Жизнь прожить – не поле перейти – 2. Дети. Книга II

Давались сводки с фронта, памятки ПВО о действиях в случаях налёта, химических атаках. Пропагандировалась общая ненависть к фашизму, осуждение войны, сообщалось о том, что какие-то деревни удалось отвоевать Красной армии, о подвигах отдельных советских военных, о разрушенных населённых пунктах и зверствах врагов.

30 сентября 1941 г. части 2-й танковой группы Х.—В. Гудериана прорвали оборону Брянского фронта в районе Глухова—Шостки и начали стремительное продвижение к Москве. Враг планировал осуществить это через Орёл и Тулу.

Советские войска оказывали упорное сопротивление, но один из танковых корпусов армии Гудериана 1 октября занял Севск, что в 159 км от Кром Орловской области.

Кровопролитные бои продолжались, но танковые клинья врага стремительно приближались к области.

2 октября 1941 года в Тулу позвонил секретарь Орловского обкома ВКП (б) и сообщил, что противник уже в сорока километрах от города – занял посёлок Кромы.

Появление немцев на подступах к Орлу произошло столь неожиданно, что ответственные работники не успевали уничтожать и приводить в негодность важные объекты и оборудование.

Часть сооружений подвергли разрушению буквально перед самым появлением немцев

Больше всего Зое и многим горожанам запомнился взрыв элеватора с зерном. Сооружение с оглушительным грохотом взлетело со всеми башнями. До самой зимы многие орловчане за зерном ходили к сгоревшему элеватору.

Поджогу подверглись кирпичные заводы №1 и 8, а также завод №5. Уничтожить пришлось водонапорные башни, это привело к тому, что вода прекратила подаваться в водопровод и колонки.

Если уничтожить сами объекты властям удалось, то полный вывоз ценностей и инвентаря оказался непосильной задачей.

Оборудование заводов №1 и 8 (моторы, трансформаторы и кабельная продукция) предполагалось эвакуировать поездом в Елец, но состав вместе с оборудованием разбомбила немецкая авиация.

Та же участь постигла продукцию (2,5 тысячи комплектов нижнего белья) и материалы орловского промкомбината – погружённое в вагоны, всё это разбомбили немцы на станции Орёл.

Начиная от фабрик и заводов, до ворот железнодорожной станции, лежали прямо на улицах станки и ящики с оборудованием и сырьём.

С эвакуацией предприятий и сотрудников происходила полная неразбериха. Как потом рассказывал Зоин одноклассник, его отца с оборудованием, снятым с завода, направили в Елец.

Он спрашивал у начальства можно ли с собой забрать и семью, как это сделали руководители завода и области. Ему сказали, что надо сначала оборудование эвакуировать, а семью потом, если немцы в Орёл войдут.

Отец выполнил все указания и справился с заданием, а когда приехал, он надеялся забрать в Елец семью, но ему сказали, что поскольку завод демонтирован, то за его бывших сотрудников никто не отвечает и он, чтобы шёл куда подальше.

С приближением врагов к Орлу остро возник вопрос об эвакуации. Горожане стали искать способы выбраться из города, но любые попытки пресекались властями: никто не имел права покинуть рабочее место, за это продолжали привлекать к уголовной ответственности.

Как потом Зое рассказывала одноклассница Людмила:

– 2 октября мама пошла на работу в артель «Красный кожевник», сотрудники волновались, просили расчёт, чтобы уехать.

На что им начальство отвечало:

– Не создавайте панику, идите работать.

2 октября многие учреждения не функционировали, пришедших в школу на занятия Зою с другими учениками отпустили домой.

Банк заперли на замок, райкомы заколотили досками поперёк дверей.

Придя на железнодорожный вокзал, многие видели, что все билетные кассы позакрывались. На путях стояли составы без паровозов. Люди брали вагоны штурмом, с вещами пробираясь через окна.

На вопрос:

– Куда едет состав, и когда подадут паровоз?

Стоящий невдалеке железнодорожник отвечал:

– Идущие за городом пути взорвали, и уехать из Орла не получится.

Уже ночью на 3 октября начались мародёрства и грабежи, в городе фактически установилось безвластие. Здание областного управления НКВД, покинутое сотрудниками и начальством, охватил пожар, и никто его не тушил. Воздух насытился дымом. Вокруг летали хлопья жжёной бумаги.

Горожане разбивали витрины магазинов, выламывали двери и мешками выносили продовольственные и промышленные товары.

Толпа разграбила новый универмаг. Обезумев, все бросились к витрине, начали её разбивать и вытаскивать остатки стекла. Сзади напирали, давили первых, слышались стоны придавленных и порезанных толстыми осколками стекла.

А внутри зачиркали спичками и вскоре стали выносить тюки сукна, кипы одежды, обуви, затаптывая упавших слабых.

Но не все поддавались панике. Как рассказывала Зое одна из подруг, её отец на орловском телеграфе работал до полудня 3 октября.

Сидел он с сотрудниками на работе и вдруг телеграмма из Кром – немцы в Кромах, едут в сторону Орла. Они кинулись звонить начальству – а никого уже нет.

Тогда сами решили что делать. Притащили из подвала кусок арматуры – разбили всё оборудование и побежали домой прятаться.

Когда выбегали из здания, по улице ехали первые немецкие мотоциклисты.

3 октября 4-я танковая дивизия, около шести часов вечера, захватила Орёл. Это дало немцам возможность получить добротную шоссейную дорогу и овладеть важным железнодорожным узлом и развязкой шоссейных дорог, эти коммуникации должны стать базой для их дальнейших действий. Гитлер считал Орёл важнейшим плацдармом и хотел его сделать центром оккупированной территории России.

Захват города произошёл для руководства Орла настолько неожиданно, что, когда германские танки вступили в Орёл, в городе ещё ходили трамваи.

Когда стало ясно, что немцы уже в городе, людей, прежде не веривших в возможность оккупации, охватила паника.

Горожане начали бросаться в бегство. Они бежали толпами в двух направлениях – на север, то есть на Москву, а также на восток, в сторону Ельца.

Из окон госпиталя на Комсомольской улице, раздетые и босые, выпрыгивали раненые красноармейцы и присоединялись к потоку беженцев.

Большая группа военнослужащих на костылях, с загипсованными бёдрами, ступнями, едва переступали с костылей на пятки, морщась от боли, двигались в общей толпе.

Кальсоны на них держатся на одной пуговичке, рубахи на костылях задирались.

Группа раненых несла руки на подпорках с согнутыми, выставленными вперёд локтями. Они шли друг от друга на расстоянии, чтоб подпорками не задеть друг друга.

Двое раненых с перебинтованными головами, глазами вели за руки такого же, перевязанного до самых глаз, товарища. Боец останавливался, дул на культю руки. Друзья ждали его, не уходили.

Двое раненых в шинелях поверх белья, обнявшись за плечи, удерживали красноармейца с вялыми перебинтованными ногами.

Медичка в белом халате и чепчике на себе тащила обнявшего её за плечи раненого бойца с одной ногой.

Мимо следовали доверху загружённые вещами грузовики с эвакуирующимися.

Никого из беженцев, включая раненых красноармейцев, они не принимали. На кузовах машин сидели женщины, дети. Стояло впритык к кабинке пианино.

Скорей всего это семьи военных. На каждой машине сидел ещё и красноармеец с ружьём.