Отец Толика дядя Федя работал в бане пространщиком. Что значит это слово – я не выяснил до сих пор, знаю только, что дядя Федя сторожил в бане одежду клиентов, подавал желающим полотенце, похлопывал по спине и приносил из буфета пиво в стеклянных кружках. За это он получал в зависимости от объема услуг и щедрости клиента десять-пятнадцать копеек. Некоторые давали больше, но таких было мало. Он работал через день по двенадцать часов, но готов был работать и каждый день, если бы разрешили, не из любви к профессии, а из-за этих самых гривенников, которых к концу смены набиралось довольно много. Мать Толика несла эту мелочь в магазин к знакомой кассирше и обменивала на бумажки, а когда бумажек набиралось достаточно, дядя Федя шел в сберкассу и делал очередной вклад.
– А много у твоего отца денег? – спросил я у Толика.
– Много, – вздохнул Толик. – Я точно не знаю, но там, наверное, машины на три уже наберется. И все мало ему. Я получку принесу, он все до копеечки пересчитает и по расчетной книжке проверит. А чуть недосчитается – сразу по шее.
– А как же ты на мотороллер собираешь? – спросил я.
– Выкручиваюсь, – сказал Толик. – Я говорю, что мастеру даю по десятке с каждой получки… Слушай, – оживился он, – а ты своего отца не спрашивал, сколько вот поэты или писатели зарабатывают?
– Не спрашивал. А зачем тебе?
– Так просто. Мне один чудак говорил: рубль за строчку. Это можно, знаешь, сколько строчек написать!
– Сколько? – спросил я.
– Много, – ответил Толик и остановился. – Что это там такое?
На спортплощадке во дворе красного кирпичного здания школы возле турника толпились какие-то люди.
– Может, соревнования? – предположил я.
– Не похоже, – усомнился Толик. – Пошли, поглядим.
Мы подошли ближе. Там к турнику было подвешено какое-то сооружение из арматурной проволоки, как я потом понял – макет купола парашюта. От купола шли стропы, соединявшиеся у брезентовых лямок с блестящими замками. Возле турника толпилось человек пятнадцать ребят нашего с Толиком возраста. Рядом на параллельных брусьях возвышался худощавый человек лет тридцати (по нашим тогдашним представлениям, пожилой), в кожаной куртке на молниях и в старой летной фуражке с облезлой кокардой. К куртке у него был прикручен большой значок с изображением белого парашюта на синем фоне. Наискось через значок шла блестящая металлическая цифра «600», а на цепочке болтался еще треугольник, и там тоже было выцарапано какое-то число – не то «15», не то «45», я точно не разглядел.
Человек этот сидел на одном брусе и упирался левой ногой в противоположную стойку, удерживая равновесие. Мы с Толиком сразу догадались, что это инструктор по парашютному делу. Догадаться было, конечно, нетрудно.
Держа в руках авторучку и раскрытый блокнот, инструктор следил за ребятами, которые поочередно влезали в лямки, разворачивались влево, вправо и спрыгивали на землю, уступая место следующим по очереди.
– Следующий! – выкрикивал инструктор и отмечал в блокноте очередную фамилию.
Когда мы подошли, в лямках болтался высокий парень в клетчатой ковбойке. У него были очень длинные ноги, и парень поднимал их, чтобы они не волочились по земле.
– Развернись влево, – скомандовал инструктор.
Парень положил на грудь правую руку, потом левую, потом, подумав, поменял их местами, потянул лямки на себя, и его длинное неуклюжее тело послушно повернулось влево.
– Вправо, – сказал инструктор. – Да побыстрей. Если ты и в воздухе будешь так долго соображать, тебе до самой земли времени не хватит.
– Что это вы делаете? – шепотом спросил Толик у остроносого парня в синем берете.
– Тренируемся, – тоже шепотом ответил парень. – Прыгать с парашютом будем.
– С турника, что ли? – насмешливо спросил Толик.
– Почему ж с турника? С самолета. Нас от военкомата направили, – сказал парень и пошел к турнику, потому что подошла его очередь.
Пока он разворачивался вправо и влево, Толик зашел сбоку и внимательно наблюдал. Парень расстегнул лямки и сполз на землю.
– Следующий, – сказал инструктор.
Следующих не оказалось.
– Все, что ли? – спросил инструктор.
– Как все? А я? – неожиданно сказал Толик.
– А чего ж ты стоишь? – рассердился инструктор.
– Задумался, – объяснил Толик.
Он стащил с себя транзистор, сунул его мне и вышел вперед. Влез в эти лямки, застегнул замки и стал болтать ногами, ожидая указаний инструктора.
– Не болтай ногами, – строго сказал инструктор. – Это тебе не качели. Развернись влево.
Толик решительно потянул за обе лямки, но у него почему-то ничего не получилось, и он стал раскачиваться, пытаясь развернуться.
– Ты что? – закричал инструктор. – Не знаешь, как разворачиваться?
– Забыл, – сказал Толик, глядя на инструктора.
– Если забыл, надо спросить. В воздухе спрашивать будет некого. Положи левую руку на грудь. Сверху правую. Берись за лямки. Тяни. Теперь вправо.
Вправо у Толика получилось совсем хорошо.
– Молодец, – похвалил инструктор. – Слезай. Как фамилия?
– Божко, – четко сказал Толик.
– Божко? Что-то я такой фамилии не помню.
– Пропустили, – нагло сказал Толик.
– Да? – Инструктор покорно пожал плечами и oтметил что-то в блокноте. – Может быть. Есть еще кто-нибудь?
Толик стал мне усиленно подмигивать и призывать знаками последовать его примеру, и мне очень хотелось поступить так же, как он, но я не решился.
Инструктор спрятал блокнот и ручку в карман и спрыгнул на землю.
– Сегодня в три часа ночи чтобы все были на бульваре у кинотеатра «Восход». Ровно в три придет машина, поедем прыгать. Ясно?
– Ясно! – нестройным хором закричали парашютисты.
– Можете расходиться, – сказал инструктор и первым направился к выходу.
Мы вышли на улицу. Я отдал Толику транзистор, он его на плечо вешать не стал, а держал в руках и размахивал. Потом он его включил и стал размахивать еще больше. Передавали Эдиту Пьеху по заявкам передовиков Саратовской области.
– Выключи ты его, – попросил я. Настроение у меня было паршивое.