Вот кто наши деды!»
(Русская военная песня)
Звуки песни будто всколыхнули всех, все подтянулись, сразу приободрились и приосанились.
Идти стало веселей, да и ноша стала легче. Усталость, словно трусливая собачонка, поджав куцый хвост, спряталась где-то в глубине организма, украдкой поджидая своего часа.
А запевала не унимался, дальше вёл песенный разговор, дальше выспрашивал:
«Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши отцы?»
(Русская военная песня)
Дружный же хор мужских голосов весело отвечал ему:
«Наши отцы – русски полководцы,
Вот кто наши отцы!»
(Русская военная песня)
И снова запевала интересовался:
«Солдатушки, бравы ребятушки,
Кто же ваши матки?»
(Русская военная песня)
И вновь дружный хор голосов сообщал:
«Наши матки – белые палатки,
Вот кто наши матки»
(Русская военная песня)
Бодрая песня все вела и вела колонну вперёд, заставляя не думать об усталости.
Она звала за собой, раскрывая широту русской души и глубину самопожертвования, на которую всегда готов российский солдат, защищая родную землю и отчизну.
Незаметно пролетело несколько часов похода.
Утомлённое солнце уже давно скрылось за горизонтом, а колонна все шла и шла походным маршем по пересеченной местности чужого края.
Около небольшой буковой рощицы была дана команда, сделать привал и поставить палатки.
Пока ставили палатки, подоспели полковые кухни, плетущиеся в хвосте колонны и изрядно отставшие в пути, по какой – то никому неведомой причине.
После еды и вечернего отдыха Ефим залез в палатку, расположился между Митрофаном Фроловым и «Курицей», и сразу заснул.
Не смотря на усталость после длительного перехода, спал он тревожным сном.
Ему снилась соседская Дуняша, на которой он должен был жениться, по сговору отца с её родителями на Покров, но помешала война. Она Ефиму нравилась, да и Дуня отвечала взаимностью. Вот она улыбающаяся манит и зовёт куда-то. Он вскакивает и бежит на зов, но она с хохотом убегает и исчезает вдали.
Ранним утром его разбудила равномерная барабанная дробь дождя, бившего по пологу палатки. Ефим встал, протиснулся между спящими однополчанами, подошел к выходу и высунулся наружу.
Небо, было, полностью закрыто сплошной серой пеленой облаков, из которых, как из сита, лился мелкий моросящий дождик. Все палатки были уже мокрые от дождя.
Природа готовилась к предстоящей зимней спячке, обильно насыщая влагой всё вокруг.
Окружающий мир дышал негой и дремотой, усиленной монотонным шумом дождя.
Командиры явно не спешили выбираться из сухих палаток, под промозглый осенний дождь.
Лишь в середине дня, хоть облака ещё не рассеялись, да и дождь не собирался прекращаться, была дана команда свернуть палатки, построиться и продолжить движение.
Куда двигалась колонна и зачем, толком ни кто не знал. Командиры не считали нужным сообщать солдатам, возможно из соображения военной конспирации, а возможно, что и сами толком не знали конечную точку маршрута.
Во время пути, продолжал моросить мелкий дождь, часто переходивший в ливень.
Раскисшая дорога быстро превратилась в грязевое месиво, которое с завидным упорством месили солдатские сапоги.
Ефим шел в середине шеренги. Он уже давно устал идти, тупо уставившись в спину идущего впереди однополчанина. Автоматически выдергивая ногу из грязевого плена, а затем, снова погружая в раскисшее месиво. Стараясь попасть след в след идущего впереди. С одним единственным желанием, как бы быстрее прозвучала долгожданная команда: «Привал».
Но такой команды всё не было и не было, а колонна всё шла и шла вперед по пересеченной местности, одному Богу известно куда.
Так продолжалось очень долго, но вот прозвучала долгожданная команд и все расположились на отдых уже глубокой ночью.
На следующее утро, роту, в которой служил Ефим, построили цепью и приказали рыть окопы.
Как это делать никто толком не знал, так как до начала войны в 1914 году в Генеральном штабе Русской армии бытовало мнение, что зарываться в землю – позор для славного русского воинства. Русский солдат должен встретить врага на земле, твёрдо стоя на ногах и стойко вступая в схватку с ним. А не прятаться от него в земляных канавах, как какой-то дождевой червяк.
С начала войны немцы, и их союзники широко применили артиллерию и новое изобретение – пулемёты, начали зарываться глубоко в землю. Русские войска, подражая противнику, стали делать то же самое.
Ефим начал рыть ямку, предварительно наметив лопатой периметр окопа, по длине равный его телу. Справа от него рыл окоп Митрофан Фролов, а слева – Филипп Курочкин, по прозвищу Курица.
Ефим снял верхний слой дерна и уложил перед будущим окопом, а затем начал копать землю. Почва была влажной, но не сильно пропиталась водой.
Вскоре опять начался дождь. Копать стало очень трудно. Вынимаемая земля была очень влажной и тяжёлой, сильно прилипала к лопате. Когда же её выкладывали на бруствер предполагаемого окопа, она сползала вниз.
Кое-как, с грехом пополам, Ефиму и его однополчанам удалось вырыть окопы, по пояс глубиной и ротный сказал, что этой глубины вполне достаточно.
Спустя некоторое время дождь прекратился, и сплошная облачность немного рассеялась.
Затем Ефим и его однополчане начали соединять окопы ходами сообщения.
Только они успели это сделать, как на горизонте показалась странная машина, летящая в их сторону и громко гудящая.
Как позже узнал Ефим, это был аэроплан.
Аэроплан подлетел к их окопам, начал кружиться над ними, а затем стал сбрасывать на головы солдат гранаты и бомбы.
Ба – бах! Бах! Бах! – послышалось со всех сторон.
Гранаты стали взрываться то недолетая, то, перелетая окопавшихся людей, но некоторые попадали и в сами окопы.