что хранение оружия, это подсудное дело? – спросил Аркадий, не сводя восхищённых глаз с пистолета и крутя его в руках.

– Вот я вам и говорю. Есть у меня на это дело подходящий знакомый. Подполковник милиции.

– Семёнов что ли? – спросила Нина, слегка повысив тон.

– Да, вот жена знает его. Первый муж её сестры.

– А ты чего, общаешься с ним что ли? – в тоне супруги послышалось возмущение.

– Он мне всё равно – свояк! Не общаюсь, не общаюсь. Вот по делу только пришлось, – поспешил успокоить Максим. – Да не сбивай меня сейчас-то! И кстати, он уже полковник!

– Ты Машке только не говори, что его там повышают на работе!

– Не скажу, не скажу! – отмахнулся Максим.

– Так чего этот Семёнов? – вмешался Аркадий и вернул пистолет в коробку.

– Во-первых, он мне помог этот пистолет списать. Вот тут видите дырочку сделали, в стволе снизу разрезали и вставили тут штифт. Почти не видно, а стрелять не может. Пистолет списали и официально это массогабаритная модель, на что и справка есть. Можно дома хранить.

– Ну ка, дай почитаю, – Нина взяла справку.