ловят их тростинки
на свои запястья.
Лес укрыт листвою
мёртвой по колено.
Скошенной ботвою
пахнет ошалело.
Солнце одичало —
прячется за тучи.
Небо прокричало
голосом плакучим.
Острым уголочком
рея над равниной, —
в небе край платочка
машет журавлиный.
Шелест трав отзвеневшего лета
Шелест трав отзвеневшего лета
на осенний настроит мотив
чувств оркестр, тоску прекратив,
и прочувствует весь коллектив
шелест трав отзвеневшего лета.
Как подобье златого браслета,
на берёзе блестит желтизна,
не приметна ветвей кривизна,
привлекает скорей кривизна
шелест трав отзвеневшего лета.
Вся планета шелками одета,
позолотой горят кружева,
и ослабла души тетива,
и внимает она чуть жива, —
шелест трав отзвеневшего лета.
И осенняя катит карета
по лесам, по горам, по лугам,
и созвучен ночным жемчугам,
близ луны закатившим вдруг гам, —
шелест трав отзвеневшего лета.
Даровать мелодичность куплета
обещаю взамен сентябрю!
Но пусть с травами вместе сгорю, —
так приятен теперь звонарю
шелест трав отзвеневшего лета.
Осенние акварели – 1
Парад осенних акварелей
продемонстрировала нам
природа, дабы лицезрели
живой пейзаж по сторонам,
изваянный бессмертным гением
неповторимого Творца.
За исчезающим мгновением —
бег кисти тщетен иль резца,
рукою грешной управляемый,
а посему немудрено, —
сознанием запечатляемый
в этюде миг не воплощаем, но
живую гамму акварелей
палитра осени несёт,
мы лишь проводим параллели
меж сущим и сакральным. Чёт
и нечет живо чередуются
в движенье вечном без конца,
и в комбинации красуются
натуры – взяты с образца:
вот лист берёзовый средь осени
парит вне времени, движим
порывом грёз на фоне просини;
как этот миг непостижим!
Осенние акварели – 2
Летят года к закату жизни.
Ах, осень, ты меня настигла! —
построенный на экстремизме,
режим насильственно воздвигла.
Сплошь угнетённые тобою
печаль души запечатлели:
грехи фатального разбоя
в осенней пишут акварели.
И красок яростная гамма
на склоне лет вполне понятна,
судьбы фактическая драма,
однако, крайне неприятна.
На мрачном фоне золотое…
– сей оттиск траурной каймы
в венке над скорбною плитою
повеял холодом зимы.
Но утешать меня не надо —
сражался в жизни сколько мог,
теперь достойная награда —
холмами злат у моих ног.